— Все, что я делала, было плохо. Прежде всего я чувствую, что поступила вероломно по отношению к Джеку. Изменила ему.
— Ты имеешь в виду… ты хочешь сказать, что тот парень, Фарго…
— Нет. Фарго — всего лишь неприятный инцидент. Я имею в виду, что ничего не рассказала Джеку… правду для начала.
— Не беспокойся из-за этого.
— Ведь причина, по которой я ничего ему не рассказывала, — такое ребячество! Глупость! Теперь только я понимаю это. Мне казалось, что последнее время Джека больше интересует казино, а не я. Моя первая ошибка — это позволить Вивьен уговорить себя пойти к Барнхоллу. Но я считала, что он сможет помочь мне… объяснить, чем я не угодила Джеку.
— Черт возьми, ты ни на секунду не обманула его ожиданий!
— Тогда не рассказывай ему о тех людях из правительства или как они там называются… Мне кажется, что я поступила довольно подло — даже с ним.
— Выкинь это из головы, Элен! Давай немедленно попытаемся во всем разобраться. Сегодня ведь твой первый день в «Уолдене», не так ли?
— Да.
— Как происходила подготовка к твоей работе?
— Все так запутано… У меня какие-то провалы в памяти. Я не осознаю времени. Часы… выбиты… украдены из моей жизни, так что я не могу отдать себе в них отчета. Думаю, отказываюсь верить, что действительно нахожусь под чьей-то властью, ибо это доказывало бы мою слабость.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я лежала там, на кушетке Барнхолла, — и во всем подчинялась ему.
— Ты ошибаешься, дорогая! Слабость не имеет к этому никакого отношения. Во время войны очень сильным физически мужчинам прочищали мозги и гипнотизировали их. С тех пор у них новые методы, а этот Барнхолл чертовски опытен.
— Сейчас для меня многое начинает проясняться. Но не совсем. Однако я могу вспомнить достаточно, чтобы начать сомневаться в своих прошлых поступках.
— Вот это нам и нужно, — искренне сказал Мэлони. — Теперь о сегодняшнем дне. Я многое могу рассказать тебе. Было запланировано, что ты вынесешь из лаборатории некую информацию, и то, что случилось сегодня, было, в некотором роде, генеральной репетицией. Ты помнишь что-нибудь из этого?
— По-моему, не очень много. Я пришла в «Уолден», и Фарго показал мне мое рабочее место. Напечатала несколько писем. Встретилась с Попом Уорнером, курьером, с мисс Пенроуз, профессором Водсвортом и его помощником по имени Феликс Бассетт.
— Пока все довольно ясно.
— Мне показалось, что я не угодила мисс Пенроуз, но потом Поп Уорнер принес мне еще одну пленку. На ней говорилось… говорилось… не помню.
— Эта пленка снова установила контроль над тобой.
— Наверное, да, но там было что-то еще. Я помню достаточно много про то состояние, в котором находилась, и знаю, что всегда после «установки» у меня появлялось неудержимое желание идти в офис Барнхолла. Я уверена, что всегда шла именно туда. Однако на этот раз все было по-другому. Что-то по поводу свадьбы, и я хотела приготовиться к ней… однако и не только к ней.
— Постарайся вспомнить.
— Там было что-то, имеющее отношение к старому отелю.
— «Грэймору»? Он довольно старый.
— Нет, не старому отелю, старому ТЕАТРУ. Да. Старый театр и НОВЫЙ отель. — Элен провела дрожащей рукой по глазам. — Ох, я не могу вспомнить.
— Я обнаружил тебя в офисе Барнхолла.
Мэлони чуть не сказал: «Я обнаружил тебя с ножом в руке сразу после того, как ты убила Барнхолла», — но не осмелился. Он пристально наблюдал за ее реакцией на его заявление. Никакой реакции не было.
— Да, я это смутно припоминаю. Но было что-то еще — какое-то другое место. Я уверена, что побывала там — это не просто сон — какое-то огромное пустое здание с отличной акустикой, где пел Карузо.
— Ты слышала, как он пел?
— Нет. Это, кажется, было написано на зеркале. Тем не менее я страшно испугалась. Не знаю, где находится это место и почему я там оказалась.
— Но ты думаешь, что оно имело какое-то отношение к указанию принять тебя на работу в «Уолден».
— Уверена, что это так.
Элен, закрыв глаза, обессиленно откинулась на спинку стула. Мэлони смотрел на нее. Он относился к ней со смешанным чувством. У бедняжки не было ни малейшей мысли, что она совершила убийство. И он пришел к твердому решению, что она никогда не разберется с этим, если ему не удастся помочь ей.
Но у него не было большой надежды на это. Его врожденный оптимизм и энергия почти иссякли. У любого человека есть какой-то предел, дойдя до которого они могут истощиться. Черт возьми, он бегал целый день, пытаясь увеличить разрыв, отделяющий их от несчастья, только для того, чтобы в конце концов обнаружить, что несчастье произошло, и понять, что надеяться можно только на себя.
Элен Джустус — убийца.
Мэлони несколько секунд дал отдохнуть своему мозгу, затем сразу же начал планировать защиту Элен. Выбор присяжных — вот где сложность. Надо найти двенадцать абсолютно подходящих людей. Посмотрим, понадобится ли в данном случае как можно больше женщин. Нет, наверное, лучше, если жюри будет пропорциональным. Если бы ему удалось тайком подобрать несколько человек, которые считали психиатрию чудачеством, а всех психиатров — потенциальными насильниками…
Внезапно Элен открыла глаза.
— Вивьен Коновер собиралась выйти замуж.
— То есть?
Взгляд Элен помрачнел.
— Или, по крайней мере, мне так показалось. Но…
Весь долгий день Мэлони не имел времени и возможности, чтобы забежать в туалет. Медленно поднявшись, он сказал:
— Должно быть, это каким-то образом связано с ключевыми словами, которые употреблялись, чтобы загипнотизировать тебя, — КОНФЕТТИ и ЖЕЛТАЯ ЛЕНТА. Я сейчас вернусь, дорогая.
Мэлони вышел. В туалете он сполоснул лицо и руки, чтобы окончательно прийти в себя, а также оправдать полдоллара, которые он вручил служителю.
Вернувшись за столик, адвокат увидел, что Элен нет. Он предположил, что она в дамской комнате, и стал ждать ее. Но спустя некоторое время он осознал, что она не вернется.
Даже тогда, когда он бормотал себе: «Мэлони, ты врожденный идиот!», он понимал, что осмотр дамского туалета будет лишь потерей времени. Кинув на столик деньги, он выбежал к автомобильной стоянке. Машины Элен на месте не оказалось. Произнеся своим болтливым ртом слова конфетти и желтая лента, он услал ее Бог знает куда…
Это было огромное просторное гулкое помещение, но приближалась ночь, поэтому оно было также темным, мрачным… и угрожающим. Как и в первый раз, Элен вошла туда через покосившийся дверной проем, но когда она оказалась внутри, то пошла увереннее и решительнее — как сомнамбула — несмотря на темноту.
Какой-то голос выкрикнул:
— Ты где?
Однако более громкий голос внутри Элен спрашивал: почему я здесь? — и она оставалась безмолвной.
— Сюда! Сюда… — указывал голос, звучащий наяву.
Элен пошла вперед. Над оркестровой ямой она обнаружила мостик и перешла через него на сцену. Там она остановилась, неспособная двигаться дальше. Борьба в ее мозгу возрастала. Та ее часть, которая сомневалась в реальности происходящего, сомневалась в этом все больше и больше. И появился страх.
— Я… не понимаю…
— Тебе и не надо ничего понимать. В этом нет необходимости. Тебе не страшно. Иди, как шла прежде.
Элен не могла произнести ни слова в этом огромном резонирующем помещении, откуда доносился голос. Смутно Элен осознавала, что кто бы ни звал ее, она не понимала куда, и не понимала, где она находилась.
ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ?! ПОЧЕМУ Я СЮДА ПРИШЛА?!
— Не могу! — вслух произнесла она. — Я не знаю дороги.
— Ты знаешь дорогу.
Элен остановилась. Она не могла идти вперед и не могла отступить. Когда это состояние стало невыносимым, она собралась с духом и уже спокойно перешла узкий мостик над оркестровой ямой. Она знала, что внизу находилась яма, однако автоматически под воздействием внушения, подавляющего ее, двигалась в одном направлении, в темноту.
— Оставайся там, где стоишь! — неожиданно приказал голос.
Элен стояла и ждала. Откуда-то донесся едва различимый звук шагов, и она услышала приглушенное проклятье. Это проклятье было подобно вспышке реальности, неожиданно ворвавшейся в ее смутный сон и в ее разум, поглощенный этим сном. Теперь страх в ее мозгу увеличился.
Шаги раздавались над ней, где-то наверху узкой лестницы, которая вела к гримерным. Элен свернула налево и вслепую нащупала кулисы, где она должна была находиться. Она добралась бы до них, если бы не споткнулась в темноте и не упала.
Поднявшись, Элен не направилась дальше. Она ощущала приближение непосредственной опасности, словно оказалась на краю пропасти. Попыталась отступить и в нерешительности застыла на месте.
В этот момент через темноту пробился свет, но очень тусклый. И Элен услышала, как кто-то глухо выругался. Наконец человек, находившийся с ней в этом жутком месте, нашел выключатель.
Однако лампочки, которые он включил, располагались очень далеко, были слабыми и покрытыми густым слоем пыли. Их свет частично разрывал тьму, но оставались огромные затемненные промежутки. Этому человеку был нужен не только выключатель, и, когда Элен посмотрела вниз в черную пещеру оркестровой ямы, он снова выругался.
Разум Элен немного прояснился. Она отскочила назад, резко повернулась и побежала прочь из этого ужасного места. Очевидно, это заметили, поскольку голос прокричал:
— Подожди! Подожди!
На этот раз другим тоном. Прежде всего в голосе прозвучал приказ и раздражение, словно человек понял, что Элен успешно вышла из-под его контроля.
— Остановись! Черт тебя побери!
Раздался шум бегущих ног откуда-то сверху сцены. Но Элен не стала ждать. Она стремительно забежала за кулисы, отыскала лестницу и бросилась вверх по ступеням.
Еще один лабиринт тусклых коридоров возник перед нею. Этот лабиринт приводил в замешательство, также как и шум приближающихся к ней шагов.
Элен, ничего не видя, как слепая, бежала вперед.
Голос ее преследователя теперь стал резким и угрожающим.