We found love…
Я всё силилась сказать, чтобы они не волновались, и что обмороки для меня вполне привычное явление, но от внутреннего озноба челюсти свело. А снаружи разгорался пожар.
Мне дали стакан воды и таблетку. Потом ещё одну.
Я надеялась, что те руки, которые меня переодевали и укладывали в постель, принадлежат Артёму или Зое. Но по большому счёту было всё равно.
Кровать оказалась неширокая, но удобная, я прижималась лбом к стене и чувствовала её прохладу. До тех пор, пока стена вновь не начинала наклоняться, предвещая очередное обрушение.
Меня назвали Витой, чтобы запрограммировать на жизнь. Ведь, действительно, не может же сама жизнь умереть. Умирают люди, а жизнь остаётся. Она течёт, подобно водному потоку, неся свои корабли сквозь шторма и бури, и даже если некоторые из них тонут или теряются, движение жизни не прекращается никогда.
Я всегда была болезненным ребенком, хотя отделить настоящую болезнь от маминых мнимых страхов получалось нечасто.
Тебе нельзя переохлаждаться, потеть, сидеть на диетах, не высыпаться, нервничать, висеть вниз головой, быстро бегать… Влюбляться тоже было нежелательно.
— Доброе утро, солнышко, — говорила Зоя голосом Ангелины Васильевны. — Я приготовила тебе творожную запеканку. Поднимайся скорее, Ярослав никак не может дождаться, когда ты встанешь. Измучил меня. Я положила на стул полотенце, а твоё платьице бросила в стирку. Очень пыльное. Как ты смотришь на то, чтобы вместе с нами на недельку рвануть загород? Я так устала от духоты. Ты не думай, я не такая уж и скучная, я умею веселиться. Выберем такое место, где не будет никаких пенсионеров, с песчаным пляжем и танцами до утра.
На её месте возник Артём:
— У тебя на лице написано, что ты готова верить в любую чушь! Абсолютно в любую…
Я назвала татуированные черные линии на его предплечье: ты и я. Нижняя была «я», верхняя «ты». Они обхватывали руку кольцами и, оставаясь единым целым, никогда не пересекались.
Кто-то с отчетливой настойчивостью, не во сне и не в бреду, потряс меня за плечо.
Совершенно осознанно открыв глаза, я перевернулась на другой бок.
На стуле передо мной сидел молодой, похожий на армянина мужчина в коротком бледно-голубом халате поверх серой футболки.
За его спиной, скрестив руки на груди и хмуро глядя из-под косой чёлки, стоял Артём. Комната была мне не знакома.
— Как вы себя чувствуете? — спросил мужчина.
— Плохо, — призналась я, едва шевеля губами.
— Как вас зовут?
— Вита.
— Сможете сесть?
Я торопливо приподнялась, голова опять закружилась. Он взял меня за запястье, там, где раньше была повязана красная нитка, и проверил пульс. Потом двумя руками ощупал лимфы под горлом, достал из кармана фонарик, посветил в лицо, в глаза, в горло. Достал стетоскоп и попросил поднять футболку.
Артём тяжело вздохнул и отошёл к окну, всё это время он мужественно молчал.
Холодный металлический кругляшок ткнулся под ребра, затем я развернулась спиной.
— Вдохните глубоко и не дышите. Ещё раз. Хорошо. Можете ложиться.
Я забралась под простыню.
— Вы когда ели в последний раз?
— Кажется, сегодня.
— Да что ты сегодня ела? — не выдержал Артём. — Не придумывай.
— Стрессы, потрясения, сильные расстройства были?
— Да. Но это ещё вчера, — ответил за меня Артём. — А потом всё прошло. Потому что на самом деле ничего не случилось.
— Вы не могли бы принести мне воды? — попросил его доктор.
— Да, конечно. А что у неё?
— Вернётесь, и я всё объясню.
Артём вылетел из комнаты. Хлопнула дверь, загрохотали шаги по лестнице. А как только они стихли, доктор всем корпусом наклонился ко мне и очень тихо произнес:
— Ты мне можешь всё честно рассказать. Я помогу.
— Что рассказать? — сознание по-прежнему плыло.
— Давно они тебя здесь держат?
— А сегодня какой день?
— Понедельник.
— Значит, мы сегодня приехали.
— Ты уверена, что у тебя всё хорошо и тебе не нужна помощь? Я могу вызвать полицию.
— Не нужно, спасибо. Всё хорошо. У меня просто очень слабый организм.
— При тридцати девяти у тебя такой пульс, что я вообще не понимаю, как в тебе жизнь теплится. Такое чувство, что тебя долго морили голодом и издевались.
— Ну, что вы, — я попыталась улыбнуться. — Здесь все мои друзья.
— Точно? Эти ребята вывезли меня чуть ли не силой. Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— А родители знают, где ты?
— Мама меня сама отпустила. У нас же каникулы.
С недоверчивой неопределённостью он покачал головой.
— Просто так получилось… Мы три дня плавали на теплоходе и у меня была морская болезнь, а потом произошло много всякого неприятного, — зачем-то принялась оправдываться я. — Когда я понервничаю, часто в обморок падаю. Но температуры никогда не было.
Артём вернулся со стаканом воды, протянул доктору и тот выпил его залпом.
— В общем, так. Никаких воспалительных процессов у девушки не наблюдается. Скорей всего это либо вегето-сосудистое, либо снижение иммунитета на фоне голода и травматических переживаний. Гормональный выброс. Всё от нервов. Конечно, без анализов большего я сказать не смогу, но если за неделю не пройдёт, то советую обследоваться.
— И что же делать? — Артём развел руками. — Как её лечить?
— Температуру сбивайте, а в остальном — только правильное питание, здоровый сон, покой и положительные эмоции. Если дело в психосоматике, то её лечат только радостью и счастьем, — доктор поднялся. — Желаю скорейшего выздоровления.
Они оба вышли, и я обессиленно откинулась на подушки.
Через пять минут Артём вернулся и с решительным видом встал надо мной.
— Ну всё. Начинаем тебя лечить. Сопротивляться бесполезно. Сейчас я еду в магазин. Чего бы тебе хотелось?
— Меня тошнит от любой мысли о еде… — я попробовала дотянуться до его руки, но он сделал шаг назад.
— Ты меня не поцелуешь?
— Нет. Ты болеешь и тебе нельзя волноваться, а если не скажешь, будешь есть то, что за тебя выберу я. Хочешь тортик?
Я поморщилась.
— Нет.
— Кусок мяса?
— Нет.
— Овощной салат?
— Нет.
— Рыба?
— Фу. Нет.
— Фрукты? Ананас? Виноград? Сыр? Шоколад? Хлеб?
— Стоп, — я вдруг почувствовала слабый отклик в желудке. — Я хочу вареные сосиски с белым хлебом и сладким чаем.
— Замечательно! — Артем быстро наклонился и поцеловал меня в лоб. — Готовься есть и радоваться!
В пять утра копчёные сосиски с тёплым чесночным багетом показались мне невообразимо вкусными. Чай тоже.
В безразмерной футболке из кучи магазинного барахла я ела, сидя в кровати, и слушала рассказ Артёма о том, как они с Максом колесили по окрестностям в поисках ночного магазина.
С четвёртой чашкой кофе Артём пристроился рядом, но глаза у него слипались и, когда чашка чуть не вывалилась из рук, он всё же поднялся, пожелал мне «спокойного утра» и ушёл вниз.
До рассвета было ещё далеко. Спать не хотелось. В приоткрытое окно светил бледный восковой полумесяц. И вместе с лёгкой тюлевой занавеской на стенах трепетали таинственные тени.
Я не знала, что будет завтра и ничего не ждала. Болезненная сумбурность последних дней внезапно улеглась, и в наступившем внутреннем покое я вдруг наткнулась на нечто необычное и совершенно новое. Словно в глухой, запертой комнате отыскала замочную скважину и, заглянув в неё, обнаружила по ту сторону светлый и ясный мир. Я ещё не очень поняла, что это, но чувствовала, что это что-то хорошее.
Глава 9
Никита
Бабушка встретила нас сурово. Она пребывала не в духе и ничуть не удивилась тому, что мы вернулись, не предупредив. С утра они с Аллочкой, дятловской мамой, успели поругаться из-за ремонта, который, пока нас не было, затеяли в нашей комнате.
Потом Аллочка с папой уехали в Леруа Мерлен выбирать обои, а бабушка осталась «заведённая».
Кровати в нашей комнате поставили в угол торцом и накрыли прозрачной плёнкой, письменный стол был сдвинут на середину. Пол застелили газетами, и я, наконец, понял, для чего они в наше время нужны.
— Где же мы будем спать? — ахнул Дятел, когда всё это увидел.
— Откуда я знаю? — фыркнула бабушка. — Мы вас не ждали.
Если она злилась, под горячую руку попадали все.
— Нормальные же были обои, — я оглядел ободранные стены.
— Нормальные? — бабушка воинственно вытаращилась на меня. — Ещё один! Это в моей молодости они были нормальные. А сейчас превратились в труху и рассадник тараканов.
— Я ни одного не видел, — сообщил Дятел. — Не думаю, что тараканы могут жить за обоями.
— Не думает он! Весь в мать! — накинулась на него бабушка. — А я одного прямо у тебя над кроватью прибила.
— А…а…а, — словно догадавшись о чём-то протянул Дятел. — Это он, наверное, к моей тумбочке подбирался. За Сникерсами охотился.
— За какими Сникерсами? — бабушка нахмурилась.
Дятел растерянно огляделся.
— Твоя тумбочка в моей комнате, — настороженно подсказала бабушка, и мы с ней вслед за ним отправились в её комнату.
Тумбочки стояли в ряд под окном.
Дятел с горделивым видом выдвинул ящик своей и продемонстрировал нам три недоеденных Сникерса.
— Вот. Стратегические запасы на чёрный день.
— Ну всё, — сказал я. — Теперь тараканы переселятся в эту комнату.
Бабушка всплеснула руками и, невзирая на слёзные мольбы Дятла, отнесла шоколадки на кухню и выбросила в мусорное ведро. После чего сразу завела дежурную нотацию.
— Ну, что же это за наказание такое! Стараешься для вас, стараешься и никакой благодарности. Дай вам волю, вы и в свинарнике будете жить.
— Между прочим, — попытался сопротивляться Дятел, — свиньи — самые чистоплотные животные. Они валяются в грязи, чтобы охладиться в жару и защититься от насекомых. А ещё они никогда не какают, где едят. Ты знала?
— Ваня! — бабушка угрожающе наставила на него палец. — Предупреждаю. Ещё одно слово, и ты меня доведёшь. Скажи, Никита, как вы провели время?