25 августа
Ветерок свежий, не так жарко. Лето кончается. Меня же призвали год назад. Так всё далеко уже. Надюшка. Не уберег я ее. Где они, мертвые? Неужели это всё? Но их же так много. Наверное, тысячи по обочинам дорог, по степной пыли. Я мог бы тоже лежать, скрючившись в горящем танке. Наверное, от меня остался бы только черный череп и несколько костей. Там было очень жарко. Зачем ад, если люди сами себе его делают? Как же чешется, не могу терпеть.
(Я тоже часто думаю, где они все. Там ведь уже куча моих. И вот не знаю, почему, но – как бы это сказать-то? Я закрываю глаза и чувствую, что все они живы. И дело не только в памяти, как А. С. считает, да и Александр этот тоже. Не могу подобрать слова. Но все живы. Я это просто знаю. Ладно, продолжу дальше. – Боря.)
26 августа
Наконец дождь. В окно пахнет мокрыми деревьями и пылью. Они так махались из стороны в сторону. Марля на окне прямо надувается. Спросил сестричку, как ее зовут. Люся. Ей девятнадцать лет. Жениха убили там, откуда меня вытащили. Поговорили с ней. Она сказала, что не любила его. Ее дядя настаивал выйти за этого парня, а она боялась возразить. Вот как бывает. А теперь она чувствует вину, что жених погиб, как будто она не сберегла. И винит себя за то, что чувствует облегчение. Я сказал ей, что уж как волновался за жену, а не уберег. Это всё случайно. А она говорит, что не может быть случайно. Молодая еще слишком, верит в какую-то справедливость. Хотя сейчас я вспоминаю свою первую тетрадь, до того, как узнал о Надюше. Тоже думал, что с хорошими людьми ничего не сделается. Не то что думал, а просто так считал, что ли. Знал, вот. Люся идет, хватит.
Ну вот, согнала кошку и ругалась. Эта кошка забежала утром, когда баба Клава пол мыла. Я попросил оставить. Сначала на подоконнике сидела, умывалась, потом осторожно на тумбочку перешла. Астры понюхала, потом к лицу мне нос придвинула, обнюхала меня, постояла, что-то там свое подумала. Потом на цыпочках прошла по покрывалу и легла в ногах, сбоку. Я боялся ногой пошевелить, чтобы не спугнуть. Баба Лида говорила, что кошка ложится на больное место. А эта легла рядом, но не задевая. Ну ладно, может, еще придет завтра. Серая такая, а глаза желтые. Хвост длинный. Не худая, наверное, мышей ловит.
27 августа
После дождя стало прохладнее, хорошо. Как же неудобно писать, всё сикось-накось. Одну строчку целую минуту вывожу, наверное. Ну да спешить мне некуда. А доктор-то молодец оказался. Вроде как я при деле. Только я всё равно тот день не вспомнил, да это и к лучшему.
Кошка так и не пришла. И Люси не видать.
После обеда Люся зашла, принесла мне ветки дуба и велела на них смотреть. Заботливая. Сказала, что эта каморка раньше была для ведер и швабр всяких, а потом их перенесли под лестницу, а здесь сделали чистую комнатку, для ожоговых. Поэтому никаких кошек. И посмотрела на меня строго так, как будто я их прячу под одеялом. Люся. А ветки мокрые. Вымыла она их, что ли?
28 августа
Был обход двух врачей – нашего и еще другого, высокого такого. Сказали, что заживление на одной ноге идет по плану, а вторая слишком воспалена. И я им «не понравился». Это они молоточком водили и в глаза светили. Сказали, что надо больше спать. Чтобы я поспал днем, вкололи снотворное и велели бабе Клаве посидеть на стуле. Если будут судороги, значит, индивидуальная реакция, и бегом звать врача. Что же они такое вкололи-то. Спать еще не хочу. Попробую полежать с закрытыми глазами.
30 августа
Вот и не знаю, выспался, но усталость, как будто мешки ворочал. Всё тело болит. Но понемногу буду писать. Хочу, чтобы остались мои сонные приключения.
Я честно лежу с закрытыми глазами, голову повернул от солнца. Потом вроде как начал проваливаться в сон. А потом меня вдруг изнутри как ударит! В грудь, в живот над пупком и в лоб, очень сильно. И я вдруг оказался на пороге комнатки! Смотрю из коридора, благо дверь открыта от духоты. Баба Клава вскочила, как кинется к двери, я еле успел отскочить. Она побежала за врачом. Я слышал, как она зовет на помощь. Потом я заметил, что я лежу на койке и весь выгибаюсь. Такое страшное лицо у меня было. Кричу в коридор, чтобы быстрее на помощь бежали. Доктор быстро появился и что-то мне вколол прямо в руку. А сам стоит и меня придерживает. Я успокоился, а он сел на стул, газету вытащил и читает. А я стою, как дурак. И так мне обратно хочется! Комната вся в солнце, аж от листьев по стене отражается. И у меня лицо стало такое спокойное, красивое прям. Да что ж такое? Я стою и чуть не плачу, так мне себя жалко стало. Хочу в эту комнатку, и чтобы выздороветь. Тут мне что-то в ноги толканулось. Я внимания не обратил, не до того мне. А потом опять, и сильнее. А ногам не больно совсем. Я смотрю – кошка. Голову подняла, глянула на меня внимательно, что-то буркнула на своем языке и пошла по коридору. На ходу оглянулась и снова что-то сказала. Ну, я и побрел за ней. Она подождала меня, и мы вышли из госпиталя. На улице свет такой золотой, и деревья. Я до лавки доволочил свои ноги, и мы с ней сидели и смотрели на эти деревья. Потом я так спать захотел, что лег на лавку, скрючился, руку под голову положил и заснул. Спал очень крепко, и ничего не снилось. Проснулся на своей койке, лежу, думаю, вот что значит выспался на отлично – как бодрости сразу прибавилось! Интересно, думаю, я обед-то проспал? Аппетит волчий! Никого нет. Дай-ка, думаю, встать попробую. Сел, сижу, привыкаю. Рассмотрел свои ноги. Ну что, вот как по линии обуви – просто краснота и волдыри местами. А что выше – на левой ноге прямо чернота облупленная, и лопается красным. Сзади и с боков особенно подпали-лось. Правая лучше. Колени спереди целые, но под коленками худо. Ну что, решил попробовать встать. Одежды никакой нет. Обмотался кое-как простыней и начал приподниматься. Тут меня повело маленько. Но я на ногах удержался, на стул повалился и позвал доктора. Крикнул громко, а голос такой тихий стал. Баба Клава прибежала. Руками всплеснула: сиди-сиди, сейчас сестричку позову. Врача нет сейчас. Нет, говорю, ты покажи мне, где тут сходить можно. Ну, мы с ней и доковыляли до уборной. Оказывается, я проспал и обед, и ужин, и всю ночь спал. А сейчас она мне принесет завтрак, кашу пшенную с маслом и хлеб. После завтрака я опять заснул, сам.
Я это всё записывал от обеда до ужина. Завтра продолжу. Я ведь теперь всё помню про тот день. Понял это, когда ноги свои разглядывал. Всё, спать.
(Вот так ночные приключения! Хорошо, что у меня такого не было, это же ужас какой-то. А кошка помогла. Вспомнил: мне бабушкина соседка рассказывала, что кошки знают дорогу в рай и могут человека туда провести. А для них в райской ограде сделаны специальные лазейки. – Боря.)
31 августа
Утром приходил доктор, сказал, что сегодня я ему уже нравлюсь. Да я и сам себе уже нравлюсь. Принес какие-то порошки, сказал, что это для укрепления организма. Сладкие и чуть горчат потом. Еще дал какую-то болтянку мазать места, где кожа треснула, когда я вставал и ходил. Велел лежать. Но я ему ответил, что в уборную сам буду ходить. Он только рукой махнул. Оставил мне газет. Вот, читаю. Но быстро устаю. Буквы мелкие.
Принесли мне полосатую пижаму и серые тапки. Мне в пижаме несподручно.
1 сентября
Читаю газеты. Мы все-таки деблокировали часть. Это был наш контрудар, наша задача, и мы с ней справились. Удалось вывезти раненых за Волгу, дальше в тыл. Но не всем так повезло, как мне. Несколько судов с ранеными и мирным населением разбомбили с воздуха прямо в Волге. А я ведь совсем не помню, как нас везли.
Люся болеет, оказывается. Сорвала спину, когда на нее раненый завалился. Это она его на перевязку водила. Хорошая она.
Мне принесли синий халат. Совсем другое дело! А то с ожогами пижаму неудобно.
(Сегодня такое было! Утром меня с Полиной на такси отправили к дяде Мише. Приезжаем, а там все перевернутые ходят, как бабушка говорила. Оказывается, Дымок пропал! Там в деревне какой-то дачник завел лайку, а она повадилась убегать и всюду шариться. Говорят, что уже у нас двух котов задрала, в нашем товариществе. Дядя Миша с Антошей и Настей второй день ходят, ищут, хоть закопать то, что от кота осталось. Веру не пускают, потому что она беременная. Она вся заплаканная, говорит, что обещала Полине следить за ее котом, ну, еще когда она на учебу уехала. Короче, мы с Полиной по-быстрому перекусили и тоже пошли искать. Меня еще и брать не хотели! А я что, я и не такое видел вообще-то. Потом говорю Антошке: а давай попробуем Рекса привлечь. Ну, он папе своему позвонил, тот ему дал инструктаж. Надо, чтобы Рекс лежанку кота понюхал, может, и поймет, что от него требуется. Рекс ведь уже взрослым к ним пришел, вдруг его дрессировали и на это тоже, раз команды знает. В общем, мы так и сделали. Кричим: «Ищи! Ищи Дымка! Где Дымок?» И стали ждать. А Рекс покрутился во дворе, и всё. Не знает, что делать. Тогда мы пошли за двор и начали просто все линии подряд осматривать, хотя здесь все уже искали. Ходим и кричим, зовем его. Сугробы везде огромные просто! Нашу с А. С. калитку вообще не видно почти. А потом нас Рекс к полю потащил. Ну, думаем, всё, домой он захотел – они ведь там живут, прямо напротив поля. Нет, мимо калитки проскочил, дальше по линии и к сосне ломанулся. Подбежал, голову задрал и залаял. Мы тоже головы задрали, но ничего не увидели. Картина: пес лает, мы кричим охрипшими голосами: «Дымок, Дымок!» И вдруг слышим – сверху такое тихое «Мя». Нашелся! И ведь проходили мимо этой сосны, и звали! Полина говорит, что он от стресса тихо сидел, наверное. У кошек так бывает. Позвонили дяде Мише, что нашелся, а вот как достать-то его? Высоко очень. Сам не слезет, иначе бы уже сполз как-нибудь. Короче, мы сидели под сосной и разговаривали с Дымком, подбадривали его. А тут и дядя Миша с электриком приехали, и привезли его лестницу. Она очень длинная оказалась! Электрик такие перчатки натянул, мешок взял и за Дымком полез. Ничего, тот даже его не поцарапал. Только отрывать его от этого дерева пришлось. А как на землю его в мешке спустили, голову высунул и сидит – боится выходить, и всё тут. Полина его взяла на руки, смотрим, а у него над хвостом клок шерсти выдран, прямо до крови. Ну что, бегом домой, лечить. Потом уже заметили, что и прихрамывает чуток. Ну ничего, разберемся. Главное – нашелся! – Боря.)