Как бабушка? Ты пишешь, что она совсем сникла. Передай ей, что это она зря такое надумала. Я вот сейчас пишу вам письмо, и мне так тепло на сердце, что вы у меня есть. И что у вас всё в штатном режиме, как я словечко здесь услышал. Это меня греет очень хорошо. Отвоююсь и вернусь домой, к вам всем. А сейчас я здесь и правда очень нужен.
До свидания! Привет от меня бабе Лиде!
Ваш сын Сеня, победитель крыс и ловец сусликов. И препаратор хорьков. А еще опытный специалист по заливанию и засыпанию хлоркой всего вокруг.
Жду письма с нетерпением!»
(Какой же у моего прадедушки легкий характер! Вот тетя Таня такая же. И Володя. А мне не передалось. Но я по характеру всё равно больше в Лазаревых, чем в Бокальчуков. Да и внешне похож на папу и на Борю того. Только музыкального слуха нет. Хотя я вообще резкие звуки не выношу, какая уж тут музыка. У меня нет никаких талантов, кажется. Зато я везучий все-таки, получается.)
«5 октября 1942
Здравствуйте, мои дорогие мама и папа!
Папа, получил сегодня твое письмо. Спасибо, что быстро ответил. Как же жалко Белку! И кому она помешала? Бегала и бегала себе. Наверное, она залаяла на фрицев, когда они по дороге ехали, они и застрелили. Хорошо, что ты ее не оставил валяться, а закопал. Это ведь почти наша собака – помнишь, ты шутил, что на маслобойне нужно ей штатную должность сторожа оформить, а то от Васьки толку нету.
Как же замечательно, что фрицы не остановились в нашей Правде, а проехали дальше! Ты пишешь, что были разговоры про эвакуацию, но дальше этого не пошло. Знаешь, мне было бы спокойнее, если бы вас вывезли в безопасное место. Фашисты просто звери. Если в собаку просто так стрельнули, для забавы. Я слышал, что молодежь отправляют в Германию на работы. А коммунистов вообще вешают на площади.
А Ленька уже с нами не служит. И меня наша заведующая лабораторией успокоила. Всё я правильно сделал. Пусть лучше копает, целее будет.
Да, чуть не забыл. К нам приезжал один врач, он бактериолог. Хороший такой, Овсов, говорит, моя фамилия, та самая лошадиная фамилия, по Чехову, – а сам улыбается. Так вот, он привез нам два ящика яблок из своего сада. Говорит, сад разбомбили, но одна яблонька уцелела. Сорт я спросить не успел, но яблоки – сказка, а не яблоки! Я семечки положу прямо внутрь треугольника, авось не вывалятся. Передай их бабе Лиде, пусть посадит. Вот ей и занятие будет. Да и мне интересно! И передай ей от меня, чтобы не кисла. Скажи, сорт Овсовский, вот!
Ладно, на этом заканчиваю письмо. Будьте все здоровы! Если о Саше что-нибудь узнаете, сразу мне напишите, прямо в тот же день!
Ваш сын Сеня, неудавшийся мичуринец-испытатель».
(С этого письма они уже получили письма позднее. – Боря.)
«15 октября 1942
Здравствуйте, мои дорогие мама и папа! Письма от вас так еще и не получил. Интересно, мое-то дошло? Наверное, все-таки вы его уже получили. И расстояние небольшое, и военно-полевую почту вроде наладили, а письма что-то медленно ходят. Хоть голубиную почту делай. Интересно, ее можно организовать?
У нас всё в штатном режиме. Скоро будет много работы. Будем делать большие выборки грызунов в разных точках. Это огромная работа, и полевая, и лабораторная. А еще нужно будет заполнять такие длинные таблицы. Главное, чтобы погода постояла, а то не хочется грязь месить по дорогам и мокнуть.
Видите, я гоню от себя мысли, что вы не отвечаете, потому что у вас что-то стряслось. И вы так же считайте про меня, договорились? И обещайте не выдумывать себе всякого, если от меня долго не будет писем. Хорошо? И бабе Лиде передайте мои слова. Ну и привет огромный тоже, конечно. Семечки она посадила? Жалко, если то мое письмо потеряется. Ну, да я несколько семечек оставил у себя на всякий случай. В нагрудном кармане таскаю, он такой, что не выскочат. Кто-то фото любимой девушки у сердца носит, а я семена яблок, вот так. Ну, ничего, девушки никуда не денутся. Вы еще погуляете на моей женитьбе, обещаю! Я серьезно сейчас пишу.
Крепко вас обнимаю, ваш сын Сеня, которого даже хорьки не кусают, потому что знают, что меня очень ждут дома».
(А мы встретили Новый год! Что-то взрослые его боятся. Дракон, високосный и всё такое. Я сейчас у дяди Миши. Стоит ужасный мороз, минус тридцать! Я знал, что так бывает, но ни разу не испытывал на себе. Это ужас какой-то! Мы с Антошкой выскакиваем прям ненадолго, а потом пельменями греемся. И еще яичницей. Помогает! А Дымок вообще почти не выходит на улицу. Выскочит и через две минуты несется обратно.)
«22 октября 1942
Здравствуйте, дорогие мама и папа! Письма от вас я так и не дождался. Мне начальник нашей станции сказал, что почта ходит плохо. И посоветовал всё равно посылать. Хоть какое-нибудь да дойдет, и вы узнаете, что я жив-здоров, надеюсь, что и вы тоже. У нас закончился подготовительный этап, через два дня начинается основной. Работы будет очень много, и я не смогу писать часто. Да, я тут взял из шкафа почитать старый учебник по биологии для 10 класса, очень интересно – про Дарвина, Менделя, про историю жизни на планете. Нам в школе что-то рассказывали, но кратко. А тут и картинки интересные, и есть о чем подумать. Даже снилось что-то про зарождение жизни в океане, там такой красивый зеленый свет. Ну, под водой.
На этом заканчиваю, бабе Лиде огромный привет! Крепко вас обнимаю.
Ваш сын Сеня, который произошел от обезьяны, если верить Дарвину».
«1 ноября 1942
Здравствуйте, мои дорогие мама и папа! Нашел минутку, чтобы черкнуть вам пару строчек. Я сейчас сижу за столом, на столе большая учетная книга, в ней я карандашом и железной линейкой черчу столбцы таблицы. На полу слева от моего стула большой бак с трупами карбышей, справа бак с трупами хорьков. Оба накрыты плотной крышкой. Это наша заведующая лабораторией брала у них кровь и срезы тканей головного мозга. Она сейчас в другой комнате с ними работает. А я допишу письмо, потом закончу расчерчивать тетрадь и пойду выносить это добро в специальную яму. Донесу баки и пойду за хлоркой. Да, сначала я надену специальный костюм, и будут видны только глаза. У нас с этим очень строго. И знаете что? Мне всё это по сердцу. Никогда бы не подумал, что такая жизнь может мне понравиться. Иногда я так увлекаюсь, что даже забываю про войну. Но потом от взрыва начинают дрожать колбы и стучать друг о друга пробирки. И я вспоминаю с досадой: ой да, война же. То есть как помеха работе. А вы можете представить, что я так увлекусь этим делом? Мне в детстве нравилось играть с котятами, собаками, а теперь я препарирую зверьков, готовлю их кровь, мышцы и мозг для микроскопа и очень этим увлечен. Я научился делать тонкий срез для препарата.
Ладно, пока всё. Совсем мне некогда.
Обнимаю вас крепко.
Ваш сын Сеня, который вдруг оказался почти зоологом».
(Карбыш – это такой огромный хомяк, но наглый и боевой. А на фотографиях очень симпатичный, я в Интернете глянул.
Мне кажется, что я медленно набираю письма, а сейчас понял, что очень много успел сделать. И пауза ведь была в ноябре. Как же мне нравится Сеня! Если у меня когда-нибудь будет сын, хорошо бы его назвать Семеном. Семен Борисович, хорошо получилось бы. И мне прямо захотелось тоже кому-нибудь писать письма. А кому? С Володей и Мариной мы каждый день в телеграме общаемся, я ему всё пишу. Марина хорошая очень, и ко мне относится как к родному. Они летом собираются пожениться. Володе всё некогда, и мы с ним больше про компьютерные игры переписываемся. Даже фотки ему делать некогда, а ведь на Севере такая красивая природа! А сам пишет: шли больше фоток! Может быть, как-то скопировать нашу переписку, чтобы она не исчезла? Надо посоветоваться с Антошей. – Боря.)
«9 ноября 1942
Здравствуйте, мои дорогие родители!
Я быстро, просто поделиться! А я вчера невольно поучаствовал в военной операции, так получается! Мы с Митей пошли на поле осматривать ловушки. Митя тоже, как и я, здесь службу проходит. Я потом о нем напишу, сейчас некогда. Нам дали задание брать из каждой по два экземпляра, маркировать и класть в такой специальный короб с крышкой. У нас в букваре картинка была: „Не садись на пенек, не ешь пирожок! “ Вот в таком коробе мы и носим нашу добычу. Только короб железный, с дырочками для воздуха. Идем мы с Митей, болтаем про то, кто из нас медведь, а кто Машенька, и что начальница наша не похожа на деревенскую бабушку, да и заведующий на дедушку не тянет. И что есть такие пирожки мы точно по дороге не будем. Я смеюсь, руками размахиваю. Небо над головой такое широкое, простор! И вдруг Митька останавливается как вкопанный. Я, конечно же, на него налетаю с размаха и падаю. Он тоже валится рядом и шепчет: „Танки!“ Я озираюсь – и правда, слева движется танк, за ним еще, и еще! Не наши танки, немецкие, и их целая колонна! Я как прирос на том поле. А Митька шепчет: бросай кузов и поползли вдоль борозды! А нам обратно нужно тоже влево! Я шепчу, что не брошу! А он уже во весь голос отвечает, что заметят ведь. Я перестал с ним разговаривать, скинул короб с плеч, ухватил его за лямки, пригнулся и побежал. Митька кричит, что я не туда бегу, но я-то вижу, что там что-то вроде низинки. Я ему – давай за мной! Хорошо, что он послушался. Не знаю, заметили нас или нет, но мы успели добежать. Как же страшно, когда бежишь на полусогнутых ногах, голову в плечи втянул, под ноги смотреть короб загораживает, а сзади лязг и грохот всё сильнее и сильнее! Я ни разу не оглянулся, но слышал, как Митька пыхтит сразу за моей спиной. Мне казалось, что мы долго бежали, а проклятая низинка всё не приближалась. Потом меня Митька ухватил за бока и повалил. Всё, кричит, сиди тихо! Только тогда я оглянулся. Мы были в низинке, просто я не заметил, что уже добежал. А посмотрел назад и понял, что здесь нас не видно. Там мы и лежали, затаившись, а танки всё шли и шли. У них такая спереди широкая часть, и ехали они этой частью вперед, так нагло, по-хозяйски, что ли. Они сначала