— Значит, ты злишься просто так? На ровном месте?
— Я злюсь, потому что ты испорченный и глупый. И потому что меня угораздило связаться с тобой.
— Хорошо. Пусть так. Только успокойся и засыпай.
— Ты меня разбудил.
— И как теперь это исправить?
— Без понятия.
Он снова лёг, перекинул руку через моё плечо и тихо, размеренным шёпотом заговорил на ухо:
— Крошка Вилли-Винки
Ходит и глядит:
Кто не снял ботинки?
Кто еще не спит?
Стукнет вдруг в окошко
Или дунет в щель:
Вилли-Винки крошка
Лечь велит в постель.
Глубокое дыхание успокаивало. Когда он говорил тихо, голос у него становился совсем низким и гипнотическим. Я чувствовала лопатками размеренное движение его грудной клетки.
Где ты, Вилли-Винки?
Влезь-ка к нам в окно.
Кошка на перинке
Спит уже давно.
Спят в конюшне кони,
Начал пёс дремать,
Только наша Тоня
Не желает спать.
Однако спали мы недолго. Проснулись от громких жалобных криков за стеной. За окном уже окончательно рассвело и на балконных перилах блестели капли росы.
Амелин вскочил, как ошпаренный, несколько секунд сидел, приходя в себя, а затем натянув штаны, сунул ноги в кеды и, не зашнуровывая, пошлёпал к двери. Вспомнил что-то, вернулся. Схватил со стула рюкзак и вытащил обрез.
— Офигел! — я резко попыталась встать, но тут же со стоном рухнула обратно. Боль в ноге полоснула ножом.
— Можешь не лезть? — с непривычно строгим спокойствием сказал он. — Хоть раз в жизни?!
Но не лезть я не могла, особенно сейчас. Поэтому скатилась с кровати на пол и, стоя на четвереньках, пригрозила:
— Выйдешь с этой штукой, и я тебя знать не знаю.
— Ты что, не слышишь, что там ребенка бьют?
— Позови администратора. Полицию вызови, в конце концов.
Возвышаясь надо мной с обрезом в руке, он смотрел сверху вниз и в его взгляде было нечто такое, отчего мне самой сделалось страшно.
— Кость, пожалуйста не нужно. Это у тебя справка есть. А мне как быть?
— Администратор? Полиция? Ты что, кино пересмотрела, Тоня? Администратор сделает замечание. Полиция проверит документы. Никто реально не поможет.
— Это ты кино пересмотрел, если считаешь, что, размахивая оружием, можно что-то решить.
— Только так и можно решить. Большинство людей, кроме этого, ничего не понимают.
— Ты просто сталкивался только с такими.
— А ты сталкивалась с другими? Забыла, что было в деревне?
— Сейчас не та ситуация. Пожалуйста.
Пару секунд он молчал, затем швырнул обрез на кровать и ушёл.
Было слышно, как он постучал к соседям. Судя по голосу, ему открыла женщина. И я уже собралась подползти на четвереньках к двери, чтобы послушать, о чём они говорят, как Амелин вернулся. Вошёл и озадаченно застыл, стоя при входе.
Потом присел на корточки, протянув руку, почмокал, словно подзывая собаку.
— Хорошая девочка. Иди ко мне.
— Забыл, что я могу покусать?
Он рассмеялся, нерв прошёл. Облокотился спиной о дверь и уселся прямо на полу, вытянув ноги.
— Иди скорее, покусай меня.
Я подползла, забралась к нему на руки, обняла.
— Ну что там?
— Она сама его бьёт.
— Мать?
— Да. Вот почему он боится её больше Пеннивайза. Молодая совсем.
— И что ты ей сказал?
— Сказала, что если она его ещё раз тронет, то я её убью.
— Ну, серьёзно.
— Серьёзно. Так и сказал.
— Ну и правильно. А она что?
— Как обычно. Обматерила и захлопнула дверь. Я же говорил, что без обреза получится неубедительно.
Глава 24
Тоня
После завтрака Тифон с Ярославом уехали к бару 24/7, чтобы встретиться с полицейскими. И мы снова остались втроём. Спать хотелось невыносимо, тело болело, нога тоже. Однако Лёха, в отличие от нас, выспался и, пребывая в необычайно бодром настроении, жаждал активностей.
Тренажерный зал, теннисный корт, детская площадка, бани, сауна, бассейн, рыбалка, пейнтбол, эмоциональная и психофизическая релаксация.
Я предпочитала психофизическую релаксацию, но Лёха, загоревшись идеей отправить Тифона с Ярославом на пейнтбол, ответил, что это неспортивно.
Амелин выбрал эко-ферму. Поначалу Лёха зафыркал, что это «для детей», но когда услышал, что там можно будет потискать кроликов, обрадованно согласился.
Однако из-за растяжения идти куда-то дальше корпуса я не могла, поэтому в качестве «активностей» предложила им донести меня до фермы на руках. Отчего интерес к кроликам у обоих заметно ослаб. Амелин сказал, что может донести меня до медпункта, а Лёха посоветовал дождаться Тифона, который каким-то волшебным способом умеет снимать боль в мышцах.
Так мы сидели на деревянных качелях, качались и всё шло к тому, что ближайшей нашей активностью станет поход на обед.
Но тут на аллее в сопровождении Гоши и Каролины нарисовались Лёхины блондинки. Аниматоры шли по обе стороны от них и что-то жизнерадостно втирали.
Лёха помахал им рукой. Одна из девушек ответила. Гоша с Каролиной обернулись, заметили нас и с таинственным видом стали перешептываться.
Догадаться о чём, особого труда не составляло. Стало смешно. Девушки определенно заинтересовались. Лёха пригладил волосы.
— Слушайте, — сказал он, настраиваясь на то, что они к нам подойдут. — Можете нормально подыграть? Без подколок и издёвок. Ну, пожалуйста. Вам всё равно, а мне, может, чего обломится.
— Я могу, — охотно согласился Костик. — Хочешь скажу, что ты порнозвезда?
— А я не могу, — сказала я. — Потому что мне смешно, и вот так вешать лапшу на уши ни в чем неповинным людям — некрасиво.
— Ну это же просто розыгрыш, — сказал Лёха. — Баловство. Пранк.
— Обман, он всегда обман, как ты его не назови.
— Господи, как ты с ней общаешься? — Лёха негодующе посмотрел на Амелина. — Строгая, как полицай. Того и гляди резиновую дубинку достанет.
Амелин умилительно расцвёл:
— Зато красивая и тискательная. Сначала бьёт, потом целует.
— Звучит эротично, — Лёха подмигнул мне.
Забыв про ногу, я спрыгнула с качелей. От резкой боли выступили слёзы, но я всё равно сказала, что пойду поищу психофизическую релаксацию, потому что если немедленно не релаксирую, то без дубинки точно не обойдется. Амелин намеревался идти со мной, но я велела ему остаться и поддержать Лёху.
На самом деле, мне было плевать на этих девушек. Если они поверят в чушь про восходящую звезду, значит дуры, а если дуры, то это их проблема. Но присутствовать на этом представлении не хотелось. Я знала, что не удержусь от сарказма и запорю Лёхе весь его пранк.
Шла я медленно, едва ковыляла, естественно не собираясь ни на какую релаксацию.
Если с машиной ничего не получится, вечером нам предстояло снова идти в этот дискоклуб или освобождать номер. Я могла, конечно, попросить деньги у родителей, мы бы перебрались в обычный номер и забили на танцы, но, не желая одалживаться, Амелин вряд ли согласится.
Деньги у него с собой были. Те, которые он забрал за квартиру, но я не могла позволить, чтобы он тратил их из-за какой-то дурацкой, подвёрнутой ноги.
Был ещё вариант просто никуда не пойти. Не выгонят же они нас среди ночи. Но это при условии, что завтра мы уедем. В противном же случае, я должна была сделать всё, чтобы вытащиться на эти долбанные танцы.
На нашем балконе по-прежнему сушились джинсы Костика, на соседском, там, где утром был скандал, молодая женщина развешивала полотенца. Я остановилась, разглядывая её. Её фигура в коротком белом халатике, то появлялась, то исчезала за закрывающими обзор густыми лапами ели, но я ничуть не сомневалась, что это она. Та самая курица в шотландке из бара, которую я заподозрила в пропаже машины.
Раз она жила в этом корпусе, значит имела какое-то отношение к персоналу и, хотя это ничего не доказывало и даже не рождало никаких новых версий её причастности к угону, подобное стечение обстоятельств взбудоражило не на шутку.
Прыгая на одной ноге по лестнице, я кое-как добралась до второго этажа, а затем, бесшумно подкравшись к её номеру, приложила ухо к двери.
Сначала внутри было почти тихо, просто что-то едва слышно щёлкало и поскрипывало, но потом, когда я уже собиралась уйти, раздался телефонный звонок.
— Привет, — сказала женщина в номере. — Я не видела, что ты звонила. Хорошо, видела, но не могла перезвонить. Да. Пять дней не могла перезвонить. И что? Трагедия какая-то случилась? Да, не хочу с тобой разговаривать. Потому что ты выносишь мозг. У нас всё нормально. Особенно, когда ты не звонишь. Он тоже не хочет с тобой разговаривать. Знаю. Слушай, мам, отвяжись уже от нас. Мы не вернемся. И он не вернется. Я тебе сто раз говорила. Загнивай сама в своём Мухосранске со своими поросятами. Я сейчас работаю администратором одной дорогой гостиницы и зарплата у меня в месяц больше твоей годовой пенсии. Ясно? Не скажу в каком городе. Не скажу и всё.
— Вы постучите. Мама, наверное, в душе и не слышит.
Внезапно прозвучавший за спиной детский голос заставил так резко отшатнуться, что не опирайся я о стену, то наступив на больную ногу, наверняка упала бы.
Мальчику было лет десять. Худенький и узколицый, с прямой чёлкой поперек лба, вздернутым девчачьим носиком, крупными зубами, глубокими ямочками на щеках и широко распахнутыми карими глазами.
— Извини. Ошиблась, — я проковыляла пару шагов до своего номера. — Перепутала дверь.
— Вы отсюда? — почему-то обрадовался он. — Здесь мой друг Пеннивайз живет.
— Угу, — буркнула я торопливо засовывая ключ в замочную скважину. Так позорно запалиться, ещё нужно уметь. Но мальчик похоже ничего не понял.
— А он дома?
— Нет.
— Раньше тут до вас горничные жили. Сёстры. Но у них родственник в Саратове умер и пришлось уехать.
— Понятно, — я запрыгнула в номер.