— Позвольте мне сперва с ними побеседовать, — сказал Эд Гроб.
— О’кей, попытайся.
Эд Гроб двинулся ко входу в бар, который охранял белый патрульный.
Могильщик вопросительно смотрел на белого мужчину в гражданском, который протиснулся в круг полицейских, стоящих вокруг неподвижной фигуры на асфальте.
— Это мистер Зазули, — объяснил лейтенант Андерсон. — Он оказался тут сразу же после перестрелки и позвонил в участок.
— Что он видел? — спросил Могильщик.
— Когда я подоспел сюда, все разбегались, — сказал мистер Зазули, быстро мигая глазами, увеличенными толстыми линзами очков в роговой оправе. — Два человека лежали прямо тут же, где вы их видите, и вокруг ни признака полиции.
— Он бухгалтер в Блюминстайне, — пояснил лейтенант Андерсон.
— Он слышал выстрелы?
— Конечно, я слышал выстрелы. Это звучало как Вторая мировая война. И ни одного полицейского в помине, — круглое лицо мистера Зазули выглядывало из мохерового шарфа с выражением крайнего возмущения. — Где же была полиция, я спрашиваю вас?
Могильщик казался смущенным.
Никто не ответил мистеру Зазули.
— Я собираюсь написать жалобу, — добавил свидетель.
В это время из темноты раздался пронзительный звук сирены.
— Прибыла «скорая», — с облегчением сказал лейтенант Андерсон.
Красный глаз санитарного фургончика приближался к ним по 125-й улице со стороны Ленокс-авеню.
Могильщик прямо обратился к мистеру Зазули:
— И это все, что вы видели?
— Что ты хочешь, чтобы он увидел? — ухмыльнулся Хаггерти. — Взгляни на его стекла.
«Скорая» остановилась возле патрульной машины, и полицейские стояли молча, пока врач осматривал пострадавшего.
— Можете вы дать ему что-нибудь, чтобы он пришел в себя? — спросил лейтенант Андерсон.
— Что дать ему? — переспросил врач.
— Ладно, оставим… Когда он будет в состоянии говорить?
— Выражайтесь осторожнее, инспектор. Возможно, он в сознании.
— Я вижу, вы собираетесь быстро преуспеть, — прокомментировал Андерсон.
Никто больше не проронил ни слова до тех пор, пока носилки с Каспером Холмсом не задвинули в фургон и «скорая» двинулась с места.
Андерсон взглянул на свои часы.
— Люди из Хомисайда уже должны быть здесь, — сказал он озабоченно.
— При такой погоде трупы не протухнут, — заметил Хаггерти, поднимая воротник пальто и поворачиваясь спиной к ледяному с моросью ветру.
— Пойду посмотрю, как там Эд управляется, — сказал Могильщик и неспешно двинулся ко входу в «Париж-бар».
Когда Эд Гроб вошел в «Париж-бар», никто даже не взглянул в его сторону.
Это была длинная узкая комната с баром, тянувшимся на всю левую ее сторону и занимающим половину пространства. Посетители сидели на стульях у стойки или стояли; столов здесь не было.
Обычно в субботнюю ночь здесь собирались толпы молодых людей, разодетых как павлины, в ярких разноцветных шапках — голубых и серебряных, золотых и пурпурных, нахлобученных поверх набриолиненных волос, только что уложенных парикмахером, берущим по семь долларов за укладку. И большие, сильные, грубого вида мужчины, восхищающиеся ими. Но ни одной женщины в зале не было.
Эд Гроб не был моралистом. Но их сплоченное недоброжелательство ко всем посторонним действовало ему на нервы.
— А ну-ка прекратить все разговоры, — загремел он от входа.
Никто не вымолвил ни слова.
Все до единого человека уставились в свои стаканы так, словно участвовали в состязании на звание лучшей из трех мудрых обезьян: ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не говорить. Состязание проходило в мертвой тишине.
Три бармена протирали стаканы с таким отсутствием усердия и тщательности, что могло бы грозить им всем занесением в черный список союза барменов.
Эд Гроб начал раздувать жабры. Его взгляд угрожающе скользил по лицам посетителей бара, отыскивая кандидата, с которого лучше всего начать. Но все они одинаково замерли в молчании.
— Не пытайтесь втягивать меня в этот негласный договор, — предупредил Эд Гроб. — Мы, дескать, черный народ все заодно.
Кто-то сзади тихонько хихикнул.
Белый коп в униформе, охранявший задний выход, смотрел на Эда с каменным лицом.
Заплатки на лице Эда Гроба начали подергиваться от ярости.
Он сказал в спину парню, сидевшему на первом стуле:
— Ну хорошо, парнишка, начнем с тебя. Откуда они пришли?
Молодой человек, похожий на девушку, продолжал глядеть в свой стакан так, словно был глухонемым. Рассеянный свет в баре придавал его мягкому коричневому лицу выражение глубокой задумчивости. Его люминесцентное серебряное кепи причудливо мерцало словно болотный огонь.
Перед ним стоял высокий стакан с хайболлом из темного рома с полоской гренадина посредине, напиток назывался «Джозефина Бейкер», и молодой человек вглядывался в него столь пристально, что, появись на дне стакана сама Бейкер, совершенно обнаженная, он не смог бы уделить ей большего внимания.
Эд Гроб грубо схватил его за плечо и развернул к себе лицом.
— Куда они ушли? — повторил он скрипучим голосом.
Молодой человек смотрел на него большими карими глазами, которые, казалось, были неспособны понимать что-либо, кроме любви.
— Ушли, сэр? Кто ушел? — прошепелявил он.
С внезапно перекосившимся от гнева лицом Эд Гроб левой рукой сшиб юношу с высокого стула. Тот отлетел к стене, ударился о нее и неподвижно замер.
Все глаза повернулись вслед за ним и вернулись обратно к Эду Гробу. Юноша пострадал не так сильно, как притворялся. Но он счел за лучшее остаться лежать на месте.
Эд Гроб посмотрел на следующего парня в ряду у стойки. Это был человек постарше, одетый более консервативно. Ответ сорвался с его губ еще до того, как был задан вопрос.
— Они ушли на запад, это вниз по 125-й улице, я не имел в виду Калифорнию.
Лицо Эда Гроба выглядело столь ужасным, что человек проглотил комок в горле, прежде чем смог продолжить:
— Они были в черном «бьюике»-седане. Их было трое. Один вел машину, а два других грабили.
Он перевел дух.
— Ты видел их права?
— Права? — он взглянул на Эда Гроба так, словно тот оскорбил его мать. — Как я мог видеть их права. Они выглядели как настоящие копы, когда подъехали, и к тому же, думаю, что они и на самом деле могли бы быть настоящими копами.
— Копами! — Эд Гроб замер.
— А когда они уезжали, я, как и все остальные, лежал на полу.
— Ты сказал, что они были копами!
— Я не имел в виду, что они действительно были копами, — торопливо поправился парень. — Я имел в виду, что они выглядели как копы.
— В униформе? — Эд Гроб был напряжен, как трос подъемного крана, и его голос превратился в скрипучий шепот.
— А откуда еще я узнал бы, что они были похожи на копов. Я не имею в виду вас, сэр, — счел нужным добавить парень с любезной улыбкой. — Здесь в округе всякий знает, что вы человек, независимо от того, во что вы одеты. Все, что я имел в виду, это то, что эти копы были одеты в полицейскую форму. Конечно, у меня не было никакой возможности узнать, были ли они копами или нет. Само собой, я не собирался просить у них, чтобы они показали мне свои значки. Все, что мне известно, это то, что я видел, и они…
Эд Гроб крепко задумался. Он прервал парня:
— Цветные?
— Двое из них. Один был белый.
Грабители, переодетые копами. Эд Гроб пытался вспомнить, когда в последний раз кто-то работал подобным образом в Гарлеме. В основном, это были дела далекого прошлого.
— На кого он был похож?
— Похож? Кто похож?
Эд Гроб столь сильно углубился в свои мысли, пытаясь разгадать загадку, что забыл про парня. Его взгляд всплыл из глубины и с трудом установил фокус.
— Белый человек. Не начинай хитрить со мной.
— Точно так, как я сказал вам, босс, он был похож на копа. Вы знаете, как это бывает, босс, — добавил он лукаво, доверительно подмигнув Эду Гробу. — Все эти белые копы выглядят точно так же.
Но сейчас Эд Гроб был не в состоянии для шутливых перемигиваний.
— Слушай, подонок, это не развлечение, это убийство, — сказал он.
— Не смотрите на меня так, босс. Это не я. Я не убивал, — сказал парень, поднимая руки в комической пантомиме, словно защищаясь.
На самом деле он не ожидал удара, но получил его. Кулак Эда Гроба, отбросив его руки, ударил его в левое ухо, и шутник, слетев со стула, присоединился к юноше, лежащему на полу.
Посетители в ужасе забормотали. Теперь Эд Гроб полностью завладел их вниманием.
Следующий парень в ряду стоял. Это был громадный грубого вида черный человек в кожаном пиджаке и феске. Но внезапно он почувствовал, что он слишком велик для этой ситуации, и безуспешно пытался съежиться и сделаться меньше.
Эд Гроб измерил его налитыми кровью глазами.
— Ты тоже входишь в лигу? — прошипел он сквозь сжатые зубы.
— Лигу? Н-н-нет, босс. Я имею в виду, если это плохая лига, то я не вхожу в нее.
— В лигу ничего не знающих.
— Нет, я не вхожу, босс, — громадный детина ощерил рот, полный зубов, словно доказывая, что он не принадлежит ни к какому обществу, кроме лиги дантистов. — Я не пытаюсь что-нибудь от вас утаить. Я расскажу вам все, что видел, клянусь Богом. Конечно, это не очень много, но…
— Ты видел, как застрелили двух человек?
— Я слышал это, босс. Оттуда, где я находился, ничего не было видно.
— Три человека, переодетые полицейскими…
— Я не видел никого, кроме тех двух, босс.
— …ограбили человека у всех на виду прямо перед этим заведением.
— Я бы не мог присягнуть, что это так, босс; я этого не видел.
— Что они захватили?
— Захватили? — парень выговорил это слово так, как будто оно было ему незнакомо.
— Взяли.
— Взяли? Если они и взяли что-нибудь, босс, я этого не видел. Я думал, что они — всего лишь копы, выполняющие свою грязную работу.
Эд Гроб так и взвился.
Правой рукой он нанес детине хук в солнечное сплетение, отчего тот разинул рот, глотая воздух, и скрючился пополам. Феска свалилась с его головы. Эд Гроб сгреб шею детины мощным захватом, рванул его голову вниз и с размаху ударил в лицо правым коленом. Это был отличный прием: колено должно было размозжить нос парня и заполнить его голову взрывающимися звездами. Срабатывал прием в девяти случаях из десяти. Но рот большого детины был все еще открыт после удара в солнечное сплетение, и его зубы впились в колено Эда Гроба как зубья медвежьего капкана.