Рано или поздно это наверняка произошло бы и без Макса, но их встреча пришлась как раз на тот возраст, когда ощутить всю полноту жизни и осознать в ней себя становится для человека жизненно необходимым.
Артём прямо сказал родителям, что устал от музыки и хотел бы сделать перерыв. После чего разразился такой дикий скандал, что он поклялся больше никогда не брать в руки виолончель.
Его держали по несколько дней взаперти, запрещали видеться с Максом, приглашали различных методистов и психологов. Но чем больше принуждали, тем сильнее разгорался огонь сопротивления. Артём сбегал из дома, ввязывался в неприятности и творил всякие глупости с одной лишь целью — заставить родителей признать его право на свободу.
Возможно, такое и сработало бы, если бы они любили сына больше, чем собственные амбиции. Мать с отцом упорно требовали возвращения «звёздного мальчика», а к его бунту относились исключительно как к личному оскорблению.
Через три года стало ясно, что изменить уже ничего нельзя — они стеснялись и ненавидели собственного сына за разрушенные ожидания. Артём же платил им полным отказом подчиняться и отвязным поведением.
Родители Артёма погибли, когда ему было шестнадцать. Страшная трагическая история, в один день превратившая их обоих с Максом в сирот.
Артём был передан на попечительство близкого друга семьи, а Макса отправили в детский дом, откуда спустя время он благополучно сбежал. С тех пор они стали окончательно неразлучны и пустились во все тяжкие: искали азартные и рисковые приключения, ввязывались в потасовки, напивались, снимали провокационные ролики для Ютуба, неоднократно попадали в полицию и засветились на всех безбашенных вечеринках «золотых деток».
И всё же, продолжая играть роль высокомерного циника, Артём не смог смириться ни с чёрствостью родителей, ни с их гибелью, ни с тем, что «противостоять» стало больше некому, ни с наследством, которого он не заслужил. Внутри него по-прежнему жил взбунтовавшийся ребенок-вундеркинд с чистой душой и творческим томлением в сердце.
Артём повёз нас в местный торговый центр, где на первом этаже располагалось маленькое кафе с горячей выпечкой и кофе на вынос. Там, по его словам, было единственное съедобное во всей округе блюдо — блинчики с джемом.
Только прежде, чем мы туда доехали, пришлось остановиться возле первого попавшегося провинциального магазинчика с жёлтой растяжкой: «Мужская и женская одежда дёшево».
Артём по-прежнему с ног до головы был покрыт слоем белой пыли.
Но представить, что он себе там что-нибудь купит, я никак не могла. Все его вещи были жутко дорогие и брендовые, даже майки, которым, казалось, уже тысяча лет, или разодранные вдрызг, как будто он подвергся нападению стаи собак, штаны.
Магазин же оказался чем-то вроде «Смешных цен» — цветастые халаты, квадратные футболки с ужасными принтами, майки в сеточку, панамки в виде зонтиков и необъятные лифчики. Дешёвое, безвкусное рыночное барахло.
Всё скудное пространство торгового зала от потолка до пола было забито вешалками с одеждой, между которыми едва различимо проглядывали узкие проходы.
В подобных местах Артём, вероятно, ещё никогда не был, потому что как только он оценил обстановку, лицо его потрясённо вытянулось.
Ему нужны были обычная майка и шорты. На время. Чтобы не ехать в грязном, он даже мерить их не собирался, планируя позже заказать всё то же, что у него пропало, по интернету.
— Чего хотите, ребятки? — из-под вешалок к нам выбралась блондинистая продавщица с красным картонным козырьком на туго закрученных кудрях.
Артём беспомощно посмотрел на меня.
— Это просто одежда, — сказала я. — И ты в ней будешь в машине.
— Да я лучше голый поеду, чем в этом, — он брезгливо передернул плечами.
Продавщица с неприкрытым раздражением оглядела его, оскорблённо задрала подбородок и обиженно фыркнула:
— Лиц в пачкающей одежде не обслуживаем.
— Нам нужна обычная чёрная майка, типа этой, и шорты, — поспешила объяснить я, прежде, чем Артём успел ответить что-нибудь грубое.
— Обычная? Витя! — брови его возмущенно взлетели вверх. — Это родной Найк, между прочим!
— Видали мы ваши Найки! — Продавщица с вызовом упёрла руки в бока. — У нас тут всё есть. И Найки, и Адидасы, и Дольче с Габаной. Вот только чем платить, детки, будете?
— Денежками, тётенька, — Артём вытащил из кармана пухлую пачку купюр и вызывающе помахал у неё перед носом.
Увидев деньги, женщина мгновенно переменилась в лице. Уважительно кивнула и повела нас за собой через ряды с качающимися вешалками в самую глубь магазина.
Подошла к деревянным полкам в торце и показала на стопки разноцветных маек и футболок.
— Выбирайте. Зеркало вот, — ткнула пальцем в выглядывающую из-под ядовито-зеленой ветровки узкую зеркальную полоску.
Я достала с полки чёрную майку с глубокими прорезями и узкими лямками, как Артём обычно носил, и развернула.
— Вроде нормальная.
— Надо померить, — неожиданно вызвался он. — Вдруг не подойдет.
— Это ХXL. Ты всегда берешь большие. Она не может не подойти.
Но он уже стянул свою грязную майку, скомкал и кинул в меня, затем развернулся к застывшей позади нас продавщице.
— Вообще-то я стесняюсь.
Та глуповато усмехнулась, пожала плечами и исчезла в проходе среди вещей. А как только она скрылась, резким движением Артём схватил меня и, прижав к себе, затянул в самую гущу вешалок.
Но мы даже поцеловаться не успели. С гневным криком: «Совсем обнаглели?!» возле нас снова возникла белокурая продавщица.
От неожиданности Артём отпрянул назад, потянул меня за собой и я, чтобы не свалиться на него, ухватилась за свисающее над головой пальто.
Раздался звонкий щелчок и весь верхний ряд вешалок, сорвавшись с лопнувшего троса, посыпался на нас.
Несколько секунд мы пребывали в полном оцепенении, пытаясь осознать, что лежим под огромной грудой вещей, затем оба закатились в голос.
Больно не было. Только дико смешно. Где-то над нами слышалось возмущенное кудахтанье продавщицы, тяжесть одежды давила, с каждым вздохом дышать становилось труднее, но Артём продолжал крепко обнимать, и всё остальное было уже не важно.
Испугавшись наступившей тишины, подоспевшие на помощь продавщице работники других магазинов принялись торопливо разгребать вещи, а когда нашли нас и увидели, что мы просто целуемся, поднялся ещё больший крик и шум.
Если бы не самоуверенность Артёма, я, наверное, сгорела бы со стыда. Но для него, чем сильнее поднимался переполох, тем веселее становилось.
— Подожди в машине, — велел он, как только мы растрёпанные и взмыленные поднялись на ноги.
Уговаривать не стоило. В том, что Артём всё уладит, я не сомневалась.
Он всегда решал всё деньгами, и работало это безотказно.
На заднем сиденье Пандоры за бликующим в солнечных лучах стеклом Зоя водила указательным пальцем по лицу Макса. Их тёмные силуэты напоминали загадочных персонажей театра теней.
Откинувшись на дверь, Макс сидел с закрытыми глазами и молча улыбался, а Зоя старательно замазывала ему синяк тональником и что-то говорила. За музыкой слов было не разобрать.
Странное, туманное воспоминание нахлынуло тёплой, но болезненной волной. Всего полгода назад мы вчетвером, где-то посреди потерянных сельских дорог.
Опасаясь разрушить момент, я простояла так, пока из магазина не вышел нагруженный охапкой вещей Артём.
— Прикол, — на всю улицу рассмеялся он. — Мне вот это всё бонусом выдали.
— Ты им, наверное слишком, много денег дал?
— Не много, — Артём открыл багажник и швырнул туда вещи. — Только оплатил их долги по аренде.
— С ума сошёл?! — воскликнула я. — Мы же ничего не испортили и не сломали. Вешалка сама отвалилась. Можно было на них жалобу написать. Ведь той железной стойкой нас могло насмерть прибить!
— Можно было бы, — Артём хитро подмигнул, глаза сияли. — Но я их пожалел.
— Значит, ты пошутил про деньги?
Вместо ответа он быстро запрыгнул за руль и уже оттуда позвал:
— Всё, поехали! Я умираю от голода.
Как только я села в машину, на приборной панели завибрировал его телефон.
Взглянув на экран, Артём тут же озарился деланной улыбкой и, убавив на магнитоле звук, как обычно, включил громкую связь.
Зоя с Максом на заднем сиденье мгновенно притихли.
— Ну, что? Не надумал приехать? — это была Полина Кострова. — Папа очень расстроится, если тебя не будет. Он пригласил людей, которые хотят именно тебя.
— Меня много кто хочет, — посмеиваясь, откликнулся Артём. — И что теперь? Я не благотворительный фонд.
— Тёма, напряги мозги, а? — тон Полины был жёстким, как удары молота о наковальню. — Ты сто лет никому не был нужен, но папа им так тебя распиарил, что они готовы вложить огромные деньги в одну твою говёную композицию. Обещают хорошие проценты с продаж.
— Это что, будет реклама?
— Нет. Это будет главная тема какой-то компьютерной игрушки.
— И что?
— Им нужен именно ты, потому что это хорошо скажется на имидже проекта при раскрутке. У тебя возраст подходящий, хайповая биография и морда смазливая. Можешь хоть раз в жизни что-то по-человечески сделать?
— Между прочим, я сегодня утром чуть не умер.
— Опохмелиться не пробовал? — зло отозвалась Полина.
— У меня с тобой вообще отдельный разговор будет, — пригрозил Артём.
— Приезжай — поговорим. Или сказать папе, что ты в Диснейленде?
— Нет. Скажи, что меня засыпало кирпичами и я сдох.
— Господи, наконец-то! Папа обрадуется этой новости даже больше, чем удачной сделке.
— Вот и славно. Хорошего дня, Круэлла.
— А с «Бездушной тварью» что? Что с клипом? — закричала она напоследок, но он всё равно отключил телефон и так резко прибавил громкость на магнитоле, что внезапно раздавшийся голос Ланы заставил нас всех подскочить от неожиданности.
До самого кафе больше никто не разговаривал, а как приехали, мы с Артёмом первым делом отправились переодеваться.