– Ясно. А предложение мне напиться и не ночевать дома – это тоже элементы какой-то теории?
– Да. Моей собственной. Точнее, жизненной. Человеку, вяло плывущему по течению, обязательно нужна встряска, чтобы его вынесло в правильную сторону. Натка вот вырулила куда надо. Заметь, она так и не спросила, где ты пропадал. И, думаю, уже не спросит. Теперь она точно знает, гораздо важнее то, что происходит сейчас, а не то, что было раньше. Без такой встряски ее могло бы занести в какую-нибудь совсем неправильную сторону. Понимаешь?
– Да. Спасибо вам. Тебе. И Бурно.
– Да не за что. Обращайся. Я всегда гарантирую результат. Если чувствую, что не справлюсь, не берусь. А в твоем случае у меня не было никаких сомнений в положительном исходе лечения.
– Почему?
– Потому что когда двое хотят быть вместе, третьему не составляет труда им помочь.
– Значит, это оказалось несложно?
– Кроме одного случая. Когда пришлось парковаться в вашей Тоссе, а потом так же быстро выпарковываться и нестись в школу по узким улочкам. Надо было взять с тебя надбавку за риск.
– Ну уж нет. Я ведь не одобрял идею вашего знакомства.
– Но я же оказалась права. Я говорила, что врачу необходимо знать пациента. Иначе лечение бесполезно. Одному человеку нужно одно, а другому совершенно иное.
– А что требовалось Натке?
– Ей надо было начать заботиться о других. Забыть о себе несчастной. И как бы я это выяснила, если б не поговорила с ней?
– Снимаю шляпу. Надумаешь строить дом, сделаю бесплатный проект, – искренне предложил Андрей, привстав и шаркнув ногой.
– Конечно, – церемонно кивнула Паола. – Ладно, тебе пора. У меня следующий пациент на подходе.
– Счастливо, – Андрей приподнялся из кресла, но тут же опустился обратно. – Скажи, а как Натка не заметила табличку на твоей двери? Там же написано: «Психотерапевт Паола Рамирес».
– Повезло, конечно. Но вообще человек, находящийся в плену собственного воображения, мало что замечает вокруг. А на случай оговоренных визитов у меня этих табличек… – Паола выдвинула ящик стола, приглашая Андрея взглянуть на целую кипу разных пластиковых прямоугольничков, там валявшихся. Он вытянул шею, изумленно изогнул бровь:
– Кружок макраме?
– Ну да. Я же говорю: терапия самовыражением.
– Я надеюсь, плести макраме ты умеешь?
Паола засмеялась:
– Это да. Тут без врак.
Андрей встал и, пожав доктору руку, спросил немного встревоженно:
– Кстати, насчет врак. Мы будем признаваться?
– Думаю, пока не стоит. Натка обидчива, ревнива и достаточно уязвима. Эти черты в сочетании с гордостью, которой она, безусловно, обладает, не позволят ей правильно оценить всю пользу нашего секретного предприятия. Будут проблемы, а они сейчас ни к чему.
– Значит, для нее ты останешься юристом?
– А чем юрист отличается от психотерапевта? – лицо Паолы приобрело скептическое выражение. Она накрутила локон на кончик пальца и глубокомысленно изрекла: – Он вправляет головы бизнесменам, а психотерапевт всем остальным. Вот и вся разница.
– Допустим. Но как ты собираешься выпутываться потом?
– Соображу что-нибудь. – Глаза Паолы блеснули хитрыми искорками.
– Уже есть идеи?
– Точного плана нет, но, думаю, я тоже должна буду познакомить ее с семьей. Тем более что моя мамочка уже пообещала Натке экскурсию по своему свадебному альбому.
– Считаешь, она простит тебя?
– Конечно. Твоя жена обидчивая, но очень добрая. К тому же на меня, может, она и будет злиться, однако сердиться на мою маму у нее не получится. Уж мамочка-то сумеет умаслить даже барана. Так что не дрейфь, выплывем. Но пока молчи, ладно?
– Хорошо, – вздохнул Андрей. – Договорились. – Он направился к выходу, но у порога обернулся и сказал, чуть нахмурившись: – И все-таки мне не нравится обманывать жену.
Паола засмеялась, ответила искренне:
– Это очень хорошо, Андрей. Не обманывай ее!
Дверь за клиентом захлопнулась, и Паола осталась наедине со своими мыслями. «Возможно, Андрей прав, и ей пора прекратить придумывать про себя всякие небылицы. Но иногда так хочется хотя бы в воображении оказаться где-нибудь за тридевять земель отсюда. Нет, не от мамы, конечно, но от проблем, с ней связанных. Пять лет прошло после аварии, а воз и ныне там. Они обе – и мама, и Паола – в одно мгновение потеряли мужей. Только Паола осталась еще и без отца, а мама – фактически без ног. Паола единственная не пострадала в той аварии физически, но чертов пьяный водитель огромного грузовика разорвал ее душу на части. И до сих пор нет возможности ее склеить. Мама, которая вроде находится в здравом уме и твердой памяти, упорно продолжает говорить об отце в настоящем времени, но при этом прекрасно помнит о трагедии и не позволяет Паоле забыть о ней: никуда от себя не отпускает. Так и говорит: «Что я стану делать, если и с тобой что-то случится?» Поэтому в отпуск Паола ездит только с мамой и только в Европу, куда можно добраться на поезде: летать мама боится. Паола маму любит. Паоле с мамой хорошо и интересно. И мама – это тоже все, что есть у Паолы в жизни. Но иногда так хочется большего, так хочется еще кого-то. Но почему-то эти кто-то не готовы разделять ношу Паолы и ездить путешествовать в компании ее матери. Грустно. Паола грустит, но не отчаивается. Она знает, что просто не встретила нужного человека. Раньше Паола сомневалась. Ей казалось, что вместе с мужем в аварии умерла любовь. Но любовь жива. Любовь существует вокруг. И будет существовать до тех пор, пока есть на свете люди, которые дорожат своим чувством, оберегают его и стараются пронести через все испытания. Наверное, стоило вернуть Андрею деньги за сеансы. Ведь не только Паола помогла Натке, но и Натка, сама того не зная, помогла Паоле. Помогла понять и увидеть, что за любой черной полосой обязательно наступает белая. Надо только очень захотеть изменить цвет. Паола хочет. И у нее все получится. Как знать, может быть, именно в это Рождество в доме Натки и Андрея она познакомится, например, с коллегой Андрея, который окажется тем самым единственным, которого она ждет? А если не в это Рождество, значит, в следующее. Да почему, собственно, именно в Рождество? Возможно, это произойдет сегодня или даже… даже прямо сейчас».
Паола поднялась из-за стола, шагнула к двери, решительно распахнула ее и, выглянув в коридор, сказала ожидающему там своей очереди мужчине:
– Проходите!
Андрей вышел из здания и очутился на залитой солнцем площади. Начало двенадцатого в Испании – время всеобщего кофепития. Даже служащие банков вешают на свои окошки объявления о техническом перерыве и без зазрения совести отправляются в ближайшее кафе за глотком бодрящего напитка. Вот и сейчас практически все столики на многочисленных открытых террасах площади заполнены. Андрей с трудом отыскал свободный стул и, примостившись, заказал чашку эспрессо. Он улыбался собственным мыслям. Кто бы мог подумать, что обращение к Паоле сделает свое дело. Изначально он не верил в идею, невольно подсказанную одним из коллег, который расхваливал «чудесного психолога, вдохнувшего свежую струю в увядающий брак». Андрей считал психотерапевтов шарлатанами, выкачивающими деньги из несчастных, битых жизнью и запутавшихся в себе и друг в друге людей. Но, увидев, как мучается и все больше замыкается в себе, отдаляется от него Натка, почувствовав, как и сам он перестал испытывать потребность приходить домой и делиться с женой своими переживаниями, решил попробовать и рискнул. Рискнул – и выиграл. «Эх, не кофе надо было заказывать, а шампанское. Ладно, шампанское они выпьют как-нибудь вместе с Наткой. Теперь это не кажется невозможным. Натка стала прежней. Теперь она снова будет… А что она будет делать? Ну, например, снова звонить ему среди дня, как сейчас». Андрей вытащил вибрирующий телефон из кармана и ласково ответил:
– Да, Натуль?
– Ты не занят?
– Не слишком.
– Обдумываешь очередной проект?
– Нет, пью кофе и вспоминаю о тебе.
– Это, конечно, вранье, но все равно приятно.
– Гм… – Вот и борись после этого за правду.
– Андрюш, помнишь это объявление, которое привезла Ниночка?
– Конечно.
– Я позвонила. Меня завтра ждут на собеседование. Переводы пока письменные, сроки разумные, график получается свободным: берешь то количество текста, которое можешь осилить. Я попробую?
– Ты еще спрашиваешь. Конечно, попробуешь. А через полгодика и на устные перейдешь. Такого синхрониста, как ты, еще поискать.
Натка промолчала. Высокая оценка мужа была приятна, хотя в ней не звучало ни капли лести. Натка действительно считалась отличным профессионалом, но почему-то сейчас она не испытывала никакого желания проявлять свой профессионализм в полной мере. И была уверена в том, что желание это не возникнет ни через неделю, ни через полгода, ни через год ее нынешней жизни. У Натки имелся дом, который требовал ухода и хотел быть уютным. У нее был муж, который нуждался в заботе и мечтал быть любимым. А еще у нее была она сама, Натка, которая надеялась очень долго оставаться счастливой женщиной и жить рядом с любимым мужем в уютном доме. И какое отношение ко всему этому имеет ее высокий профессионализм? Усталость, раздражительность и нервы по поводу предстоящих переговоров, командировок или других важных мероприятий вряд ли поспособствуют улучшению семейного климата. А Натка теперь хочет избегать циклонов, ей по душе умеренная экваториальная атмосфера с вечным солнцем и теплом, которое согревает и хозяев дома, и их гостей. Кстати, о гостях.
– Помнишь, я тебе рассказывала про свою подругу Паолу?
– Да, конечно.
– Я ее пригласила в выходные к нам. Ничего?
– Конечно, если хочешь. Почему бы и нет?
– Андрюш, испанцы любят блины? Ты ведь часто ходишь с ними по ресторанам, видишь, что они едят, как… Так что насчет блинов?
– Если бы ты спросила про французов, ответ был бы однозначно положительный. Что наши блины, что их крепы – одно и то же. Испанцы блинов не пекут, в ресторанах не подают, но твое исполнение наверняка оценят.