— Помнишь выпускной?
Я улыбаюсь.
— Да. Помнишь платье Ди-Ди?
Он смеется. Потому что Долорес была оригинальной модницей — даже тогда. Леди Гага просто отдыхает по сравнению с ней. Ее платье было белым и накрахмаленным, как и балетная юбка. По нему шла тесьма со сверкающими огоньками. Было довольно мило.
До тех пор, пока оно не загорелось.
Ее пара, Луи Дарден, потушил его из чаши, в которой был газированный Кулэйд. Остаток вечера она была вся липкая и воняла, как затухший костер.
Мы продолжаем окунаться в воспоминания.
— Помнишь последнее лето перед выпускным классом?
Грудь Билли дрожит, когда он смеется.
— Только не мое самое сокровенное.
Это был последний день школы — внутри нашей школы, в которой не было кондиционеров, стояла ужасная духота. Но директор Кливс отказался отпустить нас пораньше. Так что Билли включил пожарную тревогу.
Как раз в том коридоре, где стоял директор.
За ним последовала погоня, но ему удалось сбежать. Тогда директор позвал его по громкой связи. Билли Уоррен, пройдите в главный офис. Немедленно.
— Я знаю, что я не семи пядей во лбу, но неужели они думали, что я до такой степени идиот, что и правда, приду?
Я смеюсь Билли в рубашку.
— И в первый же день в школе на следующий год, Кливс схватил тебя за рукав «Мистер Уоррен, останетесь сегодня после уроков».
И его оставили, в качестве наказания.
Билли вздыхает.
— Хорошие времена.
Я киваю.
— Самые лучшие.
И когда слова о любимых песнях и любви, которая никогда не заканчивается, вращаются вокруг нас, я закрываю глаза. Билли прижимает меня к себе покрепче.
Видите, к чему все идет? Я нет.
— Я скучал по этому, Кэти. Скучаю по тебе.
Я не отвечаю, но мне приятно это слышать. А еще приятнее, когда вот так прижимают.
Быть желанной.
Уже долгое-долгое время я не испытываю к Билли ничего, кроме дружеской привязанности. Но это не значит, что я позабыла. Девчонку, которой была. Той, которая думала, что нет ничего милее, чем смотреть в глаза Билли Уоррена. Ничего более романтичного, чем слушать, как он поет. Ничего более веселого, чем кататься в его машине поздно ночью, после комендантского часа.
Я помню это чувство, какого это — любить его. Даже если так я его больше не люблю
Я поднимаю взгляд к лицу Билли, когда он тихонько напевает слова песни. Мне.
Оглядываясь сейчас назад, я не уверена точно, кто куда наклонился, кто сделал первое движение. Все, что я знаю, это в одну минуту мы танцуем посреди скейтинг-ринга… и в следующую — Билли меня целует.
И уже через секунду, я целую его в ответ.
Глава 12
Поцелуй с Билли… приятный. Знакомый. Сладкий.
Это как найти свой кукольный домик у родителей на чердаке. Вы смотрите на него и улыбаетесь. Прикасаетесь рукой к балкончику и вспоминаете, как вы проводили время в выдуманном мире. Ностальгия. Часть вашего детства.
Но эта часть осталась позади. Потому что теперь вы выросли.
Так что не важно, как дороги эти воспоминания, вы не наберете себе яблочных пирогов и сливовых пудингов и не сядете играть.
Поцелуй заканчивается, и я опускаю голову. Смотрю на рубашку Билли. Знаете такую строчку — думаю, она из песни — если вы не можете быть с тем, кого любите, любите того, кто с вами?
Очень подходит для данной ситуации.
За исключением того, что я уже люблю Билли. Слишком сильно, чтобы воспользоваться его преданностью — будет слишком использовать его, чтобы излечить свое разбитое сердце и израненное эго. Он заслуживает лучшего. Билли Уоррен не должен стать утешительным призом. И я с радостью выцарапаю глаза любой женщине, которая захочет сделать из него такого.
Однажды он сказал, что я уже не та девушка, в которую он когда-то влюбился. И как бы не тяжело это было слышать, как бы неправильно я себя от этого не чувствовала тогда, он был прав.
Я уже не та девушка.
Отрываю свой взгляд от его рубашки и перевожу на его лицо.
— Билли…
Он прижимает свой палец к моим губам, а потом нежно поглаживает их. Закрывает глаза и делает вдох. Какое-то мгновение мы стоим, не шевелясь, охваченные несколькими секундами очарования прошлого.
А потом он говорит, рассеивая все чары.
— Находиться здесь с тобой? Так хорошо. Так же замечательно, как и раньше — даже лучше. Такое чувство… будто мы прокатились на ДеЛориане. — Его рука нежно касается моего лица. — Но все в порядке, Кейт. Это было всего на минутку. И теперь мы опять вернулись в будущее. И это не значит ничего более. И ничего это не должно изменить, потому что это итак уже замечательно.
Я киваю, с облегчением. Как хорошо, что мне ничего не надо говорить, Билли и сам все знает. Что он чувствует то же самое.
— Ладно.
Он улыбается.
— Надо увезти тебя домой, пока Кэрол не спустила всех собак на твои поиски. Или еще хуже — Амелия.
Я усмехаюсь. И, держась за руки, мы уходим, оставляя роллер-скейт-ринки все эти воспоминания позади.
Через двадцать минут Билли въезжает на парковку за кафе моей матери. Мы молча сидим в его грузовике, бок о бок.
— Хочешь, чтобы я тебя проводил?
— Нет, все нормально. Я сама.
Он медленно кивает.
— Ну… между нами теперь… будет некая неловкость? Из-за двухминутного реслинга языками?
Я же говорила — у него свой подход к выбору слов.
— Нет, никаких неловкостей. Не переживай.
Ему еще нужны подтверждения.
— Ты же все еще моя девочка, Кэти?
Это он не в романтичном смысле этого слова. Он имеет в виду, что я его друг — самый лучший друг, который оказался девчонкой. Если вам вдруг интересно.
— Я всегда буду твоей девочкой, Билли.
— Отлично.
Он отворачивается и смотрит через лобовое стекло.
— Тебе, действительно, стоит подумать про Калифорнию. Было бы хорошей сменой обстановки для тебя. Расстанетесь без ссор и скандалов.
Он прав, в какой-то степени. Калифорния могла бы стать для меня чистым листом. Никаких воспоминаний. Никаких болезненных расставаний. Никаких неловких разговоров. И с моим резюме, не думаю, что у меня будут проблемы найти новую работу.
И все же… у меня в Нью-Йорке знакомые. Корни. И я не уверена, что хочу разрывать все эти связи. Так что, как и в остальных аспектах моей жизни, я понятия не имею, что делать.
Звучит, как заезженная пластинка, да? Простите.
Кладу руку на коробку передач.
— Я подумаю об этом.
А он кладет свою руку поверх моей.
— Ты все решишь, Кейт, я знаю, ты сможешь. И все наладится. Ты не всегда будешь так страдать. Говорю по собственному опыту.
Я с благодарностью улыбаюсь.
— Спасибо, Билли. За все.
Потом я выбираюсь из грузовика, а он уезжает.
После того, как даю маме знать, что я вернулась, я иду к себе в комнату. Закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной. Уставшая.
Чертовски длинный день.
Мама убралась в комнате. Не то чтобы, здесь был бардак, но все равно заметно. Подушки взбиты немного сильнее, а мой мобильный аккуратно лежит на прикроватной тумбочке. Несмотря на мой нервный срыв, он все еще работает. Пристально смотрю на цифры. Они горят. Зовут меня. Дразнят меня.
Все так просто. Всего лишь десять цифр и я могла бы услышать его голос. Прошла целая вечность с тех пор, как я слышала его голос. У меня немного дрожат руки. Как у наркомана, которому нужна доза — только попробовать.
Думаете, он поднимет трубку?
А если поднимет, думаете, он будет один?
И эта мысль убивает всякое желание. Ни за что не буду звонить.
Хотя… обычно я не прослушиваю свою голосовую почту. Обычно я смотрю пропущенные вызовы. Чищу голосовую почту еще реже.
Прокручиваю экран вниз, к нужной мне дате.
И включаю.
«Привет, малыш. Игра в гольф уже закончилась. Собирался заехать и купить чего-нибудь выпить. Ты хочешь Дом или Филиппонна? А знаешь что? Черт с этим, шампанским. Ты намного вкуснее, чем они вместе взятые. Буду дома через пять минут».
Я закрываю глаза и позволяю его словам поглотить меня. У Дрю удивительный голос. Спокойный и мягкий. Но, в тоже время, дьявольски соблазнительный. Он бы с успехом мог работать на радио.
Нажимаю другую кнопку.
В этот раз у него дразнящий тон.
«Кейт, ты опаздываешь. Скажи Долорес, пусть отваливает. У тебя есть бойфренд, который сидит в большой, полной пены джакузи, совсем один. Давай домой, милая. Я тебя уже заждался.
Если бы только это было правдой сегодня.
Есть еще, некоторые быстрые, и по делу, некоторые — по правде сказать, грязные. И я слушаю все до единого. Он нигде не говорит «Я тебя люблю», но этого и не нужно. Я слышу это в каждом его слове. Каждый раз, когда он произносит мое имя.
И я не могу понять, как все это могло случиться? Как мы до этого дошли? И сможем ли когда-нибудь вернуть все назад? Я не плачу. Больше не осталось слез. Сворачиваюсь в клубочек посреди кровати. И голос Дрю меня убаюкивает.
На следующий день, мы сидим с Билли в комнате, в задней части кафе и едим жареную картошку из одной тарелки. Он работает над новой песней, а соображает он лучше на ходу.
Видите его? Ходит с одного угла в другой, бормочет, напевает что-то и время от времени бренчит на гитаре, что висит у него на шее.
Я сижу за столом. Пытаюсь найти выход из той безнадежности, во что превратилась моя жизнь.
Когда Билли идет к двери, что ведет в зал кафе, что-то привлекает его внимание в круглом окошке. Он пятится назад.
— Вот, дерьмо.
Я поднимаю глаза.
— Что? Что не так?
Потом с шумом раскрывается дверь. Так сильно, что ударяется о стену и остается на месте — боится двинутся хоть на миллиметр. Потому что там, в дверном проходе, стоит моя лучшая подруга, своей собственной раздраженной персоной.