— Можешь мне сама прочитать свою сказку?
На кухне к нам присоединились Зоя и Влад, так что зрителей стало больше. Они с интересом слушали, и когда я закончила, Зоя восторженно зааплодировала, а Влад сказал: «Вроде норм».
Артём неопределенно молчал.
— Тебе не понравилось? — обеспокоенно спросила я.
— А если не понравилось, ты правда пойдешь и всё перепишешь?
— Конечно.
— Значит моё мнение для тебя реально такой действенный стимул?
— Получается так.
— Вот бы мне такой стимул. Беда только в том, что я давно разучился ценить чужое мнение, — он посмотрел осуждающе и очень по-взрослому. — Это так глупо, Витя, подстраиваться под чьё-то дурацкое мнение.
— А что Петров сказал? — спросил Влад.
Я пересказала кровавые фантазии Егора про волков и свиней.
— Слушай, а это классное решение, — одобрил Артём.
— Да…а, — протянул Влад. — Петров может.
— Вы что, правда думаете, что это хорошо? — в поисках поддержки, я повернулась к Зое. — И ты тоже?
Она пожала плечами:
— Они по-любому выберут вариант со свиньями. Я тебе точно говорю. Я их как облупленных знаю.
— Кого это их? — не понял Влад.
— Вас, — Зоя зоя обвела их рукой. — Всех парней.
— И что же ты знаешь? — заносчиво ухмыльнулся Артём.
— Что вы будете форсить что угодно, хоть волков, хоть свиней, лишь бы никто не подумал, что эта тема про любовь.
— Тут ты права, — согласился Артём. — Но у меня сейчас немного другое. Я просто очень хочу, чтобы БТ предстали, наконец, в своём истинном обличии.
После нашего разговора на кухне Артём ушёл сам по себе, не позвав меня с собой, и потом весь день будто избегал. А при малейшей попытке обнять его или поцеловать, тут же находил повод переключить моё внимание на что-то другое. Он вроде бы и не обижался, но в тоже время совершенно перестал быть самим собой.
Привычные бурные проявления чувств сменились сдержанным похлопываниями по плечу и отеческим поглаживанием по голове. Я просто терялась в догадках.
Обычно Артём не мог что-то долго носить в себе. Даже если он сердился и переставал разговаривать, то спустя час уже забывал об этом, переключившись на что-то более важное и интересное, потом, правда, в неожиданный момент вспоминал: «Ах, да, я же на тебя обижен», но далеко не всегда мог вспомнить на что именно.
Вечером после ужина мы все вместе до самой ночи играли в Стикер. Лепили друг другу на лоб бумажки с именами персонажей и знаменитостей, а потом не глядя, только задавая вопросы, отгадывали, каждый своего. Было весело. Мы с Артёмом, как обычно, сидели рядом и никакого напряжения не чувствовалось. Но, когда пришло время расходиться, он просто сказал «Спокойной ночи» и пропал.
С того момента, как я выздоровела, он почти переселился ко мне в мансарду, а тут просто взял и ушёл, будто мы совсем чужие люди. И это, определенно, было ненормально.
Я чувствовала, что он переживает из-за того, что у него никак не получается написать ту музыку, которую он хотел, но отчего-то казалось, словно в этом есть и моя вина.
Решив оставить его в покое и дать побыть одному, я переоделась в спальную футболку и даже легла в постель, когда ко мне вдруг тихонечко поднялась Зоя и, осторожно приоткрыв дверь, поинтересовалась, что у нас случилось. Я ответила: «Ничего». Тогда она рассказала, что они гуляли с Максом и в дальнем конце сада на лавочке заметили Артёма. Подходить они не стали, но Макс заволновался и сразу отправил её ко мне, чтобы выяснить в чём дело.
Так и оставшись в футболке, я отправилась в сад.
Ночь стояла изумительно тёплая. Звёздная и безветренная. Запах лилий опьянял, откуда-то доносилось тоненькое попискивание летучих мышей. Стрекотали кузнечики.
Если бы Зоя не объяснила, где искать Артёма, я бы вряд ли нашла его даже при свете дня. Он лежал вдоль лавочки и смотрел на звёзды, а заметив меня, быстро поднялся и как ни в чём небывало разулыбался:
— О, привет! Думал, ты уже спишь.
Я опустилась на другой конец лавочки.
— Как получается так, что кто-то перестает кого-то любить?
— Не понял?
— Интересно, как это происходит. Просто просыпаешься в один прекрасный день и чувствуешь, что всё прошло? Как эта моя болезнь? Как психосоматика?
— Нет. Разумеется, все повязывают себе красную нитку на руку и ждут что она порвется.
— Я серьёзно.
— Зачем тебе думать о таком?
— Но также часто с людьми бывает.
— К чему ты завела этот разговор? — Артём подозрительно посмотрел в мою сторону.
— Вот читаешь новости из жизни звёзд, и там они по сто раз за год влюбляются и расходятся. Выкладывают милые, счастливые фотографии, пишут такие прекрасные слова, а потом безбожно поливают друг друга грязью.
— Откуда мне знать, что там у этих звёзд в головах.
— Ты же тоже почти звезда и у тебя много таких знакомых.
— Хочешь честно? — он развернулся всем корпусом ко мне. — Я реально не знаю. Я вообще про это ничего не знаю. Не думал никогда. Правда. Та девочка, в которую я был влюблен в пятнадцать лет встречалась со всеми, у кого были деньги. Когда я об этом узнал, психанул ужасно, не имел права, но всё равно высказал, что люблю её и что если она будет только со мной, я сделаю для неё что угодно.
Думал, смутится и будет оправдываться, но она решила, что я тупо хочу с ней переспать и ответила, что не против. В общем, тогда я всё понял про эту самую любовь и больше ей никогда не интересовался. В том смысле, о котором ты говоришь.
— А ты? Ты бы смог меня разлюбить?
— Так, Витя, — он посмотрел прямо в глаза. — Давай по-честному. Ты же знаешь, что у тебя всё отражается на лице. Что ты хочешь выяснить на самом деле?
Я опустила глаза, но решила сказать всё честно.
— Почему ты со вчерашнего дня так редко целуешь меня? Ну и вообще…
Артём попытался скрыть улыбку, но у него ничего не вышло, она расползалась всё шире и шире, поэтому он попросту закрыл лицо ладонями, и стал тихо смеяться.
Я придвинулась ближе, потянула за рукав.
— Что ты смеешься? Объясни. Что тебя так насмешило?
Наконец, он убрал руки от лица и неожиданно резко обхватил меня за плечи.
— Вот это твоё «и вообще» — просто огонь! С таким подкатом, Витя, ты можешь претендовать на звание королевы самого прозрачного пикапа. О…о…о. Да ты ещё и покраснела!
Он всегда знал, как меня смутить.
— Просто я чувствую, что что-то не так.
— Всё так. Всё очень даже так, — Артём повеселел и был невероятно доволен. — Мне нравится, что ты думаешь об этом. О поцелуях и вообще…
На последнем слове снова расхохотался.
— Значит, ты специально дразнишь меня? — удивилась я.
— Это я себя дразню…
— Объясни, пожалуйста.
— Ладно. Только обещаешь не обижаться?
— Ты не хочешь, чтобы я тебя отвлекала? — внезапно догадалась я.
Положив мою руку к себе на коленку, он выпрямился и, откинувшись на спинку лавочки, заговорил, будто не со мной, а с кем-то скрывающимся в темноте сада.
— Я очень хочу, чтобы ты меня отвлекала. Я только и думаю, о том, чтобы ты меня отвлекала. Но… Помнишь, я рассказывал, что когда был маленький, и у меня что-то не получалось или я не хотел репетировать, родители запирали меня в комнате, потому что я ненавидел сидеть взаперти, и до тех пор, пока я не делал так, как нужно, не выпускали? Мама говорила: «У тебя должен быть стимул». И в большинстве случаев это работало. Потому что я просто дурел один и делал что угодно, лишь бы выпустили. Сейчас заставить меня что-то сделать не может ни одна живая душа в мире, кроме меня самого. И наказываю себя я тоже сам. И сам выбираю стимул. Самый жёсткий и действенный. Ты мой стимул, Витя, понимаешь? Чем быстрее я разделаюсь с этой дурацкой композицией, тем быстрее я тебя поцелую, буду много-много целовать и вообще.
Раньше, когда я читала в книге фразу «ночь любви», всегда представляла себе усыпанное звездами фиолетовое небо и пение соловья. На лавочке сидят мужчина и женщина — оба в белом и держатся за руки.
И хотя теперь я знала, что в «ночи любви» любви было гораздо больше, чем ночи. Эта ночь идеально походила на ту, что представлялась мне в детстве. За одним лишь исключением — Артём был в чёрном худи, а вместо соловья из леса доносилось мрачное уханье. Но всё равно это было прекрасно.
БТ приехали под утро и переполошили весь дом. Они заблудились и плутали по округе на своем дорогущем Мерсе часа четыре. Но узнала я об этом гораздо позже, потому что шум снизу до мансарды почти не доходил.
Я проснулась и, одевшись, отправилась на кухню. Однако доносившиеся со второго этажа голоса заставили изменить маршрут.
В полумраке гостиной, развалившись в креслах и на диванах сидели Артём с Максом, трое парней из Бездушной твари и две девушки.
Задернутые шторы сдерживали палящее солнце, но из-за закрытых окон стояла страшная духота и к привычному устойчивому запаху краски примешались новые, чужие запахи парфюма, нагретого пластика и алкоголя. Журнальный столик был заставлен стаканами и бутылками. Все что-то пили.
Парням из БТ было лет по двадцать с небольшим. Эдик — шатен с прямой короткой чёлкой и вытутаированной прямо посреди лба неразборчивой надписью, кажется, играл на барабанах.
Увешанный цепями, в огромных тёмных очках и с перстнями почти на каждом пальце Рон — на гитаре. А косящего под родственника Малфоев, неестественно яркого блондина, с кислым лицом и стеклянным взглядом, звали Нильс, и он был у них солистом.
Смуглую, белозубую, с маленьким крючковатым носом, пирсингом в бровях и чёрными дредами Даяну я тоже знала.
А вот инстаграмщицу, которую они называли — Даша Касторка, я видела впервые. Артём предупреждал, что они привезут её с собой для съемок.
Обычная среднестатистическая девчонка с неправильным прикусом и бесцветными ресницами. Зато мимика у неё была превосходная. Она то и дело игриво морщила нос, кокетливо кривилась, высовывала язык и так широко раскрывала рот, что ей мог позавидовать сам Джаггер. Одежды на ней было по минимум. Едва прикрывающий грудь чёрный топ без бретелек и шортики по типу спортивных трусов с белыми полосками по бокам. Разговаривала Касторка развязно, постоянно вставляя матерные словечки и глупо закатываясь над собственными словами.