– Забирай, пригодится. Ну что, выдвигаемся? А то Марина придет, а нас нету.
Он сел рядом с мальчиком, который молча смотрел на разложенные на полу игрушки, обнял за плечи:
– Да приедешь еще сюда, обязательно. Да-ниловка будет твоя база.
Боря кивнул и начал убирать игрушки, которые расплывались и подрагивали у него перед глазами.
– А куда пальма делась? – задал Боря занимающий его вопрос.
Марина улыбнулась:
– В ординаторскую перетащили, на тачке. Там всегда найдется кому поливать. Я инструкцию к стене скотчем приклеила и табличку. Ну, чтобы не залили, – объяснила Марина, накладывая в салатник маринованные баклажаны.
Боря порезал хлеб, открыл чипсы, которые они купили в магазинчике на обратном пути. Вдохнул аппетитный запах разогретых голубцов. Да, за дядю Володю можно быть спокойным.
– Марина, вы такая замечательная! – с чувством сказал художник, раскладывая голубцы по тарелкам с большой розово-малиновой розой с одного краю.
– Спасибо, – без всякого кокетства улыбнулась девушка. – Вы тоже хороший. А то я переживала, пока вас не увидела. Думала, мало ли, педофил какой. А посмотрела – не похожи.
– А как должен выглядеть педофил? Я просто ни одного не видел. Но думал, что это как раз мой типаж: невысокого роста, щуплый, с грустными добрыми глазами. А вы как представляли? Как маньяка? Хотя они ведь тоже разные, думаю. Как-то не занимался этим вопросом.
– Ну да, типа маньяк. Лицо квадратное, зубы сжаты, глаза безжалостные, обязательно густые темные брови.
– А я представляю маньяка как Ганнибала Лектора из «Молчания ягнят». Ладно, ну их. Да, Боря рискует, что согласился уехать с малознакомым мужчиной. Но у меня ведь тоже есть определенные риски, правда? Так что чем меряться рисками, будем надеяться на лучшее.
Они поужинали, потом Боря пошел собирать корабль, чтобы проверить, все ли детали на месте, и в случае чего завтра сбегать поискать в куче других лего.
– Как там его бабушка? – негромко спросил художник.
– Плохо. Неустойчивое равновесие. Не узнает никого. Где-то там, внутри себя она. Иногда становится вроде как беспокойной, что-то мычит. Наш главврач настроен пессимистично. Может, ей и лучше будет уйти, чем так лежать. Уже пролежни начинаются, хотя и ворочаем ее, и Коля с Аленкой постоянно заскакивают. Жара еще эта… Не пускайте Борю, нечего ему там смотреть. Пусть запомнит бабушку до болезни. Ой, как вспомню их отъезд… Машина тронулась, а она стоит, как каменная. Она тогда еще надломилась. Надеюсь, что Светке влепят по полной. Хоть, может, от алкоголизма излечится. От дури-то навряд ли. Ее родительских прав лишат?
– Сказали, да.
– Это очень хорошо. Ладно, побегу я. Звоните за полчасика до отъезда, хочу проводить. И не беспокойтесь, Боря хороший, правда. Только имейте в виду: он не выносит криков и еще звук «с», ну, долгий. И когда жвачку при нем жуют или вообще чавкают. Но он не аутист, это точно. Просто вот такой заскок у человека.
В школе договорились быстро, но всё равно провели там несколько часов. Боря успел сдать географию, биологию, музыку и физкультуру, с которой ограничились тестом: у него был медотвод. Учителя смотрели с сочувствием, школьники – с любопытством, не очень здоровым, как показалось Алексею Степановичу, и тихонько шушукались. Завуч пригласила пообедать в школьной столовой, и на обратном пути Боря предложил зайти на озеро. Несмотря на жару, художник согласился.
– Вот какое. Небольшое, но в нем даже щуки водятся. А уж уток полно! И кувшинки, – тоном экскурсовода рассказывал Боря, а сам всё думал про тот старый багор с крючком, который прошлым летом увидел в лодке. Ему было беспокойно: как бы Алексей Степанович не передумал в последний момент. Быстрей бы уж уехать!
– А такси на когда заказано? – не удержавшись, спросил он художника, который фотографировал всё подряд, смахивая время от времени пот со лба.
– На четыре часа. Слушай, ты весь красный. А я очень хочу в душ. Пойдем потихоньку. Ты вот чего: подумай, что мы забыли. Документы твои я все взял, вот, из школы нужно еще справку добавить. Вещи почти собраны. Чемодан не забудешь?
– Нет, конечно. Только я его открыл, а он с одной стороны закрываться не хочет. Может, скотчем замотать?
– Придем, гляну. Я, конечно, не реставратор, но некоторые навыки имеются.
«Так, главное – его сейчас чем-нибудь занять», – поглядывая на мальчика, решил художник.
– Слушай, а давай ты попробуешь чемодан как-то оттереть, а то страшный такой, – предложил Алексей Степанович, разобравшись с замком.
Боря так увлекся, что переодевался уже на ходу, когда приехало такси. Дядя Коля и Марина помогли погрузить вещи. Чтобы не задерживать таксиста, попрощались наскоро, и это оказалось самым правильным: у Бори не возникло чувства, что он уезжает навсегда. Да и художник, внимательно взглянув на мальчика, сказал самым будничным тоном:
– Ну вот, начинается твое путешествие. А следующей весной приедешь сдавать шестой класс и проведать родных. Здесь весной красиво! Жарко, правда, не ожидал такого! Хорошо, что я с кондиционером такси заказал.
Когда машина тронулась, перед глазами мальчика вновь встала картинка его первого отъезда и неподвижная фигура бабушки. Боря понял: да, она скоро умрет, и он это знал еще тогда, на похоронах бабы Гали. Он вздохнул.
Алексей Степанович протянул наушники с заранее закачанной книгой Макса Фрая, и вскоре мальчик полностью погрузился в приключения героя в том незнакомом и причудливом мире, в котором он оказался.
Вот так и начался для Бори новый этап жизни – спокойно и естественно. «Тенотен помогает», – подумал художник.
Волгоградская квартира встретила их как хороших знакомых. Даже земля у пальмы была еще чуть влажной, несмотря на жару. Алексей Степанович бросился включать кондиционер. Вытянувшись на кровати, Боря смотрел на живописные складки занавески и чувствовал: у него, как у Макса, начинается новая жизнь.
Перед тем как лечь спать, Боря позвал Алексея Степановича. Они подошли к окну и стали наблюдать за движением желтых, белых и красных огоньков на трассе. Потом художник сказал:
– Три дня здесь тусим. Ты готовишься к аттестации и два раза встречаешься с Ириной Сергеевной, я договорился. Мне нужно еще пару дней поработать на Мамаевом кургане: идея одна пришла.
– А потом поедем в Москву?
– А потом съездим на озеро Эльтон. Ты слышал о нем?
– Нет.
– Это такое уникальное озеро у вас в Волгоградской области. Отсюда часа четыре где-то. Вот посмотришь, где добывают золотую краску, – с улыбкой добавил он.
– Я не понял.
– Сам увидишь, какое оно золотое. Спи.
Художник задумался, пытаясь сформулировать вопрос Ирине Сергеевне в ожидании Бори с последнего сеанса песочницы. В действие рекомендованного ею тенотена он уверовал настолько, что решил и сам пропить курс. У него ведь тоже будет адаптация, и вообще нужно быть готовым ко всему. Вот, точно. «К чему мне быть готовым? Что и когда может вылезти? Есть ли какие-то первые признаки, чтобы сориентироваться заранее? И что делать? Может быть, медикаментозно помочь чем-нибудь еще?»
Ответ пришел вечером, вместе с последним отчетом и с фотографиями самых необходимых групп фигурок, которые он попросил сделать – пригодятся московским знакомым в будущем пансионате для детей-сирот[2]. Ирина Сергеевна писала:
«Я не пророк и не волшебник. И даже не врач, чтобы выписывать препараты сильнее тенотена. Кстати, вам его действительно тоже стоит пропить хотя бы пару месяцев. И прошу вас сильно не заморачиваться на тему настроений и самочувствия Бори. Спокойная, уверенная поддержка – вот то, что ему надо. Вы это даете. Будем надеяться, что жизнь свое возьмет. Теперь по конкретике. Он за короткий период пережил две смерти близких людей. Да, этот Костя за одни сутки успел стать для него родным. Я бы даже предположила, что он занял фигуру отца, мужчины – сильного, решающего проблемы, спасающего. Поэтому для Бори его гибель оказалась наиболее травматичной, даже если отвлечься от того, что это произошло фактически на его глазах и было сделано его матерью. Если бы Костя просто попал под машину, ситуация не сильно бы изменилась. Он – значимый взрослый и, возможно, пример настоящего мужчины, со всей своей побочкой. Я не говорю, конечно, что Боря вырастет и начнет пить водку. Он умный парень и может отделять мух от котлет, да и увидел на примере матери, чем это может кончиться. Мне показалось, что он чувствует себя где-то виноватым в смерти Кости. Это нехорошо. Он прокручивает в голове: „Если бы я взял номер его телефона, то мог бы позвонить и предупредить“. Понимаете?
Есть еще одна нехорошая вещь во всем этом. Боря всю жизнь чувствовал себя никому не нужным, лишним, мешающим взрослым заниматься своими делами. То есть он – помеха. Вот вы спрашиваете, почему он назвал кукленка Борей. Так это же замечательно! Пусть заботится о нем, не стыдите ни в коем случае, что ему не по возрасту такое занятие. Лучше не акцентируйте на этом внимания вообще, но проявляйте о кукле заботу, например, купите кукольную кроватку, удобную, красивую одежду, да даже всякие малышов-ские принадлежности и посудку. Фотографируйте счастливого кукленка, сделайте вместе фотоальбом. Берите его в поездки, фотографируйте в новых местах. Это укрепит Борино чувство безопасности, которое у него сильно пошатнулось, и поможет ему „отремонтировать“ свое детство. Также это усилит его доверие к вам, которое, кстати, и так велико. Вы вообще человек, внушающий доверие, и внешне, и по голосу. Да и встретились вы в момент его сильнейшего стресса. То есть вы для него спаситель, и лимит доверия очень высок. Так, что еще? Вы спрашиваете про образ матери. Мой ответ – не знаю. Это слишком глубоко, и я не рискнула туда сейчас лезть. На поверхности осуждение, злость, обида, разочарование. Любви я не увидела. Может, он и правда считает ее предательницей. Не исключено, что во взрослом возрасте постарается компенсировать через общение с женщинами старше себя, „жена-мать“, не знаю. Итог: вы всё делаете правильно. Спокойная доброжелательность, без драматизации. Больше положительных эмоций на всех уровнях, начиная с бытового и физического, но не разбалуйте. Возможно, полезно будет подсовывать книжки про сирот, где всё кончается хорошо, но не очень слащавые выбирайте. Может быть, „Без семьи“ Мало? Но этот так, мысль сейчас пришла. Лучшим лекарством будут эмоции самого высшего качества – от творчества и исследовательской деятельности. Он мне рассказал, что интересуется историей своей семьи – это большая удача. Тут и положительные эмоции от того, что дело успешно продвигается, и „встраива-ние“ себя в структуру рода. Уверена, вы помо