Глава 33
Вита
Проходили люди
дорогой осенней.
Уходили люди
в зелень, в зелень.
Петухов несли,
гитары - для веселья,
проходили царством,
где царило семя.
Река струила песню,
фонтан пел у дороги.
Сердце,
вздрогни!
Уходили люди
в зелень, в зелень.
И шла за ними осень
в желтых звездах.
С птицами понурыми,
с круговыми волнами,
шла, на грудь крахмальную
свесив голову.
Сердце,
смолкни,успокойся!
Проходили люди,
и шла за ними осень.
— Мам, привет. Это я.
— Господи, Вита, что ты наделала? Как ты могла так поступить? Ты поэтому мне не звонила, да? Если хочешь знать, всё это незаконно и не считается. Даже, если Артём подкупил там кого-то. Я это так не оставлю. Я потребую расторжения…этого брака. Виточка, как ты могла? — голос мамы срывался, она пыталась говорить строго, но у неё никак не получалось.
— Ну, ты что? Какой брак, мам? Сама подумай. Мне же только семнадцать.
— Вот, и я о том же. Но я всё знаю, я видела фотографии.
— Я звоню специально тебя предупредить, чтобы ты никому не верила. Эти люди наши враги и нарочно делают гадости.
— Но я же своими глазами видела.
— Мам, ну что ты видела? Просто меня в платье? Это костюмы для клипа.
— Но мне звонил мужчина… Опекун Артёма. Просил сделать что-нибудь. Повлиять на тебя. Он пообещал, что у Артёма из-за этого тоже неприятности будут.
— И ты поверила? Какому-то чужому человеку?
— Но я же видела, в каком состоянии ты была перед отъездом. Могла что угодно натворить. Любую глупость.
— Это всё позади, честно. Я уже поправилась.
— А ты болела? — ещё сильнее всполошилась мама.
— Я про то состояние, о котором ты говоришь. Не было никакой свадьбы и не будет.
— Точно?
— Точнее некуда.
— И мы поедем к папе в Америку?
— Конечно, поедем.
— Обещаешь?
— Клянусь.
— Вита, с тобой правда всё хорошо?
— Всё прекрасно.
— Ты поссорилась с Артёмом?
— Да нет же, мам!
— А когда ты домой собираешься?
— Пока не знаю. Но скоро.
— Вита, так нельзя. У тебя нет связи и я постоянно волнуюсь.
— Говорю же, всё замечательно. Не волнуйся, пожалуйста, и главное, никому не верь. Целую. Пока.
Артём с Максом выкатили из магазина тележки с продуктами и принялись перекидывать пакеты из них в багажник.
Я с ними не пошла, чтобы поговорить с мамой. Сказала, что догоню, но долго сидела, обдумывая всё, что произошло сегодня и за эти дни.
Артём был прав, говоря, что просто так Костровы от него не отстанут. Что они будут пытаться сломать его и вынудить делать то, что нужно им. Он никогда не сможет освободиться от этого давления, если будет чувствовать себя слабым и уязвимым.
Когда у людей в голове только деньги, они ни перед чем не остановятся. Они способны на любую низость, любую подлость и, возможно, даже на преступление.
Я их не боялась, хотя случившееся в Капищено ясно давало понять, что стоит. Однако и не думать о том, как всё это отразится на дальнейшей судьбе Артёма, я тоже не могла. Сам он только задиристо петушился, а вот Макс вполне трезво оценивал ситуацию и переживал, похоже, не зря.
Что мы могли противопоставить взрослым, прагматичным и бессердечным людям, кроме желания быть вместе? К каким неприятностям и испытаниям нужно было ещё готовиться?
И всё же больше всего меня волновали даже не отношения Артёма с Костровыми и не его освобождение от их влияния. Гораздо хуже было то, что за всё это время он так и не смог написать ничего путного. Хоть со стимулом, хоть без. Он действительно очень сильно отвлекался на меня, и закрывать глаза на то, что моё присутствие ему мешает, я не могла.
У него был такой огромный талант, такие способности, которые нельзя было растрачивать попусту, а он ими никак не пользовался.
Артём должен был стать звездой. Прекрасным, состоявшимся музыкантом, и получить всё то, что заслуживает не по праву рождения, а сам по себе, потому что он — это он.
И пускай ему ещё сложно было это осознать, но я поняла неожиданно и очень отчетливо, что все эти наши бурные, оголтелые чувства и связанные с ними сложности действительно убивают нас. Обоих убивают.
Когда парни закончили загружать продукты в машину, я вышла и освободила место Максу. В последнее время на переднем сиденье рядом с Артёмом ездила я.
Макс удивился, и я сказала, что ноги затекли.
Отчасти это было правдой, но на самом деле мне просто хотелось ехать сзади, как когда-то давно, целых полгода назад, думать о том, что вот-вот произойдет нечто удивительно-прекрасное, быть очарованной свободой, музыкой, сиянием синих глаз и, восхищаться, чувствуя теплоту их дружбы.
Тогда я знать не знала, как всё сложится, только ждала, чувствуя неумолимое приближение чего-то огромного и очень сильного.
Но теперь, глядя на раскинувшиеся поля за окном, на пробегающие пейзажи, на взлохмаченные затылки, татуировки, голые руки и смеющиеся глаза в зеркалах, я хотела поймать каждую улыбку, каждое слово, каждый жест, чтобы сохранить в памяти, как можно больше всего. Все самые мельчайшие подробности. Все самые лучшие вещи.
Каждый утренний луч, каждый вздох, каждое прикосновение и поцелуй.
Бледный лунный свет, запах лилий, звонкий смех в коридорах, музыку дома и всего мира, нагретую солнцем брусчатку, муравьёв, бегущих в счастливом неведении, маленькие подушечки, свечки, миски с малиной, каждую радость, каждую ссору и каждое фантастическое примирение. Мне очень нужно было запомнить всё-всё, чего никогда уже больше не повторится.
Мама спросила «сколько ещё», но как я могла ей ответить?
— Ты всё ещё переживаешь из-за БТ? — спросил Артём. — Или из-за мансарды? Или мама тебя расстроила?
— Совсем нет.
— Я же вижу, что ты грустная.
— Просто очень не хочется, чтобы лето заканчивалось.
— Это точно, — согласился Макс.- Вон, сколько жёлтых листьев на дорогу насыпало.
Артём прибавил скорость.
— А вы не смотрите на дорогу. Смотрите наверх. На деревья. Всё же зеленое. Всё ещё зеленое. Что за дурацкая манера торопить время? Живите сейчас! А сейчас лето. И всё зелёное. По-прежнему зеленое, потому что до осени ещё чёртова неделя и уйма времени.
— Можешь сделать громче? — попросила я.
Артём прибавил звук, и они оба запрыгали весело пританцовывая.
We found love…
— Сыграешь её на виолончели?
— Легко.
— Береги силы, — посоветовал Макс. — Тебе ещё за мансарду биться.
— Мои силы неиссякаемы. У суицидника нет ни единого шанса.
— Как же я вас люблю! — широко расставив руки, я обняла за шею их двоих.
— Витя? — Артём вскинул брови.
— Ну и что? Макса я тоже люблю, хоть он и считает меня токсичной.
— Не совсем так… — запротестовал Макс.
— Это не важно. Вы моё самое чудесное и прекрасное приключение в жизни, и я очень, очень вас люблю.
— Не понял, — Артём строго покосился. — Что это за упаднические разговоры?
— Да нет же! — я потрепала его по волосам. — Просто не знаю, когда ещё получится остаться втроём. Там теперь столько народу.
— Да уж… — задумчиво протянул Макс. — Неделя обещает быть горячей.
Мы приехали, припарковали Пандору и, взяв часть сумок, понесли в дом. Поднялись по ступеням, вошли в холл и лицом к лицу столкнулись с Тифоном и Ярославом. Они направлялись на улицу.
Все остановились, понимая, что нужно что-то сказать, но никто не начинал. Получилась неловкая заминка.
— Помощь нужна? — первым нашёлся Тифон.
— Ты мне сегодня и так уже помог, — ответил Артём. — Спасибо. Надеюсь они это надолго запомнят.
— Как дела? — Тифон резко повернулся к Максу.
— Всё отлично, — с непробиваемым спокойствием ответил тот.
— Ещё бы, — Тифон смотрел ему прямо в глаза.
— Это подстава, — сказал Макс.
— Это подстава, — поддержала его я. — Честное слово. Ничего такого не было и не могло быть.
— Я понял, — Тифон кивнул, не переставая смотреть на Макса. — Но я всё равно хочу с тобой поговорить.
Макс поставил пакеты, Тифон обнял его за шею и вывел на улицу. Мы провожали их взглядами, пока дверь сама не захлопнулась. А потом стало ясно, что мы остались втроем.
Артём уставился на Ярослава.
— Ничего не хочешь сказать?
— Нет, — лицо Ярослава оставалось непроницаемым.
— А я хочу.
— Артём, не нужно, — попросила я.
Но было поздно. Он тоже опустил сумки на пол и угрожающе наставил на Ярослава палец.
— Приблизишься к ней хоть на шаг…
— И что? — нетерпеливо перебил Ярослав. — Что ты мне сделаешь?
— У меня было время, — Артём полез в карман и достал телефон, — пока вы там плавали на теплоходе. Я много про тебя узнал. Почитал твои соцсети, посты… Очень интересно пишешь. Увлекательно. Я даже запринтскринил кое-что на память.
Он быстро пролистал какие-то картинки на экране.
— Вот, здесь, например: «Ненавижу бабский трёп и глупые сплетни». Что это за выражение? Бабский трёп? Ярослав, ты сексист? Ты что-то имеешь против женщин? Чем это бабский трёп отличается от мужского? Или вот… Мне это больше всего нравится, — Артём сиял, как всегда, когда у него начинался кураж. — «Белый — цвет избранных. Цвет элиты и аристократии. Белый — это власть и свобода. Белый лучший из лучших».
— Это я про одежду писал, — тихо сказал Ярослав.
— Да какое про одежду? Ты что?! У меня просто нет слов. Ты понимаешь, в какое время живешь, чувак? Это очень оскорбительно, неэтично и не толерантно.
— Что за фигня? — Ярослав поморщился.
— Это, Ярослав, не фигня, — Артём резко посерьёзнел. — У меня много знакомых, которые охотно донесут эти и многие другие твои сомнительные высказывания до широкой общественности. Отвечаю — резонанс будет неслабый. И вряд ли твой универ сможет остаться в стороне, не опасаясь за свою репутацию.