ния.
– Я бы так не смог, – пожал плечами Хи-Мори. – Вот заработаю достаточно денег и куплю себе домик где-нибудь на периферии. Знаешь, такой, с цветочками на подоконниках и собачкой во дворе. Ну, или какой другой тявкающей тварью, – добавил он, подумав.
«Ласточку» тряхнуло, на мгновение уменьшилась гравитация, капли чая поднялись над чашкой и тут же рухнули обратно.
– А ведь рядом такой груз, – произнес Хи-Мори, глядя куда-то мимо меня. – Хватит не на один домик, и даже не на одну планету. Ты бы мог прожить спокойно всю оставшуюся жизнь со своей Анной-Марией.
Я закрыл глаза. Откуда-то издалека донесся голос моего напарника.
– Прости, я забыл, что она была на «Онимуше».
Попавший в резонанс межзвездник обречен носиться по пространству-времени, словно безумный маятник. Синхронизировать его уже невозможно. Это знают все. Вперед на сотни лет, а потом назад, к месту катастрофы. Снова вперед на тысячи лет, и опять назад. Туда и сюда, с небольшими остановками-зависаниями, пока не остановится окончательно. Не превратится в Летучего голландца космоса с командой мертвецов или безумцев на борту. Порой такие корабли даже находят. На чье-то счастье, на чью-то беду.
Но лишь если резонанс был не максимальным. Межзвездники класса «м-лайнер», оснащенные мощным двигателем искажения, при максимальном резонансе после всех своих остановок-зависаний отбрасывает к концу времен, в полную пустоту. Оттуда, откуда невозможно вернуться, потому что больше нет гравитационных меток. Они все там – мертвые корабли разных рас со всех времен, замершие в вечной пустоте. И среди них земной корабль «Онимуша»…
Я почувствовал, как чашка с горячим чаем обжигает ладонь. Я выронил ее, и она ударилась о пол, разлетелась на осколки.
И тут произошел запланированный скачок.
Слишком долгий. Дольше, чем мы рассчитывали.
«Звездная ласточка» ушла в резонанс.
Лишь я и Хи-Мори в тот момент находились в сознании – остальная команда спала. Это наша работа – бодрствовать во время скачков, принимая на себя все эффекты искажения. Наша работа.
Наверное, мы проживаем во время этого целые жизни. Мгновения для всей команды и тысячи лет для тайм-штурманов.
Окружающее смазалось.
Казалось, мое тело исчезло.
Я был одноклеточным созданием, выбравшимся на берег океана.
Ящерицей, оставляющей первые следы на песке.
Птицей, взмывшей к небу.
Это должно было продолжаться вечно. Хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Эйфория, свобода и солнце.
Где-то далеко внизу извивалось и стонало от удовольствия мое тело.
Я шел по песку, и Анна-Мария шла мне навстречу.
«Тебя же здесь нет, – сказал я. – Ты всего лишь плод моего воображения».
«Кто знает?» – пожала она плечами.
«Скажи, что это случайность. То, что произошло с «Онимушей». Ты же не могла…»
Анна-Мария не ответила, лишь взяла меня за руку. Ее прикосновение было холодным, словно у мертвеца.
«Я говорила, что не могу остаться с тобой. Кельвин бы не понял».
«К черту твоего капитана! Зачем ты это сделала?!»
«Что, вышла за него замуж?»
«Нет!»
«А! Ты про «Онимушу»! Все мы уходим, рано или поздно. Твой помощник…»
«Что?»
«Они начали подсылать к нам надсмотрщиков. Наблюдателей, чтобы вывести из строя обезумевших тайм-штурманов, если понадобится. Знаешь, во время прыжков мы не чувствительны ни к боли, ни к психическому воздействию. Нас можно остановить лишь одним способом. – Анна-Мария прикоснулась холодным пальцем к моему лбу. – Пусть они не такие опытные тайм-штурманы, как мы, но они молодые и здоровые, еще не испытавшие всей побочки от скачков. В случае малейшего подозрения, что мы можем ввести корабль в резонанс, у них есть четкие инструкции. Они не помощники, они убийцы».
Я вспомнил разлетающиеся на куски и жалобно пищащие камни.
«Но ты же жива!.. Твой напарник… Ты жива, скажи?!»
«Я успела первой, – отвернулась Анна-Мария. – А может быть, и нет. Я же сейчас в конце времен, а здесь лишь плод твоего безумия. Надеюсь, ты с умом используешь мой подарок. Не повторяй мой путь».
Она растаяла в лучах солнца, а я вернулся в свое истерзанное тело.
Мой напарник лежал без сознания. Большой скачок. Слишком сильная нагрузка на психику. Не все выдержат. Даже не все тайм-штурманы. Кое-кто окажется безумцем после такого скачка. Кто-то выживет и будет выглядеть вполне обычным. Но прежним не останется никто.
Я приподнялся и посмотрел на тайм-сканер. «Ласточка» попала в максимальный резонанс, прыгнула на сотню парсеков и пятьдесят тысяч лет вперед по земному исчислению. Мы скоро встретимся, Анна-Мария.
Дрожащими руками я вынул из-за пазухи металлическую коробку. Открыл с третьей попытки и достал одного из спящих жуков. Оживая, тот задергал лапками, и я перерезал его надвое перочинным ножом. Теперь нужна вода. Обязательно нужна вода, иначе я его не проглочу. Чашка Хи-Мори осталась целой, и я опустил жука в еще горячий чай. Лучше, конечно, в спирт, но сойдет и чай. Едва не подавившись, я проглотил биоморфа.
Хи-Мори застонал и заскреб пальцами по полу. Мне захотелось сломать его тонкую шею.
Я помнил и это.
Да, я все помнил.
– Думаю, что это ты ввел «Ласточку» в резонанс, – ответил я, глядя в глаза Хи-Мори.
Он не посмеет спустить курок. Или посмеет?
– М-да? Не помню. Но в любом случае, – сказал мой бывший убийца, – информация о местоположении корабля принадлежит мне, а не вам с крысенышем. Конкуренты нам не нужны.
Щелк! Хи-Мори нажал на спусковой крючок. Проныра дернулся и дико завизжал, зажимая раненую руку. В последний момент он успел схватить оружие Хи-Мори, и пуля навылет пробила его ладонь.
– Черт! Черт! Он мне руку прострелил!
Проныра сжался, словно пружина, и, прежде чем Хи-Мори наставил на него револьвер, бросился в атаку, сбивая его с ног. Стилет гиперборейца просвистел в воздухе – и звякнул о лед.
Он промахнулся! Я задохнулся от удивления. Гипербореец реально промахнулся! Или это Проныра двигался слишком быстро?
А великан все еще опускал свое ружье. Идиот! На таком расстоянии он уничтожит нас всех! Проныра оторвался от шеи Хи-Мори и гигантскими обезьяньими скачками помчался к «Арлекину». Его рот был запачкан кровью.
– Убейте его! – кричал Хи-Мори, зажимая прокушенную шею.
Я бросился следом за Пронырой, ощущая, как великан целится из индукционного ружья. Сейчас выстрелит!
Вжух!
Я упал, перекатился в сторону, вскочил на ноги и вновь побежал к кораблю. Позади ломался лед, и выплескивались фонтаны воды и пара. Вслед что-то орал Хи-Мори, но мне уже было все равно.
Спасены!
Успели!
Я рухнул в кресло пилота и врубил аварийный старт. Меня вжало в мягкое сидение. Царапая пол когтями, до соседнего кресла дополз Проныра.
– Что это было? – верещал он. – Что со мной, черт возьми, было?! Я, правда, вырубил этого типа? Вы, что, оба с «Ласточки»?
Он держал перед собой раненую руку. Окровавленные пальцы изрядно дрожали. Дыра от пули в центре ладони медленно затягивалась.
– Слушай, у меня разве были когти? Нет, реально, разве у меня были когти?!
Планета – белый мирок, с серыми кляксами гор – осталась позади. В ее атмосфере вспыхнула и погасла искорка – это стартовал отправившийся в погоню межзвездник Хи-Мори.
– Координаты, – потребовал я.
– Ты меня не выбросишь? – заскулил Проныра, сжимая свою дрожащую ладонь.
– Не мели ерунды! Координаты, быстрее!
Проныра, захлебываясь, продиктовал, и я ввел данные. Теперь оставалось ждать, пока система настроится на ближайший большой источник гравитации – местную звезду, и сможет произвести скачок. Самый быстрый из возможных – здесь уже не до корректировки искажения во времени. Лишь бы уйти от погони.
– У меня не было когтей! – продолжал гипнотизировать свою руку Проныра. – Смотри, она заживает! Я всемогущий!
Он закрыл глаза и откинулся в кресле.
– Ты проглотил биоморфа, – сказал я. – Который предназначался мне. Лошадиную дозу.
– Твою мать, – не открывая глаз, произнес Джошуа Проныра.
Они использовались во Второй Эриданской войне полвека назад. С тех пор технология биоморфов, превращающих человека в пристанище инопланетных организмов, была под запретом.
«У тайм-штурманов они убирают побочку от скачков, – когда-то сказала мне Анна-Мария. – Это если привыкать постепенно. Даже во время эйфории ты сможешь ясно контролировать свои действия и не сойдешь с ума. Никогда. Но если принять сразу большую дозу – произойдет то же, что с отрядом Дельмаха. Помнишь?»
«Не помню. Но у них не было выбора».
Тонкая ткань комбинезона обтягивала ее груди. На ладони Анна-Мария держала жука, отливающего цветом холодного металла. У жука было восемь лап и блестящие золотые глаза.
«Ты меня не слушаешь. Начинать надо с малого. С четверти. Через полгода можно перейти к половине. Но не стоит принимать целиком. Ты же знаешь, что антидота не существует».
Жук задергал лапками и попытался вгрызться в ее ладонь. Он не хотел быть дозой.
«Десять лет на каменоломнях Квинта, – сказал я, глядя на него. – Если найдут. Или в болотах Гоморры. Мне не нравится ни то, ни другое».
«Это если найдут. – Анна-Мария сжала ладонь, хрустнув биоморфом, и вплотную придвинулась ко мне. – Я не хочу, чтобы их у тебя нашли».
Я тряхнул головой, прогоняя воспоминание.
– Теперь ты оружие, Проныра. Живое оружие.
«Пока еще живое».
Его рана покрылась розовой кожицей, под которой что-то копошилось. Я протянул руку, схватил ползущего у Проныры по лбу родившегося биоморфа и спрятал в металлическую коробку. До скачка оставалось несколько минут.
– Дай мне психоцил, – застонал Проныра.
– Сегодня он тебе не нужен.