Какая-то часть меня хочет заткнуть уши или закрыть ему рот, чтобы он больше не мог сказать ни слова. Потому что всю свою жизнь я хотела, чтобы мой отец гордился мной. Я хотела быть такой же, как он.
Король Визидии. Верховный Анимант. Мой отец.
Но он не тот человек, за которого я его принимала. Передо мной стоит трус, а не король.
– Мой отец часто говорил мне, что однажды кто-нибудь попытается отнять нашу силу, – продолжает он. – По его наставлению, я должен был доказать, что могу быть Анимантом, точно так же как и ты, в ночь своего дня рождения, и больше никогда не привлекать излишнего внимания к своей магии. Я мог практиковать мои навыки, но только на заключенных, в темных глубинах королевской тюрьмы, когда вся Арида спит. Он учил меня быть сильным, но править издалека, как делал его отец до него. Я не должен был вмешиваться в дела Визидии, позволяя островам самостоятельно решать свои проблемы. Мне оставалось только делать громкие заявления и решать самые простые неурядицы, чтобы укрепить свою славу.
Например, издать закон о защите русалок.
– А как же Керост? – спрашиваю я. – Я была там, отец. Я видела, какой ущерб нанес шторм. Если ты обо всем знал, то почему не помог им? – еще минуту назад я была охвачена яростью, но теперь мое тело совершенно онемело. Эхо наших голосов – единственный звук, который заполняет бездну, и постепенно я начинаю понимать, куда он меня привел.
Эта магия души намного превосходит мою в мастерстве. Каким-то образом он настолько укротил свою магию, что смог привести меня сюда, в личное пространство своей собственной души.
Я осматриваюсь вокруг, разглядывая ослепительно белые завитки, которые стремятся разорвать его душу на части и не оставить на ее месте ничего, кроме пустоты, и задаюсь вопросом: неужели моя душа точно такая же? Потрепанная и ободранная, но все еще притворяющаяся целой.
– Они хотели изучить магию стихий, Амора. Если бы мы это допустили, другие начали бы практиковать любую магию, какую им захочется, – его голос дрожит, как будто он теряет власть над своими собственными словами. Как будто он сам в них не верит. – Народ станет сильнее нас. В королевстве наступит анархия.
– Мы бы тоже смогли изучить другие виды магии, – возражаю я. – Если наша семья всегда беспокоилась о том, что мы недостаточно сильны для управления королевством, возможно, здесь что-то не так, – мне больно слышать, что он признает свою вину. Закрыв глаза на все произошедшее, я все еще надеялась, что у него есть уважительная причина, оправдывающая его поступки. Что он все еще может оказаться тем человеком, которого я так уважала.
– Ты говорил мне, что мы держим магию Ариды при себе, потому что она опасна, – я с трудом выдавливаю каждое слово. – Ты говорил, что мы должны удерживать других от множественной магии, потому что она уничтожит их души, а не потому, что мы боимся нашего собственного народа. Неужели вся моя жизнь была ложью, отец? Скажи мне правду. Ты знал, как на самом деле возникла магия души? Ты знал о Като?
Наконец, он смотрит на меня, но совсем не так сурово, как я ожидала. Губы отца растягиваются в улыбке, но их кончики подрагивают от печали, которую он не может скрыть.
– Я знал, – признает он. Это всего лишь два простых слова, но я чувствую себя так, словно он дал мне пощечину. – Я уже говорил тебе, что был трусливым правителем и предпочитал избегать проблем, пока они не начинали стучаться в мою дверь. Вот почему я держал тебя на Ариде все эти годы. Я не хотел, чтобы ты видела, к чему привели мои поступки.
– Ты всегда была послушной, – продолжает он, – и схватывала все на лету. Я знал, что если возьму тебя с собой в путешествие, то очень скоро ты узнаешь мои секреты. И я оказался прав, – от его улыбки не остается ни следа. Отец подходит ближе и заправляет мне за ухо выбившийся локон. – И все же я сделал для Визидии одну хорошую вещь. Я дал им тебя – мою бесстрашную, непреклонную дочь. Я дал им могущественного Аниманта: принцессу, которая будет править этим королевством с храбростью, которой у меня никогда не было.
– Нет, – я качаю головой. – Кавен проклял меня. У меня нет магии. Визидия заслуживает того, кто сможет о них позаботиться. Кто сможет обеспечить им безопасность. Они заслуживают лучшего, чем ты или я.
Он смеется. Это мягкий звук, который прорывается сквозь бездну и разъедает ее углы. Границы нашего бесцветного мира начинают исчезать. Жар покалывает мою кожу.
– Моя прекрасная девочка, с магией или без – ты сейчас здесь. Ты сражаешься за это королевство. Ты проливаешь кровь за это королевство, – отец касается моих рук, но я отдергиваю их, поморщившись от отвращения. Мои покрытые шрамами ладони снова покраснели от крови. – Они заслуживают кого-то получше, чем я, – тут ты права. Но ты была рождена для того, чтобы править Визидией, как я был рожден, чтобы дать тебе королевство.
– Я этого не хочу, – слова вырываются из меня с таким отчаянием, словно они рвут мою собственную душу. Я уже не знаю, где правда, а где ложь. – Наша кровь уничтожила Визидию! Как я могу править королевством, которое построено на чужом горе? – мой голос дрожит. – Я не могу тебя простить.
Плечи отца понуро опускаются вниз, но на его лице остается все та же мягкая улыбка.
– Я не был справедливым королем, но я все еще могу сделать что-то хорошее, – приподняв мой подбородок, отец целует меня в лоб. Это прикосновение обжигает мою кожу, словно клеймо. – Я знаю, что ты позаботишься об этом королевстве, и я знаю, что ты будешь храброй. Я люблю тебя, дочь моя, больше, чем ты можешь себе представить, и мне очень жаль, что тебе придется так рано взять на себя это бремя. Но есть только один способ помочь тебе выиграть эту битву. Наконец-то я поступлю правильно.
– Скажи своей маме, что мне очень жаль, – шепчет он. – И, пожалуйста, позаботься о ней.
Я замираю, пытаясь осмыслить эти слова, и отец отстраняется от меня. Но у меня нет времени на раздумья. Наш импровизированный мир расплывается, и я снова возвращаюсь в пылающий тронный зал, где за дымовой завесой виднеются сражающиеся фигуры Бастиана и Кавена.
Из-за дыма я не сразу замечаю, как отец поднимает с земли свой меч. Он прижимает кончик лезвия к своему животу, и я еле удерживаюсь на ногах, когда ужас замораживает мои конечности.
– Отец? – я словно вернулась на пляж Ариды и умоляю его обернуться, посмотреть на меня. Но вместо этого он закрывает глаза, и одинокая слеза скатывается по его щеке. – Подожди! Пожалуйста!
Верховный Анимант Ариды, Король Визидии, вонзает меч себе в живот. Я едва успеваю подхватить его, чтобы он не упал на пол. Его плечи вздымаются под моими пальцами всего один раз, и я чувствую, как дыхание оставляет его тело, а душа отправляется к богам.
Он сделал это, чтобы разорвать свою связь с Кавеном. Чтобы я могла убить его, не беспокоясь о том, что причиню боль отцу.
Он сделал это из-за меня.
Где-то позади меня раздается вопль Бастиана. Но я не могу смотреть на него.
Все, что я вижу, – это кровь отца, которая растеклась по мрамору, отгоняя колеблющееся пламя. Все, что я вижу, – это его тело, прогибающееся под весом клинка, и безвольно упавшие руки. Огонь подбирается к нему, прожигая плащ и опаляя кожу.
Даже среди пламени я остаюсь холодной, как лед.
Моя грудь сжимается, и я не могу дышать. Кровь отца заливает мои сапоги. Я спотыкаюсь, падаю на колени рядом с ним и смотрю, пока весь окружающий мир не становится таким же красным, как его кровь.
Нет смысла смотреть на его грудь – она уже не двигается. Золотисто-карие глаза немигающе уставились в одну точку. Его больше нет.
Он мертв.
И он оставил мне целое королевство, которое я не могу подвести.
Рукан тяжелеет в моей руке и пульсирует от голода, который я намереваюсь утолить.
Передо мной стоит чудовище с жестокой улыбкой и стальными глазами, которые сверкают серебром, когда он смотрит на кровь отца. Он еще не знает, что я тоже чудовище.
– Я победил, – слова Кавена тверды, как молитва. Он прижимает ладони к крови, глядя на нее так, словно это дар самих богов. Приблизив пальцы к губам, он пробует на вкус то, чего желал больше всего на свете.
Чтобы отвлечь внимание Кавена, запыхавшийся Бастиан берет кость и тихо обмазывает ее кровью своего брата. Должно быть, он хочет проклясть Кавена, но стоит ему поднять кость, как он отшатывается назад, прижав одну руку к своему горлу, а другую – к животу. Он задыхается и тянется к чему-то, что скрыто от моих глаз. Кровь заливает его губы и стекает по подбородку, хотя я не вижу никакой раны.
Только не еще одна смерть. Он не может меня бросить. Кавен с удивлением поворачивается к брату, и на его губах появляется улыбка.
– Что ты с ним сделал? – рычу я, обнажив свой кинжал, когда Бастиан опускается на колени, а кость со стуком падает на пол. Как только он падает, я отшатываюсь назад, и мое горло сжимается в поисках воздуха. Мое тело трясется в конвульсиях, пока теплая кровь стекает по моему подбородку. Я понятия не имею, откуда она взялась.
Кавен ничего не говорит. Он продолжает смотреть на кровь отца, и от его благоговения у меня перехватывает дыхание, пока я не начинаю задыхаться. Из последних сил я заставляю себя сосредоточиться на происходящем, и моя грудь дрожит, когда я бросаюсь на него. Все, что я вижу, – это красное зарево.
Красный. Красный. Красный.
Красный, как кровь, в которой лежит отец.
Красный, как кровь, вытекающая изо рта Бастиана. Красный, как кровь, навсегда запачкавшая мою душу.
Красный, как плащ из крови, который я сотку над трупом Кавена. Я вонзаю Рукан ему в ногу и с силой проворачиваю клинок в мягкой плоти. Кавен даже не кричит. Он тянет меня за волосы, но я вырываю свой кинжал и отсекаю их, оставляя в его кулаке длинные пряди.
– Говори, что ты с ним сделал! – кричу я, и на этот раз мои движения совсем беспорядочны, а зрение размыто. Кажется, я еще раз ударяю его кинжалом, потому что мои руки багровеют от крови. Моей, его, моего отца. Все смешивается. Уже невозможно понять, кому она принадлежит.