(А вот тут моему папе тетя переслала письма той самой бабы Тани, в честь которой ее назвали. Это мама Сени и Александра, получается, жена Петра Ивановича, который маслобойней заведовал. А хорошо бы и правда уметь боль заговаривать, как она!)
«Здравствуй, Сережа! Высылаю ксерокопии двух писем моей бабушки, а твоей прабабушки, Татьяны Никифоровны Яковлевой. На ошибки не обращай внимания. Она хоть и читала книжки, но писала неграмотно: не забывай все-таки, что она аж 1892 года рождения. Первое письмо от 1967 года, это родня ее отправила в санаторий после болезни осенью 1966 года. Второе письмо мне в пионерлагерь, 1968 года. Меня наградили путевкой в „Орле-нок“ за победу в олимпиаде по биологии».
Письмо 1
«Здравствуй, Танюшка, сонечко мое ясное, внуца моя золотая! Пишу тебе особо и прилагаю картинки. На первой дерево называется кипарис. Оно как наш тополь, только не с ли-стями, а такими вот лапами идет. Я взяла с нево семян. И лапок насушила для запаху. На второй ракушка, вот как завилась! Их здеся много, я тебе привезу. Сергей Владимыч такой внимательный врач, и все такие уважительные! Он всем сказал на меня, что это его особая паце-ентка, во как! Живу я, как королева, только покою нету мне. Всё время куда-то зовут. То гре-ють, то мочут, то в грязюку пакуют. А еще коричневый как воск в полотенец завертают и грудину греють. Утирка от пота мокрая уся. Светили мени нутре на такой апаратуре, сказали, что подремонтят, буду как новая. Ой, говорю, девонька, я ж ще старорежимная! Скрыпит уш всюдуть! Нет, бабуля, до ста лет доживеш! Во, как мне сестричка ответила. Молоденькая, тоненькая, глазастая така, улыбаеца всем. Хороша дифчина. Море было холодное, а теперя уже нагреваеца у бережочка. А песок аш горячий. Мне не велели купаца, да я и не собиралась. Чево срамица-то. Так, халатушку подоткну, зайду по колено, и гуляю вдоль берега. Потом по песку горячому. Благодать здеся такая! Народу мало. Говорят, ще рано. Танюша, как же я хочу, шобы ты тоже поехала на море! Здеся недалеко от санатории пионерлагерь имееца. А еще меня сняли на карточку. Я сначала не хотела, но врач-то, Сергей Владимирыч, строго так посмотрел и сказал: матери моей для отчету, что вот, лечение со знаком качества, значица! Вот что значит соседи. Да что там говорить, я его маме всегда в помощи не отказувала. Ладно, Танюша, описала я тебе свою жизню всю, как есть! Завтра снесу письмо в ящик. Родителям твоим особливо написала.
Целую тебя крепко, твоя баба Таня».
Письмо 2
«Танюшенька, сонечко мое ясное, доброе время суток! Пишет тебе твоя баба Таня. Спасибо за пис’мо. Я рада, шо ты хорошо отдыхаеш у лагере и шо табе подошла платенка. Ты сей час растеш как на дрожах, так еще и кормят вас там хорошо. Кушай больше фруктив. А шо с водой проблемы, это там много где. И невкусная там вода. Ты уж осторожненько купайся, штобы тебя медуза не стрекнула своим током. У них ведь длиные щупальцы. Слушайся старших и купайся только где можно. А у меня всё хорошо. Мама твоя ездила в город, привезла мне конфет. Говорю, Танюшке припрячь. А она говорит, много привезла. Вкусные такие, называется „Мишка косолапый“. Их редко привозят даже в Волгоград. Никак не привыкну, что уш не Сталинград. А у мене прозьба. Привези мне костучек самых сладких арбузов и дынь. И из слив жолтых бобков накавыряй. Высуши тильки хорошенько и в бумашку завертай. Я Сергея Владимыча просила соседкина, врач-то который. Да он всё забувает. И отпуск у него зимой, потому что у них в санатории летом самая горячяя пора. А я у прошлом годе только яблошных накавыряла. Весной-то какие арбузы? Ты уш постарайся не забыть, ладно? Будь умницей. На сонци долго не гуляй.
Засим прощаюсь, здоров’я тебе желаю! Твоя баба Таня».
(Ну как же трудно было набирать! Вроде бы и почерк крупный, а пока привык, и письма закончились. Еще и ошибки всё время хотелось исправить! Но решил не трогать, так интереснее. Между прочим, у нас многие так говорят. Рисунки сфоткал отдельно. А кипарисы у калитки Тодора растут, завтра пойду понюхаю. – Боря.)
(на самом деле 3. В ней вместе с текстом и решение задач немного. И она очень старая и грязная. – Боря.)
1 марта 1942
Третью тетрадь я упустил. Ветром вырвало на обрыве, и мне осталось только с раскрытым ртом смотреть, как ее мотыляет по кустарнику. Ну, хоть ни один черт туда не полезет, под этот крутой обрыв. Так что врагу мои записи точно не достанутся. Сдует в Волгу, и всего делов. А там вода смоет мое нытье и утопит его поглубже. Мне даже как-то легче стало, когда ветер унес тетрадь. А ветер в тот день был знатный. Нас отправили на берег разметку распланировать для экзамена, а мне за каким-то лешим захотелось и себе отметить точки, чтобы спокойно вечером подумать. Ладно, это даже к лучшему. А то мне последнее время даже не хотелось эту тетрадь в руки брать. И новую тогда решил не заводить, пока не вернусь к тому Александру Лазареву, который делал первые записи в первой тетради. Но не такому наивному, конечно. А спокойному, уверенному советскому человеку, который знает, что он должен быть сильным. Потом будем нытьем заниматься, когда врага прогоним со своей земли. И добьем в его норе, как когда-то Наполеона. Вот почему так получается? Что они все к нам лезут? Ярмолин говорит, что это у нас такая миссия – спасать Европу. А что, хорошо было бы, и правда, не только от фашизма избавить, но и помочь тамошним рабочим в победе над их буржуйскими хозяевами. Но это потом. Сейчас одна задача – удержать свою землю и освобождать ее метр за метром. Враг давит крепко, гаденыш. Поэтому снова даю себе обещание: НИКАКОГО НЫТЬЯ.
6 марта
Немного запишу. Выпустили нас в конце февраля. Я все экзамены сдал на отлично. Предлагали даже остаться помогать объяснять вождение и механику новым курсантам. Что у меня есть педагогический талант. Еще бы ему не быть! Попробовали бы они Сеньке объяснять математику! После него я и ежиков смогу научить на коньках кататься. Но я вежливо отказался. Сказал, что мое место на фронте. И вот нас прикомандировали к танковому батальону. Не буду писать никаких конкретных номеров, и фамилий начальства тоже. Скажу только, что танков мы еще и в глаза не видели, а используют нас как рабочую силу. Стоило ли полгода обучать, чтобы потом выдать лопату и отправить помогать саперной роте? Вот уже неделю ковыряем глину с песком, или песок с глиной, кому как повезет. На сапоги смотреть страшно. Но зато ногам тепло. Как взглянешь, во что обуты местные жители, сердце сжимается. Вчера видел подростка, похожего на Сеньку. Тощий, в резиновых сапогах, кашляет всё время. А глаза бодрые, аж светятся, как лампочки, и пытается шутить даже. Интересно, как дела дома? Сейчас и адреса дать не могу, не имеет смысла. Всё равно скоро нас отсюда переведут (я надеюсь). Скорей бы уж!
11 марта
Ну вот, наконец-то! Мы в танковом батальоне! У меня как раз накануне перевода лопата сломалась. Знал бы, раньше ее сломал. Меня назначили начальником ремонтной бригады. Так что повоевать пока не получится. А Ярмолина сразу сделали начальником экипажа. Он так горд и доволен! Пытается меня утешать, мол, всё правильно, брат, негоже тебя с твоими золотыми руками в пекло кидать, а сам улыбается, контра такая! Я расстроился, конечно, но всё равно страшно за него рад. Мне под начало дали пять человек, двое парнишек из нашего училища и трое местных. С Гриценко, усатым пожилым дядькой, я уже успел пособачиться. Вернее, он со мной. Он здесь был главным, а тут какого-то новичка поставили. Ну ничего, привыкнет, куда ему деваться-то? И еще один, Стасюк, тоже пожилой, всё время табак нюхает. «Табачок», как он говорит. Похоже, что меня тоже приучит, уж очень у него вкусно получается это дело. Хотя если подумать, то зачем мне это? Чтобы сделать вид, что мы как будто приятели? Но это ведь не так. Вот хорошо, что я это заметил. Все-таки польза мне от записей большая. Но почему тогда я не веду их регулярно? Пять минут всегда можно найти. Мы живем здесь же, в мастерской, в одной большой комнате. Здесь две кровати и еще нары. Мне как начальнику выделили кровать и единственную тумбочку.
(Ну вот и в начальники попал. Хотя я его начальником не представляю почему-то. Он хотя и серьезный, но добрый слишком. Нет у него прям вот строгости. – Боря.)
16 марта
Сильный ветер, ледяной дождь. Хорошо, что уже не надо скользить с лопатой по глине! Как-то они там, по такой погоде? Эх, война… А мы работаем под навесом и в амбаре. Во двор выходим только в столовую и по нужде. Я обнаружил маленькую комнату, расчистил ее от железяк и перетащил туда кровать, тумбочку и один стул, взял из скромности самый расшатанный. Надо к нему руки приложить, а то можно и на полу оказаться. Так что я теперь начальник прям, отдельно проживаю. На самом деле просто храп Стасюка сильно мешает спать. Гриценко покосился недовольно, но не посмел ничего возразить. Даже помог мне кровать перетащить. Потом мы с ним долго сидели на этой кровати в сумерках и разговаривали. Кажется, он неплохой мужик.
25 марта
Написал письмо домой, так что у них есть мой адрес.
(Письмо не нашел. – Боря. А я сегодня видел первого морского таракана! Это оказался не таракан, а рачок. И совсем не страшный. Еще бабушка Тодора пекла печенье, по вкусу прям кокурки, которые бабушка пекла. Обещала мне дать рецепт. А божья коровка на болгарском языке будет калинка.)
А это папе написала его тетя Таня:
«Сережа, здравствуй! У меня сегодня на удивление спокойная смена. Вот, решила вытащить свой блокнот. Он у меня большой, как альбом для рисования, только бумага в клетку и с дырочками по краю, чтобы можно было отрывать листы. На обложке березовая роща, стволы белые-белые, а дальше луговина, вся солнцем освещена. Почему-то мне эта обложка детство напоминает, хотя у нас так много берез не было, больше тополя и вязы. Может быть, потому, что всё залито радостным солнцем? Ты тоже вспоминаешь детство как что-то теплое?