Не помня себя от ужаса, он с воплем пробежал мимо неподвижной мамы, чуть не споткнувшись о голову упавшего дяди Кости, выскочил на площадку и помчался по лестнице. На улице было еще светло, и он, не снижая скорости, побежал вдоль дома, потом мимо следующего, дальше по улице, дальше, как можно дальше от этого места. Несколько раз он толкал кого-то, или кто-то толкал его. Боря уже тяжело дышал через рот, ноги были как ватные, когда он налетел на что-то твердое, появившееся откуда-то сбоку. Он остановился, пошатываясь, и увидел невысокого, худого человека с деревянным ящиком через плечо.
– Мальчик, прости! Ты не ушибся? Что с тобой?
Боря молча схватил его за полу светлой рубашки навыпуск. Говорить он еще не мог, только глубоко дышал.
– Так, давай вот здесь сядем, – увлек его на ближайшую лавочку мужчина. – Отдышись. У меня тут вода вроде еще осталась. – Он пошарил рукой в пакете и протянул небольшую бутылку с синей крышкой.
Боря взял ее, но сразу же уронил. Мужчина наклонился, поднял бутылку, сам открыл крышку и, придерживая руку мальчика, помог ему напиться. Боря настолько сбил себе дыхание, что ему приходилось несколько раз останавливаться. Потом они сидели молча. Мужчина терпеливо ждал, когда мальчик немного успокоится.
– Спасибо, – наконец просипел Боря.
– Что случилось? Тебя кто-то напугал? Давай я тебя домой провожу.
И тут Боря разрыдался – громко, с подвизгом, размазывая слезы, которые хлынули, как из какого-то фонтана.
– Так. Сидим. Спокойно сидим. Вот молодец. А теперь постарайся дышать через нос. Ну, давай вместе: глубокий вдох… Так, молодец. Еще разок! Замечательно! Теперь хлебни еще воды, осторожно только. Еще осталась? Умойся. Подставляй руки, я тебе полью.
– Не уходите, пожалуйста! – наконец смог проговорить Боря.
– Конечно, я никуда не уйду, – стараясь говорить медленно и спокойно, ответил человек. – Что с тобой случилось? Попробуй рассказать.
– Мама… дядю Костю… ножом.
– Так, понятно, – помолчав, сказал он. – А ты убежал, да?
Боря кивнул и опять всхлипнул.
– Ты далеко живешь?
– На Рокоссовского. – Он махнул рукой куда-то назад.
– Я тоже. Это улица Рокоссовского и есть. Так, я звоню в полицию.
Он достал телефон, набрал короткий номер и через некоторое время произнес в трубку:
– Добрый вечер! Тут вроде как мужчину ножом ударили. Да, Рокоссовского. А, уже выехали? Тут ребенок, он напуган очень. Да, сын. Куда? Понял, идем. Да, понятно, спасибо. – И повернулся к мальчику. – Давай еще посидим немножко, ты отдохнешь, и пойдем потихоньку. Там уже полиция начала разбираться. Ты, конечно, не будешь туда подниматься. Мы во дворе будем. Тебе зададут несколько вопросов, и всё.
– А маму куда? В тюрьму?
– Да, думаю. А ты что, хочешь с ней поговорить?
Боря замотал головой:
– Нет. А дядю Костю она… насмерть?
– Вот мы придем и всё выясним.
– А меня куда?
– В смысле? – не понял мужчина.
– Я там один ночевать не останусь, – всхлипнул Боря.
– У тебя еще есть родственники?
– У меня в городе дядя живет, только он в рейс уехал. А в Даниловке бабушка, и еще дядя Коля.
– А сколько до Даниловки?
– На машине три часа где-то.
– Значит, отправят тебя в Даниловку… Ну что, пойдем потихоньку? Давай-ка руку. На эту сторону, здесь этюдник.
– Вы художник, да?
– Художник. Алексей Степанович меня зовут. Идем[1].
Они медленно дошли до места: Боря совсем выдохся, да и художник не хотел, чтобы мальчик попал на вынос тела или посадку в машину матери – хватит с него эмоций. Еще неизвестно, какой следователь попадется, а то возьмут в оборот. Но всё сложилось как нельзя лучше: тело еще не выносили, потому что в квартире работала следственная бригада, а маму уже увезли. Он подошел к стоящему у подъезда полицейскому и попросил сообщить об их приходе.
– Сын подследственной внизу, – передал по рации тот, и к ним почти сразу спустились двое: крупный мужчина примерно одних лет с художником, тоже под пятьдесят, и молодая женщина с приятным, но усталым лицом.
Они сели на лавочку, и мужчина, включив диктофон, попросил Борю рассказать, что произошло. Мальчик уверенно и внятно описал случившееся, но быстро сник: было видно, чего ему стоило так собраться. Под конец рассказа он спросил, уже заранее зная ответ:
– А дядю Костю… насмерть?
– Молодец, спасибо. Ты прекрасно справился. Да, мгновенная смерть. Он очень мужественно поступил, что не сбежал сразу, а крикнул тебе бежать.
Боря кивнул и всхлипнул.
– У нас еще будут к тебе вопросы, так что просьба не уезжать из города.
– А куда мне сейчас? – испуганно спросил мальчик. – Я думал, вы меня к бабушке в Данил овку отправите. Я здесь один на ночь не останусь!
– Об этом не может быть и речи. Комнату мы сейчас опечатаем, завтра продолжим. Там комитет по борьбе с наркотиками будет работать, и наверняка они захотят и с тобой побеседовать тоже. Знаешь, у нас есть детское отделение, ну, для потеряшек всяких, и вообще. Поночуешь там. Дежурная в коридоре будет, правда, она в другом крыле обычно на диванчике…
– Он может переночевать у меня, – заметив испуганные Борины глаза, предложил мужчина. – Я художник, приехал на этюды, здесь, на этой улице живу. Рокоссовского, 28, квартира 148. Алексей Степанович Савинов. Запишите мой телефон.
– Квартира 148? А вы знаете Ниночку и Володю Исаевых?
– Так я у них и остановился. Они на дачу переехали уже. Их сын мой ученик.
– Данилка? Вот как мир тесен. Моя супруга с Ниночкой работает в юридической конторе. Я про вас много слышал, и только хорошее. Ну что, Боря, как ты решил?
– Можно я с ним поживу, пока не разрешат уехать к бабушке?
– Ну, так и порешим. Давайте обменяемся телефонами. Я вам позвоню, и вы приведете Борю к нам в отделение. Здесь пара остановок, ну или даже пешком можно пройтись.
– Давайте после обеда. Утром я рисую на Мамаевом кургане. Возьму Борю с собой, потом мы пообедаем в кафе, и к вам.
– А можно мне вещи взять? И телефон? – спросил Боря, который только сейчас понял, что стоит в тапочках.
– Конечно. Только тебе там делать нечего. Вот, Людочка, решите, пожалуйста, проблему молодого человека.
Женщина устало улыбнулась, достала телефон и приготовилась делать заметки:
– Диктуй список, где что.
Боря задумался, потом начал объяснять:
– Пакет с учебниками под раскладушкой, вещи мои на полке в шифоньере, все детские мои, положите, пожалуйста, в пакет, он там же и лежит. На кухне книжка большая с морем на обложке, и телефон мой на столе. Там бабушкин номер, записать вам его надо, и дяди-Володин еще. Только, пожалуйста, ей осторожно как-нибудь, ладно? Бабушке нельзя волноваться… Да, кроссовки в коридоре и ветровка. И еще. – Он замялся. – Можно кастрюлю с картошкой? Я ее целый час чистил, жалко. И очень есть хочется, прям очень-очень. Еще консервы там на столе. Пожалуйста…
– Всё принесу, – сочувственно глядя на Борю, ответила Люда. – Эх, нет на твою маму отдела опеки! Учебники под раскладушкой!
До квартиры Исаевых добрались только через полчаса. Борю уже качало от переживаний и голода, когда они наконец зашли в светлый холл и с облегчением опустили на пол многочисленные пакеты. Боря хотел сесть рядом с ними, но художник помог ему сделать последнее усилие и добрести до кухни. Там он усадил мальчика на удобный пластиковый стул, быстро принес и разогрел картошку, кастрюля с которой так и была замотана в белое полотенце, открыл консервы, достал из холодильника сыр и колбасу. Они с аппетитом поужинали: несмотря на все волнения, Боря был очень голоден, да и художник тоже успел проголодаться.
– Так. Теперь в душ и спать. Я ночую в гостиной на диване, а тебе, думаю, подойдет комната Данилы, там вроде бы кровать удобная. Давай глянем, что у тебя есть из одежды. А эту в стиралку кинь, я потом поставлю.
В туалете Боря чуть не заснул, разглядывая разводы на плитках цвета морской волны, которыми были выложены нижние части стен. Кое-как сполоснувшись в душевой кабинке и с трудом натянув на влажное тело чистые шорты, он с помощью художника доковылял до кровати. Комната была небольшая, со светлокремовыми стенами, как и во всей квартире, и с огромной, почти до потолка, пальмой. Он встретил ее как старую знакомую: такая же, только поменьше, росла на кухне у бабы Гали.
– Всё, отдыхай. Спокойной ночи. Завтра я тебя разбужу пораньше, чтобы мы спокойно порисовали на свежую голову.
– Я не умею рисовать, – сонно пробормотал Боря.
– Да ладно, все умеют. Спи. Дверь оставить открытой? В коридоре свет не гасить? Или в полной темноте привык спать?
– Не знаю.
– Вот смотри, я погасил свет. Если закрыть дверь, то будет вот так.
В комнате стало темно, но сразу же осветился проем между занавесками.
– Какая конструкция. И по бокам, и сверху, как в театре каком-то. Это слово такое есть… не помню. Спокойной ночи. Если что нужно, зови.
Боря лежал и разглядывал тени в многочисленных живописных складках «конструкции», как обозвал этот занавесочный комплекс художник. Горизонтальная штора наверху шла красивыми волнами, и Боря, вытянув гудящие ноги, внимательно их разглядывал, пока незаметно не перешел в сон…Они с дядей Костей стояли на высокой палубе, а вокруг носились белые чайки, и золотистые блики скакали на волнах. Он чувствовал под ногами мерное покачивание корабля, уверенно шедшего прямо в море. Дядя Костя был капитаном.
– Хочешь подержаться за штурвал?
Конечно же, Боря хотел. С помощью дяди-Костиных крепких рук с синеватыми венами ему даже удалось немного повернуть тяжелое колесо из лакированного дерева с медными вставками, корабль чуть изменил направление, и мальчик пришел от этого в полный восторг.
– Вот видишь, всё просто. Главное – с курса не сбиться, – улыбаясь, сказал дядя Костя.
Сон был длинный и хороший. Он чувствовал, какая сила и уверенность исходила от капитана, и запомнил его слова: «Подрастешь – тоже станешь капитаном. Это несложно, главное – с курса не сбиться».