(Я решил начать вводить письма из прозрачного пакета. Там письма Сени. Александр мне и так снится. То есть как будто я – это он. Я ехал в грузовике и прямо руками чувствовал горячее шершавое дерево борта, и хотел пить. А потом мне приснился его сон, как будто они с Надюшей бегут через цветущий луг к речке и она смеется, а я думаю: какой же у нее приятный смех! Он то есть думает. И ведь про этот сон он не писал. Я даже А. С. не рассказал, а то запретит всё и потащит к неврологу. С него станется! – Боря.)
Письма Сени
1942 год
«Здравствуйте, мои дорогие мама и папа! Мы даже попрощаться не успели толком. Да так и лучше, а то на проводах Саши баба Стефанида, царствие ей небесное, устроила прямо вытье какое-то. У меня всё хорошо, так что вы хотя бы за меня не волнуйтесь. И я прямо требую не волноваться, договорились? Вы ведь знаете, что со мной ничего плохого не произойдет. Все говорят, что я везучий. Помните, как бешеная собака напала, пацана покусала, а меня не тронула, как будто меня и нету? А я ведь был ближе всех к ней. Или когда телега с моста упала, помнишь, папа? А я тогда забыл, что мне надо ехать, заигрался с ребятами. Так что за меня не переживайте! Я повоюю, победу нашу обеспечу и вернусь. Обещаю, что у вас обязательно будут внуки с отчеством Семеновичи! И не будем к этому вопросу больше возвращаться. Просто не придумывайте в голове всякие страсти, договорились? Наоборот, всегда помните, что со мной просто не может произойти ничего плохого.
Нас довезли оперативно, только растрясли знатно. Ну, хоть день был нежаркий. Мама, а ты еще мне предлагала молоко в бутылке! Хорош бы я был! А за пирожки и колясочку колбасы спасибо! Мы пока доехали, их оприходовали. Эх, теперь не скоро твоих пирожков отведаю. Как вернусь – будешь мне месяц подряд и пирожки печь со всякими начинками? и борщ варить. Он у тебя фильдеперсовый получается! Договорились? Нас определили пока в учебку, говорят, что недели две точно мы здесь будем. Наверное, сюда писать резону нету. Я, как окажусь в части, сразу вам адресок черкану. Ребята все мировые, а вот командир какой-то громкий слишком. Как наш Полкан, и похож даже чем-то. В свободное время болтаю с ребятами и еще задачник решаю, как мне Саша советовал. Как он, интересно?
На этом пока заканчиваю. Не болейте! Бабе Лиде привет от меня большой-большой, горячий, как ее пирог с яблоками! Трудно ей без моей помощи будет. Ну, хоть я ей дров наколол и угля натаскал в кухнянку на первое время.
Крепко вас всех обнимаю и целую, Сеня».
(На штемпеле 1942 год, а число не разобрал. Это ему семнадцать лет, получается. Какие же они с Александром разные! И ведь правда, вернулся с победой и внуков им сделал, деда Витю и бабу Таню. Интересно, как она? А что, если ее поискать в Одноклассниках? Телефона-то ее у меня нету. А ведь она в Москве живет, получается. Только сейчас сообразил).
«10 сентября 1942
Здравствуйте, мои дорогие мама и папа! Ну, вот я и на месте службы оказался. Думаете, ваш сын с винтовкой в руках сидит в окопе? А вот и не догадаетесь, куда меня прикомандировали. Я теперь крысолов, представляете? Но давайте расскажу по порядку. Дело было так. Учебка наша стоит на отшибе, на берегу поля, как здесь шутят. Поле и правда бескрайнее. Ну и обычная проблема – грызуны. А в этом году, говорят, их сила. Просто вал валит, стена идет, и ничего не помогает. И самое плохое, что вместе с мышами-полевками пришли крысы. Большие, черные, наглые. Мышей стало меньше, но это никого не порадовало. Да и какая радость, если крысы по стенам бегают, как черти? Я разговорился с помощником заведующего хозчастью, когда дежурил. Спрашиваю: что делали? А он разозлился и давай кричать, что чего только не делали, и пошел перечислять. И отраву, и кошек, и ловушки всякие хитроумные. А я и спроси: а с мостиком не ставили? Он даже руками замахал, покраснел весь, вот-вот лопнет. Так разозлился чего-то. А потом вдруг раз, и сдулся весь. Рукой махнул, сам чуть не плачет. Вот так довели человека эти твари голохвостые. „Валяй, – говорит, – рассказывай, что за мостик такой“. Ну, я ему на куске упаковки и начертил, и объяснил всё. Пап, ты уже всё понял, да? Ловушка нашего Парамоныча. Ну, Иван Петрович меня под микитки и с этим оборванным куском потащил к заведующему. Вот, мол, у парнишки отец директор маслобойни, и они с крысами справились вот такой ловушкой. И он (ну, я то есть) нам ее сделает. Я аж вспотел весь, как услышал. Ну да ладно, раз сам напросился. Освободили меня от учебы и от дежурств, дали всё по моему списку – твори! Ну, я и натворил. А что, сами сказали. Пригодилась работа с трактором-то. После него какую-то ловушку собрать – да знай наших! Все пришли смотреть на мой мост. Стоят, разглядывают. Кто-то одобрительно кивает, кто-то рукой машет: да ерунда какая-то! Крысы умные, не купятся на такое! Чуть ли не на спор начали. А Иван Петрович всех вытолкал, мы с ним маслом постным всё намазали, чтобы запах человека отбить, и в бадью масла налили. „Пошли, – говорит, – и до утра чтобы никто сюда не совался. Даже дверь в подсобку бумажкой заклеил, опечатал вроде как.
Я ночью всё ворочаюсь, думаю: вдруг не сработает? Или я чего не рассчитал, или крысы здесь особо ученые? Утром иду сам не свой, думаю, вот опозорюсь сейчас. Заходим мы, а там! Двадцать семь штучек мы насчитали! Ну, я и стал вроде как знаменитым. Мы только знай утопленников в яму оттаскиваем да маслом по новой мажем. Урожай небывалый! А тут через три дня вызывают к командиру. „Собирайся, – говорит, – поедешь с грызунами бороться“. Я так и охнул. Ехал-то я с Гитлером бороться! Он, конечно, та еще крыса голохвостая, но все-таки. Вот так я сам себя подставил. И не поспоришь же с начальством-то. Так что теперь ваш сын Семен проходит службу при гражданской конторе, вот так получилось. Но она хоть и гражданская, но очень полезная и нужная. Называется противочумная станция. А наш отряд называется „Обследовательский истребительский отряд“. Мы относимся к Котельниковскому противочумному пункту. А меня прямо к лаборатории прикомандировали. Здесь очень интересно, и совершенно особенные люди! Много знают и ничего не боятся. Конечно, мерами предосторожности никто не пренебрегает, но себя не щадят. Я как разобрался во всем, то понял: это тоже фронт. Грызуны разносят болезни среди бойцов и мирного населения.
Ладно, про нашу работу много писать не буду, потому что это секретные данные. Скажу только, что запах хлорки теперь для меня стал запахом важной работы. И вы там тоже будьте поосторожнее, хорошо? Дело серьезное. Это я написать могу.
Адрес мой новый, пишите на него. Папа, я тебя прошу. Ну, мы друг друга поняли, верно?
Мама наша очень занята, так скажем между нами. И письма ей писать всё недосуг.
Как баба Лида? Пусть только не придумывает всяких страстей про нас с Сашей, так ей и передайте. И не хватается зараз все дела управлять. Поделать – посидеть, вот. Так ей и передайте.
На этом пока всё. И так вон сколько, даже рука устала. Часто писать не смогу, наверное. Даже спать некогда. Здесь вокруг такое творится! Не до писем. Что слышно о Саше? Передавайте ему от меня привет в письме, хорошо?
Не болейте!
Ваш сын Сеня, победитель крысиного короля».
(Ни разу не видел крыс, только в кино. А мышей видел. И Дымок летом притаскивал. Я их не боюсь. – Боря.)
«22 сентября 1942
Здравствуйте, мои дорогие мама и папа!
У меня всё в порядке. Ну, как в порядке? Служба в порядке, а про другие дела сейчас вам расскажу. Вот не знаю, правильно ли я поступил? К нам прикомандировали двух парней моего возраста. Ну, я-то себя уже опытным считаю, сами понимаете. И вот, один парнишка, Ленька, ну, мы с ним вроде как сдружились. Веселый, заводила, голос звонкий! Его бы в запевалы куда-нибудь, рота в два раза быстрее шагала бы. А здесь ему скучно, что ли. Неинтересно. Ходит с таким видом, будто самый умный. Я ему толкую – ты слухай, что старшие говорят-то, они люди опытные. А он только смеется. „Затихни, – говорит, – еще учить меня будешь! “ Вы не подумайте, он так-то неплохой, да глупый еще. Я-то возле трактора пообтерся, с разными людьми наобщался, да и ты, папа, далеко не последний человек в поселке, так скажем. Ну, и брат старший – это сила! Я всегда за ним тянулся, старался с его друзьями тоже поговорить, да вы и сами всё знаете. В общем, понимание имею. А Ленька только фасон свой держит да гонор показывает. А я его друг вроде как, кореш. И тут случилась с ним неприятность большая. У нас правила очень строгие по поводу животных. А он решил, что они не для него писаны, ну, и схватил голой рукой хорька дохлого. А тот возьми его и ку-сани. Мы все привитые, конечно, и он тоже. Да только правила гласят: не уберегся – пожалуй в изолятор, под наблюдение. А Леньке-то скучно в изоляторе будет, и так тошно ему стало! Просит – не выдавай меня, пожалуйста. Я ему толкую, что не имею права его покрывать, что дело-то серьезное. Иди, говорю, тебе укол с дополнительной дозой сделают, и посидишь, ничего с тобой не станется. А он, Ленька-то, как начал на меня кричать! Что это не по-товарищески, что я предатель, и что обязательно потом всех предам врагу. Представляете? Ну, я ему и двинул легонечко. Не мог я выносить таких слов. А потом схватил крепко за воротник и доставил в санчасть. Вот, говорю, принимайте голубчика. На скулу его не глядите – моя работа, виноват, а вот рука – это хорьковая работа. Ему сразу же вкололи, что требуется, и в изолятор. Мне внушение сделали, чтобы руки не распускал, но сильно не ругали. А потом я узнал, что Леньку, как выпустят, переведут в землекопы, то есть в саперные войска. Может, я и правда не по-товарищески с ним поступил? Как вы думаете, Саша бы меня поддержал? Мне кажется, что да. А всё равно на сердце кошки скребут. Вроде как подставил друга. Ну а если бы он заболел? Это очень серьезные болезни. И я вас прошу: осторожнее с хорьками, сусликами и прочими тварями! Видите, как ребятишки сусликов выманивают – отругайте. Лучше от грызунов держаться подальше, поверьте мне.