Из-за ремонта большая часть мебели была кое-как втиснута в две комнаты, но несколько массивных кроватей и шкафов остались на своих прежних местах. Больше всего меня поразила кровать с балдахином: деревянным каркасом с резными украшениями на столбах и толстыми складчатыми золотистыми шторами, ниспадающие полы которых были подвязаны в углах белыми шёлковыми лентами с кистями, и одна из ванных комнат со старинной ванной на медных ножках под квадратным распашным окном.
В остальном я почти ничего не видела. Помещения, лица, голоса — всё расплывалось в тумане. Я чувствовала, что сильно устала, но глядя на жизнерадостную, энергичную Зою, признаться в этом никак не могла. Поэтому тенью таскалась за всеми по этажам, а когда Артём спрашивал, нравится ли мне, отвечала, что "очень". Однако на третий этаж не пошла. Оттуда сильно тянуло запахом краски и меня снова затошнило.
Села на декоративную кушетку и бездумно выпала из времени, а очнулась с абсурдным ощущением того, что все уехали и бросили меня одну в этом чужом и непонятном доме. Как будто теперь я его пленница и больше никогда отсюда не выберусь.
Запаниковав, я выбежала в коридор и стала звать Артёма. Как если бы снова попала в тот полуразрушенный корпус и слышала зловещее хлопанье дверей.
Посреди гостиной залы с колоннами и камином друг напротив друга стояли здоровые дутые диваны и кресла. Балконная дверь была распахнута настежь и через неё в комнату проникал сухой нагретый воздух.
Сам балкон оказался просторным, каменным, тянущимся вдоль всего внешнего фасада дома с полукруглой площадкой над крыльцом. Отсюда была видна значительная часть сада, подъездная аллея, фонтан со скульптурой античной девушки и ворота. В воздухе витал насыщенный аромат цветов. В отдалении плотной стеной повсюду возвышался лес.
Возле въезда в гараж я увидела Пандору. Это означало, что меня никто не бросал, и я устыдилась своей растерянности.
Отчего Зоя, которая была старше меня всего на год, чувствовала себя совершенно свободно и самостоятельно, а я, оставаясь без Артёма, металась в ужасе, как потерянный в торговом центре ребёнок?
— Нашлась! — крикнул кто-то за спиной.
Я обернулась и увидела Макса.
— Ты чего спряталась?
— Просто вышла подышать. От краски голова идёт кругом.
— Чернецкий всех переполошил: «Караул! Дитё потерялось», — он ехидно усмехнулся.
— Максим, зачем ты настраиваешь его против меня? Я думала, мы друзья. После Артёма ты мой самый лучший друг. Извини, я слышала ваш разговор в больнице.
Я определенно была не в себе, раз высказала ему это так прямо, но он ничуть не смутился.
— Если слышала, то и ответ знаешь. Я тебя тоже нежно люблю, но Артём увлекающийся и азартный, ты — чувствительная и впечатлительная, и вы постоянно подогреваете друг друга. Чернецкий мне не чужой, а случай с корпусом — это не просто тревожный звоночек. Это набат. Продолжите в том же духе — кто-то обязательно пострадает. Можешь обижаться на меня, но я сказал честно.
— Я не обижаюсь. Просто это какая-то ловушка. Я никогда не думала, что так бывает. Ведь, когда люди любят друг друга, всё должно быть прекрасно.
— С этим не ко мне. Я не знаю, что нужно делать в таких случаях, но градус определённо стоит снизить. Только не спрашивай как. Попробуй поговорить с Зоей. Кажется, она разбирается в таком.
Обедали мы в столовом зале. Стол был из тёмного дерева, массивный и длинный, как в кино про средневековые замки. Над ним висела хрустальная люстра с подвесками. В одном углу возле окна стояло чёрное пианино и напольные часы с маятником. В другом — шкаф для посуды. Штор на высоких окнах не было, и жаркое дневное солнце заливало весь зал. Но каменные стены хранили естественную прохладу, и поэтому дневное пекло в доме ощущалось не так сильно.
Все мы сидели на таком расстоянии друг от друга, что можно было спокойно расставить локти в стороны и всё равно ещё осталось бы место. Эхо от звона приборов и голоса гулко разносились по залу.
Артём отлично вписался в эту аристократическую обстановку, и хотя брезгливость, с которой он ковырял останкинские пельмени, сложно было скрыть, роль потомственного дворянина удавалась ему отлично. Вероятно, это составляло неотъемлемую часть его прошлой жизни и воспитания. Того, чем жили его родители и на чём он рос.
Артём прекрасно держал осанку, ловко управлялся с ножом, препарируя пельмень, говорил негромко, но очень отчётливо. Разумеется, он слегка «играл», но так, наверное, вёл себя за столом его отец. Чинно и благородно. Я мигом представила их семейный ужин, за которым все с прямыми спинами изящно пилят стейки и улыбаются пластиковыми улыбками.
Макс с Зоей сидели друг напротив друга и кидались салфетками. Они были так увлечены этим занятием, что в разговоре почти не участвовали.
— Какое в лес? Хорошо, если получается вообще на улицу выползти, — мельком взглянув на мою полную тарелку, Влад передал мне кетчуп. — Мы только второй этаж закончили красить, а пашем уже больше месяца.
— Нет, ну не то, чтобы, конечно, пашем, но быстро не получается. Вы же видели, сколько здесь комнат. И потолки жуть какие высокие, пока до верха доберёшься… Первый этаж с непривычки долго шёл, потом приноровились.
Друг Влада, Егор, оказался живой и разговорчивый. Невысокий, суетливый, с художественно всклокоченными волосами и в стильной обтягивающей белой футболке с изображением большеголового Котенка по имени Гав и надписью на спине: «А давай вместе!».
— Но в лес мы не только поэтому не ходим, — произнес он загадочно и замолчал в ожидании расспросов.
— Я бы тоже туда не пошла, — Зоя отвлеклась от игры. — Я и так леса боюсь, а у вас он вообще жуткий. Страшно подумать, кто там водится.
Егор довольно закивал:
— Там водятся волки, кабаны, лисы и зайцы, а ещё оборотни и доппельгангеры.
— Это ты только что придумал? — рассмеялась Зоя.
— Не веришь, да? Спроси у Амелина — это он мне первый об этом рассказал. Поначалу я тоже не поверил, конечно.
— Я не знаю, кто такой Амелин, но этих всех выдуманных тварей я не боюсь. Я боюсь людей.
Макс прицелился и попал смятой в шарик салфеткой ей в вырез блузки. Зоя возмущённо взвизгнула, без стеснения сунула руку за ворот, вытащила шарик из лифчика и с силой отправила его Максу. Шарик летел мимо, высоко над его головой. Но Макс поднял руку и не глядя поймал.
— Мы хотели там кино снимать, но, может, и не будем. Любишь кино? — Егор повернулся ко мне.
Я кивнула.
— А что любишь?
— Я люблю артхаус и авторское кино. То, которое «не для всех».
По правде говоря, мои глубоко интеллектуальные мама с папой смотрели только такое. Потому что «исковерканная мировая мифология» и «переписанная история» прокатного кино вызывали у мамы культурный шок, а у папы, по его словам, отрыжку.
С детства я впитала, что хорошее кино — это то, в котором ничего не понятно, и когда по десять минут в кадре находится предмет, который обязательно что-то символизирует. После просмотра такого кино родители часто долго обсуждали его, разгадывая, как ребус.
— Ого. Круто, — Егор придвинул стул ко мне. — Классно, что ты разбираешься. Я тоже люблю кино. Только я его снимаю.
— Настоящее?
— Разве бывает игрушечное кино? — он развеселился. — Самое что ни наесть реальное. Только в формате веб-сериала. Сейчас это самый тренд. Одна серия — не больше пятнадцати минут, чтобы в метро удобно было смотреть. Мой друг Марков говорит, что если снимать такое в качестве рекламного проекта, то это самое выгодное, что только можно представить. Ты получаешь деньги от спонсоров и одновременно зарабатываешь на самом контенте в сети с минимум вложений. Достаточно одной или двух локаций…
— Петров! — громко одернул его Влад. — Давай ты про своё кино потом расскажешь?
— Хорошо, — прилежным взглядом Егор обвёл всех и наткнулся на Артёма.
Тот же с пристальным ожиданием смотрел на меня, я улыбнулась ему в ответ.
— А ты хотела бы сняться в кино? — зашептал мне на ухо Егор, но его прервал заливистый Зоин смех. Салфетка, которую она запустила в Макса, повисла на вилке, зацепившись за зубчики.
— В четвёртой серии. В ужасах. Мне нужна пара, — продолжал Егор. — Любовная сцена вначале. Спортсмен и красавица. Все дела. Ну, ты понимаешь…
— Не очень.
— До этого мы планировали обойтись без девушки в кадре, но это, конечно, не то… У нас есть Настя, но у неё главная роль в другой серии. Ты же хочешь сняться в кино и прославиться?
— Нет, спасибо. Я не умею изображать других людей.
— А подруга твоя? — Петров кивнул на Зою. — Она согласится? Мне нужны красивые лица. Особенно девушки.
Он повернулся к Владу:
— А что, если я буду спортсменом, а свою роль отдам Якушину?
— У тебя в сценарии написано: мускулистый и мужественный. Это явно не ты, Петров.
— На себя намекаешь?
— Больно надо. У меня твоё кино в печёнках сидит.
Внезапно Зоя вскрикнула и подскочила. Стул, на котором она сидела, опрокинулся, смеясь, она бросилась к Максу. Тот рванул от неё. Они с топотом обежали вокруг стола и выскочили в коридор.
Егор громко и радостно расхохотался.
— Ты чего? — подозрительно покосился на него Влад.
— Вспомнил, как мы моей футболкой в Волоколамске кидались, когда нас гопота обула.
— Не знал, что это была твоя футболка.
— Я и сам не знал, пока не обнаружил, что её нет, — Егор поднялся и взял свою тарелку. — У нас тут самообслуживание.
Влад снова посмотрел на мои пельмени:
— Почему ты ничего не съела? Совсем гадость?
По его обеспокоенному тону я поняла, что варил их он.
— Можно я потом доем? Отдохну немного и съем.
Он согласно кивнул.
— Видела кровать с балдахином? — спросил Артём. — Давай выберем её?
Я взяла тарелку в руки, чтобы отнести на кухню, встала, и в один момент всё ухнуло в пропасть.
Стена медленно наклонялась, оседала, рассыпалась на кирпичики. Бело-желтое песчаное марево. Цементная пыль, взметнувшаяся до солнца. Корпус рушился снова и снова.