До настоящего момента.
Потому что, если у меня будет дочь, и ее слезы будут загонять меня в угол, как сейчас слезы Кейт? Тогда я влип по самое не хочу.
— Ладно, Кейт. Все хорошо, малыш. Не плач, сейчас остановлюсь.
Она всхлипывает. И улыбается.
— Спасибо.
Сворачиваю направо, делая разворот в неположенном месте, и заезжаю на бордюр перед магазинчиком. Потом, быстрее, чем пит-стоп на гонках, я уже опять на дороге, с кучей желанных леденцов, катающихся по заднему сиденью.
А Кейт возвращается к своему дыханию.
Х-х-х.
Ух-ух.
Х-х-х.
Ух-ух.
Потом замолкает.
— Думаешь, медсестры поймут, что у нас был секс?
Я демонстративно смотрю на ее живот.
— Ну, если только ты не собираешься заявить, что это непорочное зачатие, думаю, они хорошо себе это представляют. — Потом я жму на гудок. — Прочь с дороги, бабуля! — Клянусь, если ваши седые пышные волосенки — это единственное, что вы можете видеть через приборную доску? Вы не имеете права садиться за руль.
Х-х-х.
Ух-ух.
— Нет, ты думаешь, они узнают, что у нас был секс сегодня?
Кейт такая смешная, когда дело касается таких вещей. Как-то я проходил мимо и заметил, как она сидит на унитазе, и это был конец света. Лично я думаю, что это смешно. Но сейчас я не собираюсь с ней спорить на эту тему.
— Это же родильное отделение, Кейт, а не ЦРУ. Они не будут шарить там с ультрафиолетом, в поисках моих головастиков.
Х-х-х.
Ух-ух.
— Дааа, ты прав. Они не смогут узнать.
Кажется, эта мысль ее успокоила. Подбодрила.
Ууууух.
И я счастлив за нее. Теперь, если только я смогу избежать сердечного приступа, у нас будет все нормально.
Спустя час Кейт находится в частной палате Нью-Йоркской Пресвитерианской больницы, подсоединенная ко всяким трубочкам, которых больше, чем у девяностолетнего в реанимации. Я сажусь на стул рядом с ее кроватью.
— Ты что-нибудь хочешь? Может растереть спину? Ледяную крошку? Наркотики?
Сам бы я сейчас выпил стакан виски. Или целую бутылку.
Кейт берет мою руку и крепко ее сжимает, будто мы в самолете перед самым взлетом.
— Нет, просто… поговори со мной. — Потом голос ее становится тихим. Спокойным. — Мне так страшно, Дрю.
В груди у меня все сжимается. Никогда еще в своей жизни, я не ощущал себя таким беспомощным.
Но я делаю все возможное, чтобы это скрыть.
— Эй, все эти роды, это же проще простого. Я хочу сказать, женщины рожают постоянно. Я как-то читал, что раньше они рожали прямо в поле. Оботрут ребенка, кладут себе в рюкзак, и дальше работать. Как это тяжело, наверно?
Она фыркает.
— Тебе легко говорить. Твой вклад — одно веселье. И все. Женщинам достается больше всего.
Она права. Но женщины сильнее мужчин. Конечно, мы можем превзойти их в физической силе, но во всем остальном — психологически, эмоционально, сердечно-сосудисто, генетически — женщины гораздо сильнее.
— Это потому что Бог мудрый. Он знал, если через весь этот ужас придется пройти мужчине, человеческий род вымер бы еще вместе с Адамом.
Она усмехается.
Потом из дверей доносится голос:
— Как у нас здесь дела?
— Привет, Боби.
— Привет, Роберта.
Да — я обращаюсь к ней только по полному имени. Пост-травматический стресс? Возможно. Все что я знаю, когда слышу имя Боб? Сразу хочется вскрыть себе вены садовым ножом.
Роберта проверяет приборы в конце кровати.
— Все выглядит хорошо. У тебя раскрытие примерно три сантиметра, Кейт, так что надо еще немного подождать. Есть какие-то вопросы?
Кейт смотрит на нас надеждой.
— Эпидуральную?
Вот вам совет — не будьте мазохистами. Делайте эпидуральную анестезию. Повторю вам, на случай, если вы не расслышали: ЭПИДУРАЛЬНАЯ АНЕСТЕЗИЯ.
По словам моей сестры — это чудо лекарство. Она бы с радостью отымела того парня, кто это придумал — а Стивен, наверно, позволил бы ей. Стали бы вы дергать зуб без новокаина? Или удалять аппендикс без наркоза? Конечно, нет.
И не надо мне тут рассказывать всякую ерунду о том, что надо «прочувствовать весь процесс» деторождения. Боль есть боль — нет здесь ничего чудесного.
Это просто охренеть как больно.
Роберта лаково улыбается.
— Пойду, организую ее прямо сейчас. — Она делает кое-какие заметки на планшете, потом возвращает его на место. — Скоро вернусь, чтобы проверить, как ты. Попроси сестер отправить мне сообщение, если тебе что-то понадобится.
— Хорошо. Спасибо, Роберта.
Когда она выходит за дверь, я поднимаюсь и беру телефон.
— Хочу позвонить твоей маме. Здесь связь плохо ловит. У тебя все будет хорошо, пока я не вернусь?
Она машет рукой.
— Конечно, я никуда не денусь. Мы будем здесь.
Я наклоняюсь и целую Кейт в лоб. Потом наклоняюсь еще ниже и целую ей живот, говоря:
— Без меня не начинай.
Потом выбегаю за дверь — пытаясь догнать врача Кейт в коридоре.
— Эй, Роберта!
Она останавливается и разворачивается.
— Привет, Дрю. Как дела?
— Я нормально, нормально. Я хотел спросить тебя о частоте сердцебиения ребенка. Сто пятьдесят — не многовато ли?
Голос Роберты терпимый, понимающий. Она уже к этому привыкла.
— Это в пределах нормы. Обычно наблюдаются слабые колебания в частоте сердцебиения плода во время потуг.
Я киваю. И продолжаю.
— А давление у Кейт? Есть признаки предэкдампсии?
Знание — сила. Чем больше вы знаете, тем больше контролируете ситуации, по крайней мере, именно это я себе повторял последний восемь месяцев.
— Нет, как я тебе уже говорила вчера по телефону — и позавчера тоже — у Кейт давление не придраться. Оно было нормальным всю беременность.
Я потираю подбородок и киваю.
— А ты когда-нибудь принимала в родах ребенка с плечевой дистоцией? Потому что никогда не знаешь, что это случается, когда головка ребенка уже…
— Дрю. Я думала, мы договорились, что ты перестанешь смотреть Скорую Помощь?
Скорая Помощь должна выходить с предупреждающим знаком. Этот фильм шокирует. Если вы страдаете легкой ипохондрией или собираетесь стать родителем, готовьтесь к бессоннице уже после просмотра одного сезона.
— Я знаю, но…
Роберта поднимает руку вверх.
— Слушай, я знаю, что ты чувствуешь…
— Знаешь? — спрашиваю я резко. — Ты когда-нибудь брала всю свою жизнь и передавала ее кому-нибудь в руки и просила его позаботиться о ней? Вернуть тебе ее в целости и сохранности? Потому что именно это я сейчас и делаю. — Я провожу рукой по волосам и смотрю в сторону. И когда я снова начинаю говорить, у меня дрожит голос. — Кейт и этот ребенок… если что-нибудь когда-нибудь…
Я даже не могу закончить свою мысль, не говоря уже о том, чтобы это произнести.
Она кладет руку мне на плечо.
— Дрю, ты должен мне доверять. Знаю, это трудно, но постарайся и сосредоточься на положительном. Кейт молода и здорова — и нас полно причин считать, что эти роды пройдут без осложнений.
Я киваю головой. И логическая часть моего мозга знает, что она права.
— Возвращайся к Кейт. Постарайся насладиться тем временем, что у вас осталось. После сегодняшней ночи, вас уже будет не двое — и еще очень долго.
Я заставляю себя кивнуть еще раз.
— Хорошо. Спасибо.
Разворачиваюсь и иду назад к палате. Останавливаюсь в дверях.
Вы ее видите?
Вся в окружении подушек — зарыта в пушистое одеяло, которое мы взяли из дома по ее настоянию. Она выглядит такой маленькой. Чуть ли не маленькая девочка, которая прячется в кровати своих родителей во время грозы.
И я чувствую необходимость сказать ей эти слова — убедиться, что она знает.
— Я люблю тебя, Кейт. Все, что у меня есть хорошего в жизни; все, что действительно имеет значение — это только потому что есть ты. Если бы мы не встретились? Я был бы жалок — и, скорее всего, слишком туп, чтобы это даже понять.
Она смотрит на меня с непроницаемым лицом.
— Я рожаю, Дрю — я не умираю. — Потом ее глаза становятся шире. — Господи, я ведь не умираю, правда?
И вот, что помогает мне резко прийти в себя и перестать паниковать.
— Нет, Кейт. Ты не умираешь.
Она кивает.
— Тогда, ладно. Ну что б ты знал, я тоже тебя люблю. Люблю, что ты финансируешь будущее Маккензи, потом что ты не перестанешь ругаться. Люблю, как безжалостно ты дразнишь свою сестру, но ты убьешь любого, кто обидит ее. Но больше всего… я люблю то, как ты любишь меня. Я постоянно это чувствую… каждый день.
Я подхожу к ней и беру ее лицо в свои ладони. Потом наклоняюсь и с нежностью целую ее в губы.
Она берет мою руку и сжимает ее. А потом решительно сжимает челюсть.
— Давай сделаем это.
Оказалось, что все переживания напрасны. Потому что в 9-57 этого утра Кейт родила мальчика. И я был рядом с ней все это время. Разделяя ее боль.
В прямом смысле этого слова.
Вполне уверен, что она сломала мне руку.
Но кого это волнует? Несколько сломанных костей мало что значат — не тогда, когда вы держите трех с половиной килограммовое чудо.
Это я сейчас и делаю.
Я знаю, что каждый родитель думает, что его ребенок самый прекрасный — но будьте честными — он тот еще красавчик, вам не кажется? Клочок черных волос ровно лежит на макушке его головки. Его ручки, носик, губки — смотреть на них, все равно, что смотреть в зеркало. На его глаза, это глаза Кейт.
Он превосходен. Совершенство во плоти.
Надо признать, что родился он не совсем таким. Несколько часов назад он скорее напоминал орущего общипанного цыпленка.
Но он был моим орущим общипанным цыпленком, он все равно был самым красивым на свете.
Это нереально. Обожание. Почитание, которое просто переполняет, на него смотреть даже больно. Я люблю Кейт, больше жизни. Но на это потребовалось время. Я постепенно