Мало ли. Вдруг снова… Не хочу это видеть.
С утра я позвонил в дверь соседа.
– Дядь Вова! Дядь Вова! Это я!
– Антон? Сейчас, подожди-ка… – из-за дверей донеслось шарканье старческих ног в стоптанных до состояния плоскости тапках. Звук удалился, затем приблизился. И дядя Вова открыл дверь. – Что это тебя спозаранку нелегкая принесла? Случилось чего? Опять тетка заболела?
– Да нет, тут… – начал я, но замолк, едва увидел гримасу соседа, оскалившего зубы, сожмурившего глаза, и энергично качавшего при этом головой.
Затем он приложил палец к губам и показал куда-то за плечо. Чёрт, а ведь я только что чуть не проболтался, в его доме наверняка ведется прослушка и видеозапись, раз уж он стал носителем секрета мировой важности.
– Нет, она не заболела, просила, чтобы вы ей рецепт огурцов подсказали, тех, что в прошлую осень передали. Хрустящие, говорит, вкуснючие. Я опять скоро в село поеду, вот, пока не забыл…
Дядя Вова ухмыльнулся и сощурил один глаз, мол, не на отлично, но сойдет.
– Рецепт… А! Тот, для ленивых! Да сам не помню. На компьютере записан. Ты бы зашел позже, я поищу, а то сейчас в магазин собрался, люблю, знаешь ли, чтобы хлеб был только-только с комбината, горячий, с хрустом. Завоз по средам, с утра… Сегодня же среда?
– Среда, – включился я в его игру.
– Ну, вот. Так что я в магазин, а потом уже рецепт гляну. Но там дело в чем… Огурцы особого сорта нужны. Родничок. Чтобы с пупырышками, салатового цвета, крепкие…
– Ой, так я не запомню. Давайте, до магазина провожу, по дороге в блокнот и запишу. Мне тоже там надо… Постное масло.
– Тогда спускайся, молодым везде у нас дорога, я через пару минут…
Я хотел начать разговор, как только дядя Вова вышел из подъезда, но он снова мотнул головой. И мы пошли, а по дороге я узнал, что не нужно никаких там закаталок для крышек, и автоклавов, что просто – кидаешь в банки укроп, чеснок, листья вишни, листья хрена, соль – три ложки на трехлитровую банку, срезаешь у огурцов попки, делаешь пару широких проколов ножом крест-накрест и заливаешь родниковой водой. Потом на два-три дня накрыть марлей, поставить банки не на солнце, но и не на холод. На третий день воду, ставшую рассолом, слить, довести до кипения, и залить обратно. Потом закрыть обычными пластиковыми крышками, и как остынут – в погреб. До зимы.
Я старательно записывал на ходу слово в слово весь рецепт, чтобы было и видно и слышно со стороны, что вот, бытовые мелочи, которые иногда украшают жизнь, разговор двух холостяков. И каждому понятно, – был бы дядя Вова помоложе, говорили бы о бабах, или о футболе, а так – про огурцы.
Лишь когда вошли в магазин, где хватало народу, дядя Вова подал знак, мол, ну, давай, теперь можно.
– Ночью приходил стерео! – выпалил я без всяких предисловий.
– Ого! Ты же говорил, что он того… Загнулся он вроде на поляне?
– Говорил. Но ночью я услышал…
– А, так ты не видел, а то я как раз хотел спросить – и как он, не сильно протухшим выглядел? Наверное, испугался… И правильно. Кому такое увидеть захочется. Вдруг действительно у них мертвецы встают и шастают к нам… Может, это всё вообще какой-то загробный мир, а вовсе не параллельная Земля…
– Испугался, свет не включал, не видел. Только слышал.
– И что теперь? У меня-то пока всё в порядке. Разве что падла эта, мой стерео, ходит и ходит, кошку недавно приволок, на моих глазах кишки ей выпустил, гнида. Смеялся. Показалось, он хотел сказать, вот, мол, старый ты служака, думаешь, весь из себя хороший? А вот нет! И я твоя темная половина, потрошу кошек и людей, как мне вздумается…
– Как мистер Хайд и доктор Джекил… – вставил я.
– Кто такие?
– Ну, как бы две сущности одного человека, то есть, расщепление личности на противоположные натуры. У Стивенсона было, который «Остров сокровищ» ещё написал.
– Знаю, кто чего написал. Ты что думаешь, раз мент, так и книжек в жизни не читал? А я вот тебе скажу, что как раз раньше наоборот было, даже в менты шли не ради денег, а чтобы за справедливость. Образованные. Грамотные. Потому что с себя порядок начинать нужно!
– Дядя Вова, я вот думаю, – прервал я старческие занудства соседа, который мог о милиции рассказывать часами, – а что если он там исчез? Труп. Можно это посмотреть? Ну, узнать как-то…
– Сдурел? Как узнать? Никого не подпускают. Ни журналюг, ни прочих любопытных. Вертолеты в небе, спутники слежения, круглые сутки видеозапись. Солдатики, зона оцеплена, каждый, кто рядом оказывается, тут же в обработку попадает. Кто, куда, зачем… Правительственный объект военного назначения! Куча иностранных наблюдателей из-за всяких океанов. Тут такая тайна, что даже заикаться не смей. А ты вот хорошо придумал. Ввалился ко мне, чуть сам не спалился, да и меня, старика, чуть не подвел. Ты бы ещё на балкон вышел и начал кричать, кто к тебе приходил, и почему боишься. За мной слежка.
– А для чего? Не доверяют?
– Тут нельзя не доверять, тут проверять надо. Для поддержки штанов, как у нас говорили. А вдруг я кому из импортных корреспондентов тайну эту расскажу, что вот, мол, нашел полянку одну ооочень интересную. А на полянке – мембрана открытая, с покойником по тут сторону. А главное, больше никого с той стороны не видать. И мы теперь долбим как дятлы, то бронебойными, то фугасными. То с обедненным ураном, то ещё с какой начинкой…
– Да понял я, понял. Что же делать?
– Посмотри в глаза чудовищ.
– Что? – поперхнулся я. – Это же, кажется, фантастика… Про попаданцев.
– Какие такие попаданцы? – прочистив горло парочкой хмыканий, дядя Вова неожиданно зычным баритоном продекламировал: – на, владей волшебной скрипкой! Посмотри в глаза чудовищ! И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача! Гумилев. Тот, который Николай. Когда-то наизусть много чего знал… Я к тому, что если ещё раз стерео заявится, не будь как страус, если что – зови меня. Вместе и полюбуемся. Мобильный запиши… Можешь хоть среди ночи. Не забудь только сказочку какую-то придумать! Ну, там, трубу прорвало, краны перекрыть, ключ на девятнадцать нужен…
– Спасибо, дядя Вова! Давай без этого… Я и свою задницу спасаю.
– Масло купить не забудь, спасатель!
– О, точно!
Масло я купил. И яиц пару десятков. И сыр. И вечером жарил гренки. А при этом читал Гумилева.
– В очи глянет запоздалый, но властительный испуг… Надо же! – дирижируя себе ложкой, переворачивая ломтики хлеба, читал я с экрана телефона. – И невеста зарыдает. И задумается друг… – Цепляло. Только нет у меня невесты. Была, да сплыла. Десять лет совместной жизни, и вроде всё так замечательно, а потом ушло, исчезло куда-то. Третий год бобыляю, с одной стороны – хорошо, рыбалка, преферанс, с другой… Особенно ночами, когда просыпаешься, а рядом никого, пустая квартира. Хотя, с кем попало тоже ведь не проживешь, и хочется, чтобы родная душа. Ии это миф? Ещё и стерео, чтоб ему сдохнуть. Хотя, он вроде как уже… Эх, чёрт… И я продолжал дирижировать. – И когда пылает запад, и когда горит восток…
Но про себя уже решил. Не буду я страусом. Точка. Я съел гренки, посмотрел парочку короткометражных мультфильмов для взрослых, тайное моё увлечение, о котором даже и не расскажешь всем. И принялся ждать.
– Посмотри, посмотри на себя, – Голос Дома истекает ядом, тягучим и оттого особенно противным. – Посмотри на эти синие глазики, на румяные щёчки, на оттопыренные ушки. Чудесно, чудесно, правда? Ах… нет. Не чудесно. Ты не можешь посмотреть на эти глазки и ушки, ты ведь отражаешься в зеркале. Ох, ох, ох, какая жалость!
Отражаюсь, вообще-то. В обычных зеркалах, но в последние месяцы ни одного человека из нашего мира обычные зеркала не интересуют.
– Потому никакой пользы от тебя, ах, ах, ах.
Хочется втянуть голову в плечи, но вместо этого я упрямо задираю нос. Как будто Голос может меня видеть.
– Почему тебя до сих пор не выставили из города? – громче, эмоциональней. – Почему?
Секунду назад мне казалась, что я – просто образец выдержки, такой внешне непробиваемый противовес разошедшемуся Голосу, но от его визга в моей голове что-то бабахает, щелкает, взрывается красным, и в ответ я начинаю орать:
– Да пусть выставляют! Пусть! Лучше стреляные дожди, чем эти дурацкие марши!
Голос не отвечает. Удивительно, вообще-то. Я смотрю в потолочный вискер, сурово нахмурив брови: так-то, мол.
В наступившей тишине слышится похрустывание камешков оконной рамы. Это умники там, за городом, пытаются проткнуть мембрану, чем только её не облучают, всё без толку: ультра-инфразвуки, радиация, импульсы, колебания – в общем, полный арсенал, но заколебать пока получилось только жителей ближайших кварталов.
А я рада, что ничего не получается, так-то! Все так помешались на этих окнах в дивный новый мир, только о них и разговоров, только по ним и указаний. Теперь все дружно и беспрерывно блюдут своих двойников там, за мембранами, и отчитываются Следящим: что там видели, в другом мире, как ведут себя двойники, еще какая-то ерунда. У всех вокруг теперь горящие глаза и пустой звон в башке. Ну, наверное, если бы я могла видеть в мембранах иной мир и саму-себя-другую – мне бы тоже слегка снесло кукушку. Наверное, я бы тоже только об этом и могла говорить и только могла бы ждать, когда проход проковыряют и все мы устремимся в дивный новый мир.
Просто наш мир – ну, он немного умирает. Говорят, мы слишком много кристаллов потянули к городам и нарушили природный баланс, потому снаружи становится всё хуже и хуже, и даже надквартальные воздушные фермы понемногу выгорают, сильным остается только то, что привязано к кристаллам, но это не навсегда.
Все видели в зеркалах своих двойников и кусочки другого мира, а я – только воду. Тёмно-зелёную глубокую воду, черные трепетливые водоросли и кусок какого-то баллона. Понятия не имею, что это такое и зачем, знаю лишь, что никакого двойника у меня нет, не водоросль же он, в самом деле.