— И это всё, что ты мне хочешь сказать?
— Нет. Ещё хочу сказать, что на фоне зелёной стены твои глаза кажутся изумрудными. Очень красиво. Хочешь, сфотографирую?
— Пожалуй, я передумала. Иди сам в свою мансарду.
Я сделала шаг назад.
— Эй, нет! — Амелин в растерянности застыл у перил. — Ты не можешь так поступить именно сейчас.
— Раз ты так делаешь, то и я могу.
— Тонечка, умоляю, давай потом? — милейшие гримасы мольбы. — Я сделаю всё, что ты захочешь. Я извинюсь тысячу раз. Тысячу тысяч раз. Даже если ты не права. Только пусть это будет потом. Пожалуйста. А сейчас просто представим, что всё хорошо и прекрасно. Что ты меня любишь и никогда ни на кого не променяешь. Чего тебе стоит? Потом, если захочешь, можешь уйти, я не в силах заставить тебя меня любить, но на каких-то несколько минут просто дай в это поверить.
— Стихи будут?
— Могу рассказать. Хочешь?
Любовь моя, цвет зелёный.
Зелёного ветра всплески.
Далёкий парусник в море,
далёкий конь в перелеске.
Ночами, по грудь в тумане,
она у перил сидела —
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Любовь моя, цвет зелёный.
Лишь месяц цыганский выйдет,
весь мир с неё глаз не сводит —
и только она не видит.
— Кикиморское наследие?
— Нет, это Лорка.
— Костя, ты можешь нормально со мной поговорить? По-человечески. Как тогда в подвале. Без обид и шуток. Мне это очень нужно. У меня больше нет никого, с кем я могу поговорить именно так.
— Конечно, — он охотно кивнул. — Только давай сначала войдем, и сразу поговорим.
Однако нас ждал сюрприз. В мансарде были люди. На кровати сидел Артём, а у него на коленях девушка. Вита. Его подруга. В воздухе висела атмосфера напряжения.
Мы вошли, и они уставились на нас, то ли не понимая кто мы, то ли ожидая что мы немедленно уберемся.
Амелина это не смутило.
— Привет! — он помахал им рукой. — Я и сам удивлён, что мы доехали. Такого натерпелись. Не поверите.
— Это очень неожиданно, — растерянно проговорила Вита, поспешно вставая. — Когда я увидела Тифона, подумала, что сплю.
— Слушайте, — голос Артёма прозвучал резко. — Можете выйти?
Я попятилась, но Костик схватил за руку:
— Я как раз хотел попросить вас о том же.
Артём посмотрел на него долгим, серьёзным взглядом. Тот в ответ растянул улыбку. Но не пошевелился.
— Ребят, — заметив их настрой, вежливо сказала Вита. — Это моя комната. Мы сейчас поговорим и придем.
— Ладно, говорите, — Амелин отмер и направился к окну. — Но мы здесь подождём. Потому что это моя комната.
Под ноги ему попалась книга, он наклонился, поднял её и полистал.
Артём выпрямил спину и свесил босые ноги с кровати.
— Тебе помочь выйти?
— Спасибо, не нужно. Я пока не собираюсь никуда уходить.
Отложив книгу на подоконник, Костик снял с полки плюшевую панду, крепко обнял её и, скрестив ноги по-турецки, сел прямо на пол под полками у противоположной стены.
Я впервые видела, чтобы он заупрямился из-за такой ерунды.
Артём дёрнулся встать, но Вита остановила его и опустилась рядом.
— У нас важный разговор, — пояснила она.
— У нас тоже. Да, Тоня? — Амелин посмотрел на меня.
Я стояла посреди комнаты, не понимая, как лучше поступить. Врываться было невежливо, пусть Амелин и считал мансарду своей. Мне бы тоже не понравилось, если бы кто-то вломился во время важного разговора. Но после всего, что случилось утром, я должна была его поддержать.
— Хочешь со мной поссориться? — угрожающе спросил Артём.
— Вообще не хочу. Меньше всего я хотел бы поссориться с тобой. Ну, после Тони, конечно, — с милейшим простодушием заверил Амелин, но чёрные глаза из-под чёлки смотрели непривычно жёстко.
— В чем тогда проблема? — Артём изо всех сил старался оставаться спокойным и не психануть, но чувствовалось, что он и до нашего прихода был уже на взводе.
— Понимаешь, это место очень важное. Для меня лично. А сейчас особенно.
— Давай уйдём, — сказала Вита.
— Вот ещё, — фыркнул Артём. — Ты тут живешь, тебе здесь нравится. И права голоса у него нет.
До того момента, пока он не произнёс последнюю фразу, я собиралась всё же вытащить Амелина из мансарды, но это высказывание прозвучало возмутительно.
— Что значит нет права голоса? Вообще-то это наш дом, мы тут жили ещё зимой и приехали сюда первыми. И если бы не Костик, вы бы никогда не узнали о нём. Вон наши книги, и игрушки в сундуках тоже наши, и коврик, и этот стул принесла я.
— Мы не знали, — извиняющимся голосом проговорила Вита. — Я не знала. Я не стала бы занимать чужую комнату, но тут меньше всего пахнет краской…
— Чего ты оправдываешься? — Артём недовольно на неё посмотрел. — Место занято. До свидания.
— Это всё равно, что занять чужую квартиру и сказать «до свидания», — я была настроена решительно.
— Квартиру мою он уже занял. Но если сейчас не уберётся отсюда, выкатится из неё, как миленький.
— Извини, Тём, — Амелин улыбался. — Можешь меня из неё выгнать, но сейчас я никуда не уйду.
В ярко-голубом взгляде Артёма проскользнуло удивление.
— Что, прям так упёрлось?
Амелин кивнул.
— Идём, — Вита встала. — Не нужно спорить из-за таких мелочей. И без того неприятностей хватает.
Они с Артёмом были похожи, как брат и сестра. Однако излишняя скромность сильно скрадывала её привлекательность.
— А если я тебя просто вышвырну отсюда? — пригрозил Артём.
— Я буду сопротивляться и постараюсь вышвырнуть тебя, — запросто отозвался Амелин. — В борьбе за место под солнцем сильнейший тот, кому больше хочется выжить.
— Вот сейчас это и проверим, — Артём стремительно поднялся.
Не выпуская панду, Амелин вскочил ему навстречу.
— Только попробуй тронь, — я влезла между ними.
— Тоня, — Амелин попытался меня сдвинуть. — Сколько раз я просил не вступаться за меня.
— А я не за тебя, а за себя. Потому что мансарда наша, — внезапно со всей отчётливостью я осознала насколько это правда.
Всё-всё что находилось вокруг было для меня привычным, тёплым и до боли родным.
Вита подошла к нам.
— Ребят, не обижайтесь. Мы договорим, я соберу вещи и уйду. Меня принесли сюда, когда я болела. Сказали, что здесь «изолятор», — она мило улыбнулась. — Я не собиралась занимать чужую комнату.
— Ты здесь болела? — Амелин заинтересовался.
— Да, даже врача вызывали. Слабость и температура. А здесь побыла и действительно полегчало.
— Я тоже здесь болел, — обрадовался Амелин. — А луна светила?
— Очень сильно.
— А тени по углам бегали?
— Бегали, — в её прежде печальных голубых глазах промелькнула радость.
— Пугали тебя?
— Немного.
— А игрушки разговаривали с тобой?
— Только между собой шептались.
— А волки выли?
— Нет, волков я не слышала. Но совы громко кричали и летучие мыши тоже.
— Ладно, — смягчился Амелин. — Раз болела, другое дело. Значит, у тебя столько же прав быть здесь, сколько и у меня. Мы уйдём.
— Вот ещё, — я села на его место под полками. — Никуда мы не уйдём.
Артём вернулся на кровать, поставил локти на колени и вперился в меня пронзительным взглядом.
— Что ж. Тогда будем сидеть.
— Хорошо, — согласилась я. — Вот и проверим, чей разговор важнее.
— Важнее разговор того, кому важнее поговорить, а не спорить из-за места, — разумно сказала Вита.
— Тогда уходите.
— Вы серьёзно со мной решили войну затеять? — Артём нагло вскинул бровь.
— А что, у тебя какой-то статус особый? Или, может, чёрный пояс по упрямству?
Он просто плохо меня знал, но день, определенно, выдался тяжелый.
Артём подозвал Виту к себе и усадил рядом, так что Амелину ничего не оставалось, как присоединиться ко мне.
Мы сидели друг напротив друга и минут десять, или даже двадцать, молча смотрели в упор.
Время от времени Вита весело улыбалась, вероятно, Амелин корчил рожи или изображал что-то, но каждый раз, когда я поворачивалась к нему, он сидел с ровным невозмутимым полным печали лицом. Отчего смешно становилось уже мне.
Артём же, хоть и смотрел прямо на меня, пребывал где-то глубоко в своих мыслях и очнулся только, когда Амелин сказал:
— Ладно, я не против этого соревнования. Только может кто-нибудь объяснить условия?
— Просто сидим, — сказала я, ёрзая на дощатом полу.
— Хотите подушку? — Вита протянула мне бордовую декоративную подушечку, я узнала её и хотела взять, но Артём перехватил её руку. — Они враги, а ты им помогаешь.
— А разговаривать можно? — на полном серьёзе спросила его Вита.
— Нет, — ответил он.
— Всё равно не понятно, — сказал Амелин. — Я и так собирался здесь всю жизнь провести….
— Вот и сиди.
Артём демонстративно развалился на кровати, показывая, как ему удобно на ней лежать.
Это было сделано нарочно, с вызовом. Поэтому я придвинула овечий коврик, и мы замечательно устроились на нём, положив под голову панду.
Амелин достал наушники.
Не знаю, как они, но с наушниками мы точно вечность могли проваляться.
Вита подобрала с пола книжку.
— А мы можем почитать.
— Давай, — оживился Артём. — Вслух.
— Договорились не разговаривать, — одёрнула их я.
— Но чтение — это не разговор, — возразила Вита. — Разговор предполагает диалог. А чтение — монолог.
— Кстати, разговор может быть и внутренний, — сказал Амелин. — У меня, например, постоянно так. Один голос нормальный такой. Спокойный, понимающий и добрый, а второй типа Артёма: нетерпимый, резкий и злой. И они всё время разговаривают. Спорят и ругаются.
Закончить Амелин не успел, дверь распахнулась, и в комнату быстро вошёл Макс.
— Нормально, Тём? Ты вообще адекват или нет? Там БТ пинками выкидывают. Реальными пинками. Рон прямо с лестницы кубарем слетел. Даяна в истерике, Касторка в истерике.