– Врешь, – прошептал потрясенный Норман.
Теодор фыркнул, приложился к своей фляге и задвигал кадыком.
По каюте поплыл голос стюардессы: «Добро пожаловать на межзвездный экспресс “Тантал”. Мы успешно стабилизировались в потенциальном колодце и следующие семьдесят стандартных часов проведем в пространстве Лема. На гостевой палубе вас ждут обед и развлечения. Гамаки активированы. Приятного перелета».
На гостевой палубе «Тантала» оказалось тесно. Именно тесно, а не людно – людей, кроме Нормана и Теодора, не было. Квоки расхаживали между кадок с голографическими пальмами, сидели на жердочках, спали, положив голову под крыло. Их было необычайно много даже для рейса с Кша-Пти. Когда Норман и Теодор вошли под светящиеся своды, тихие разговоры и шелест на мгновение смолкли, а потом возобновились.
Норман традиционно взял плошку несъедобной дряни, а Теодор воссоздал на тарелке «Ригельский завтрак»: жареные сквончи, бульдиши в томатном соусе, соесиски и сиреневую кубышку лунного сыра.
– Тебе-то чем плоха ситуация? – спросил Норман, когда они втиснулись за дальний столик.
– Мы летим на Землю, а мне туда нельзя, – ответил Теодор с набитым ртом.
– А зачем ты вообще здесь со мной?
– На кой пух Ащоргену лишние свидетели? У них там сейчас заварушка. Я и сам рад был смотаться, только не на Землю, нет-нет.
– Какая заварушка? – спросил Норман шепотом, наклонившись над столиком. – И почему тут столько квоков?
Теодор ухмыльнулся:
– На Кша-Пти всегда правит Император – первый мальчик из кладки. Сейчас в центре Гнезда – династия Татль, а до этого две тысячи лет правили Бодбеши. В каждой династии множество групп, которые между собой постоянно клюются. И вот Бодбеши как-то доклевались до того, что убили своего Наследника. И сразу лишились власти. Возвысились Татли. Однако с последним Императором, Цусом, вышла незадача – все его жены откладывали только сиреневые яйца, то есть девочек. Оказалось, что кто-то подсыпал в его еду щепотку наноботов, блокирующих игрек-хромосому. Опасный ход, запрещенный товар. Но есть смельчаки, которые занимаются развозом по Вселенной опасных грузов, хе-хе-хе!
– Тихо ты, – испугался Норман; его раздражало, что Теодор, захмелев от лунного сыра, разговаривает слишком громко.
– Цус был уже немолод, но решился на полную замену крови с фильтрацией. Жены плакали, поднимаясь к нему на насест: они знали, что надолго его не хватит. И получили-таки белое яйцо, надежду династии. Но Цус умер преждевременно, что меняет весь политический расклад. В отсутствие Императора Кша-Пти управляет Собор Бескрылых – монахи-праведники, в основном из династии Бодбеши. Так что я бы не стал принимать ставки на птенчика… Иными словами, пернатых ждет смена правящей династии, вот Татли и повалили путешествовать куда подальше.
Норман задумался. Нет, он не был создан для политики, он был создан, чтобы различать на вкус сорта лунного сыра, или кофе, или…
В обеденную залу, горестно вздымая крылья, вбежал радужный квок. Он задрал голову, проклекотал длинную фразу и, очевидно не владея собой, скорбно закрыл голову крыльями. Теодор уронил бамбуковые палочки и побледнел.
– Что? Что? – встревожился Норман.
– Только что над Кша-Пти взорвалась «Сирин», космояхта Татли. На ней были Первый Визирь и трое из пяти жен Цуса, «Кружащих в Верхних Ветрах». И похоже, на яхте с планеты вывозили яйцо. То самое…
Две птицы на высоком насесте у окна откинули с голов длинные покрывала, подняли клювы вверх, запели пронзительно и красиво – так, что у Нормана в глазах защипало. Не понимая языка, он догадался – это была песня скорби, плач по погибшим. Повернувшись к Теодору, он удивился – тот смотрел на богато украшенных квокских женщин остановившимися глазами.
– Что? – спросил Норман. Сегодня он все время это спрашивал.
– Это – оставшиеся Кружащие, – сказал толстяк медленно. – Две последние жены Цуса. Они тоже могут везти яйцо. Кто-то тоже может об этом знать…
Норман посмотрел через зал. На обеих птицах были расшитые фартуки с большими карманами впереди – квоки носили в них вещи, еду, иногда – совсем маленьких птенцов, которых нужно было кормить каждые десять минут. И яйца.
Норман снова задумался.
– Ащорген… – сказал он.
– Я – Теодор, – поправил его толстяк.
– Нет, Ащорген – он из какой династии?
– Он вне династий. Его род присматривает за соблюдением ритуалов – у них их знаешь сколько!
– А может такое случиться, что он примет чью-то сторону? Вот они две тысячи лет служили Бодбешам, вдруг у них тайные договоренности?
Теодор снова взял палочки для еды, подцепил аппетитную соесиску, отправил в рот.
– Ерунда, – сказал он. – Чего паникуем? Эти жены улетели с планеты скрытно. «Сирин» – частная яхта, там проверки безопасности не такие, как на галактическом звездолете. На борт «Тантала» эту, ну, на букву «Г», никому не пронести, через сканер-то…
И тут он замер, уставился на Нормана, и краска сползла с его лица. Соесиска явно не хотела проглатываться, он захрипел.
Норман поднялся, обошел стол, похлопал толстяка по спине. Нервно потер свой живот, где под слоями кожи и мышц таился имплант-контейнер, воспринимаемый всеми биосканерами галактики как умеренно полный желудок.
– Мда… – пробормотал он. – Ну и ситуация. На букву «Г».
Салат________________________ «Цесаревич Борджиа»
– Бомба… – прошептал Теодор, уже не заботясь о прослушке. – От нас и следов не останется… Ай да Ащорген, ай да… – Он проклекотал горлом длинную фразу, явно неприличную, отчего проходивший мимо квок поперхнулся рыбным коктейлем.
– Что же делать? Делать что? – спросил Норман.
Жены мертвого императора накинули покрывала обратно на голову. Норману показалось, что одна из них, с белым гладким оперением, метнула на него через зал быстрый взгляд.
– Думаю, – сказал толстяк, откинувшись на спинку стула. – Но ты не волнуйся, – утешил он Нормана. – Ты-то умрешь мгновенно. Даже, возможно, в отрицательном времени – от гептавзрыва в подпространстве Лема волны пойдут и по времени тоже. Вот сейчас ты на меня смотришь с испугом и ненавистью, а на самом деле, может, уже тридцать секунд как мертв. Не узнать ведь, когда наша «Г» сдетонирует. Ты это… на всякий случай не делай резких движений, а?
– Ключ, – сказал Норман. – Молекулярный ключ у тебя?
– Ты не спеши, не спеши, – покачал головой Теодор. – Ключ у меня. Но бомба в тебе, ты на корабле, корабль в подпространстве. Она может быть настроена на изменение температуры при извлечении из твоего тела.
Или плотности потоков при выходе из подпространства. Или, без изысков, на взрыв через сорок стандартных часов. Или через два…
Толстяк отхлебнул из своей неизменной фляжки.
– Капсула! – с бомбой в желудке удивительно быстро думалось. – Спасательная капсула отстыковывается, отлетает от корабля, взрыв только ее и уничтожит.
– Похвально, – Теодор прижал руку к сердцу, перья вокруг его лысины поднялись и опали. – Удивительно благородно, что ты хочешь спасти корабль и пассажиров, и… меня… ценой своей жизни…
– Ты спятил? Я хочу извлечь контейнер и отправить в капсуле! – оборвал его Норман. – Я останусь на «Тантале», который НЕ взорвется. Долечу до Земли, выторгую у Плута свободу. – Он вырвал у толстяка фляжку, швырнул на пол, коньяк растекся янтарной лужицей. – И поем, наконец, и напьюсь!
– Ну, пойдем к капсулам, – сказал Теодор, не сводя глаз с фляжки.
– Извини. – Норман пожалел, что не сдержался.
– Да ничего, – ответил толстяк мирно.
Проникнуть к спасательным капсулам оказалось на удивление легко.
– Давай ключ, – сказал Норман, встав над открытым люком, чтобы избавиться от страшного груза.
– Анальгетика нет, – прищурился Теодор.
– Да уж как-нибудь.
– Лучше сядь, – посоветовал толстяк. – На ногах не удержишься, боль адская. На, держи ключ свой.
Норман подумал, что он прав, и уселся на край люка, свесив ноги. Имплант откроется – и ему останется лишь наклониться и дать бомбе упасть…
От сильного удара в спину Норман потерял равновесие и сорвался вниз, в капсулу.
– Прости, дружище, – сказал Теодор, наклоняясь над люком. – Во-первых, бомба действительно может сработать на извлечение, а у меня сорок мальков на Аку-Веве, кто их кормить будет? Во-вторых, ты мне сразу не понравился. Бывает.
И он топнул по клавише запуска. Его круглое сыроватое лицо закрыла заслонка шлюза, потом вторая, а потом капсула отстрелилась от «Тантала», и Норман полетел, непристегнутый, бешено крутясь, отталкиваясь от липких, упругих стенок, – прямо в черную изнанку пространственно-временного континуума. Будь у него желудок, его бы вывернуло.
Десерт_____________________ «Одинокий профитроль»
Идеальная сфера капсулы изнутри была покрыта длинными, эластичными, мягко светящимися нитями – они прихватили его к стене и не дали сломать себе шею. Когда компьютер тремя импульсами маневровых двигателей остановил вращение, нити отпустили Нормана, и он, выплыв в самый центр, осмотрелся.
Стенки замерцали, расцветив внутреннюю поверхность сферы яркими пятнами. «Зеленый прямоугольник – аптечка, – сообразил Норман. – Голубой круг – вода и еда».
У Нормана при себе был инъектор с патронташем капсул на сорок дней, а воды – на сто. Он не умрет, пока не взорвется бомба. Но он будет один, совсем один до самого конца…
Первые десять дней он много думал. Можно активировать ключ и вытащить бомбу – хотя будет больно, а наружу ее все равно никак не отправить. Можно погрузить себя в гибернацию – смерть придет к нему, а его не будет дома. Он будет спать, когда электрический разряд инициирует пятьдесят микрограмм возбужденного гептерия. Белый цветок взрыва развернется в Нигде, и… всё.
Все дорожки, по которым суетливо ползали его мысли, упирались в эту гладкую стену. Улитки в саду – он накрыл их стеклянной банкой, а они всё на что-то надеялись.