– А что тут сделаешь? – Алла один в один повторила интонации своей матери. – Переходный возраст.
– Разве? – усомнилась я.
– Ну да. Освоение своего «эго» в коллективе и окружающем мире. Психологи считают, не стоит этому препятствовать.
С психологами я спорить не решилась, но очередную попытку разлучить свою дочь с закадычной подругой все же предприняла. На семейном совете было решено отправить Аленку в «дальнюю» школу. Двадцать минут дороги, три светофора – это, конечно, минус. Но, с другой стороны, языки, кружки и уверенность в том, что о ребенка наконец перестанут вытирать ноги.
Алла, к моему великому счастью, по ее собственным словам, «вставать ни свет ни заря и водить Динку за тридевять земель не собиралась», а потому отдала дочь в обычную школу в двух минутах ходьбы от дома. Моя душа ликовала. В будни мой ребенок был совершенно свободен. Вернее, занят: школа, дополнительный английский, музыка, танцы, плавание. Но выходные… Они полностью принадлежали Дине. Мы собирались в кино, но раздавался звонок, и Аленка спешила помогать подруге с математикой, что означало решать за Дину задачки, пока та будет пялиться в телевизор. Готовились ехать на дачу, и дочка канючила, упрашивая взять Дину с собой. Мы соглашались, чтобы не портить Аленке настроение. Билеты в театр и путевки в пионерский лагерь покупались теперь только на двоих. Ходить или ехать куда-либо без Дины Аленка отказывалась наотрез. Мне приходилось звонить Алле, втайне надеясь, что она отговорится собственными планами и мой ребенок наконец будет свободен, но та, в отличие от меня, дружбу детей приветствовала и с удовольствием поддерживала любую их инициативу.
– Спасибо, – этим она ограничивала свою благодарность за билеты и путевки, не считая нужным принимать материальное участие в тратах.
– Мамаша еще ничего, – говорил мой умный муж. – От дочери-то и «спасибо» не дождешься.
– А что поделаешь-то? – спрашивала я. – Переходный возраст. – И мы прыскали, отдавая себе отчет в том, что это тот самый смех во время чумы, которым заливаются от безысходности.
К пятому классу девочки уже учились в одном классе.
– Уговорила я мать, – так объяснила Дина, которая к тому времени дневала и ночевала в нашем доме, свое появление в Аленкином классе. – Я уже взрослая, смогу добраться. Вы вот Аленку до сих пор водите, разве меня не захватите?
– Взрослеет, наверное, – поделилась я с мужем. – Учиться решила, к знаниям потянулась. – Я уже была готова признать все свои ошибки и полюбить Дину искренней крепкой любовью, но тут…
– Динка? К знаниям? – Аленка смеялась и крутила пальцем у виска, намекая на то, что ее чудаковатая мамаша явно не в себе.
– А разве нет?
– Нет. Ей Алешка Пичугин нравится. Она с ним на моем дне рождения познакомилась. У Алешки папа дипломат, да и сам Лешка весь такой из себя начитанный и образованный.
– Ну и? – мы с мужем чувствовали себя старыми дураками.
– Ну и не станет Алешка общаться с простушкой из обычной школы.
– Это ему чести не делает, – благоразумно заметил муж, и, к счастью, Аленка кивнула, соглашаясь. Но тут же добавила:
– Короче, чтобы его охмурить, надо у нас в классе закрепиться.
– Ясно, – кивнули мы, не совсем понимая суть плана.
– Так что Дина пока к нам домой приходить не будет.
– Нет? – Я еле сдерживала ликование. – А почему?
– Она теперь с Олесей Алексеевой дружит. Та с Лешей в одном подъезде живет, и папа у нее тоже какая-то большая шишка. Они и путевку Дине на лето в элитный лагерь возьмут, а там она уже с Лешкой задружится. – Ребенок сделал многозначительную паузу, чем вынудил нас полюбопытствовать:
– И-и-и?
– И вернется ко мне, – торжественно провозгласила Аленка.
Дина не вернулась. Ни следующей осенью, ни через год, ни через два – никогда. Переживания Аленки иссякли вместе с появлением новых настоящих друзей, но Динина тень еще не один раз возникала на пороге нашего дома в разговорах, воспоминаниях и душеспасительных беседах на тему: «Так жить нельзя».
Нельзя ходить в школу в драных джинсах с килограммом косметики на лице. Нельзя хамить учителю и выдувать ему в лицо жвачный пузырь. Нельзя подсовывать мышей в портфель к девочке из параллельного класса, даже если она увела у тебя того самого замечательного Лешку.
Классный руководитель на родительских собраниях склоняла имя Дины во всех возможных падежах и ждала от ее мамы если не конкретных действий, то хотя бы вразумительных извинений. Но вместо них, естественно, всегда звучали разговоры о переходном возрасте. Классная краснела, бледнела, хмурилась и, конечно же, указывала на то, что у остальных учеников класса переходный возраст в таких масштабах не проявляется. Динкина мамаша пожимала плечами и смотрела на нас сочувствующим взглядом, словно хотела сказать: «Что ж, не повезло вам». В общем, когда Дина выразила желание продолжить образование в медучилище, и взрослые, и дети вздохнули с облегчением. Дома я не удержалась от того, чтобы не съязвить:
– Пошла изучать состав ядов.
Аленка спустила меня с небес на землю:
– Устроится к какой-нибудь бабульке уколы делать, вотрется в доверие – та ей квартиру и отпишет.
План с треском провалился. Из училища Дину выставили за неуспеваемость, и какое-то время она убивала время, лузгая семечки на все той же детской площадке. Увидев это, я попеняла:
– Нашла место шелуху разбрасывать! Отойди в сторонку и грызи там. – Тираду я произнесла просто для очистки совести. Я и не ждала, что Дина послушается, но ответ меня озадачил.
– А я здесь работаю, – заявила девчонка, смачно плюнув себе под ноги очередную порцию шелухи.
– Работаешь?
– За Валеркой слежу, – Дина вытянула палец в сторону двухлетнего малыша, карабкающегося на горку.
– Плохо следишь, – буркнула я.
– Вам-то что? – Дина дернула плечиком и не спеша направилась в сторону мальчика, сдернула его с горки и довольно грубо сказала:
– Домой пошли.
– Не думала, что Дина любит детей, – поделилась я своим открытием с домашними.
И снова Аленка:
– Мамочка, она любит взрослых.
– Не понимаю.
– Найдет семью побогаче, вотрется в доверие, охмурит папашу и переедет на все готовенькое.
Муж хватался за сердце, я начинала задыхаться:
– Ты… ты… так… так спо-покойно об этом говоришь.
– Это не я. – Аленка демонстративно открывала учебник и углублялась в чтение. – Это Дина.
Я видела, что на детской площадке вместо Валерки неожиданно возникла Аллочка, потом появилась Наталка, а следом Макар. Дети сменяли друг друга практически каждый месяц, и в конце концов я перестала обращать на это внимание.
Прошло еще какое-то время, и я наткнулась на Дину с мамой в булочной. У Аллы были круги под глазами, у Дины хорошо заметный животик.
– Поздравляю, – выдавила я.
– Не с чем! – зло буркнула Динка.
Алла нежно погладила ее по сальной нечесаной голове и выдала в воздух сакраментальное:
– Переходный возраст.
Аленка новостью о Дининой беременности не впечатлилась. Она готовилась к первой сессии и зубрила все дни напролет, сказала только:
– А-а-а, значит, и тут сорвалось.
Сорвавшийся план, однако, Дину ни капельки не образумил. Коляску она покатала всего месяц и, оставив щекастого Матвейку маме и бабушке, отбыла в неизвестном направлении. Неизвестном, как оказалось, только нам. Мы с мужем купались тогда в своих переживаниях: наша тихая, воспитанная, скромная дочь влюбилась и засобиралась замуж. Это в восемнадцать-то лет! Мы, конечно, уговаривали, объясняли и даже грозили, но против горячих чувств ребенка оказались бессильны. Аленка воспылала страстью к однокурснику – такому же цыпленку без каких-либо ясных представлений не только о совместном будущем, но и о своем собственном. Впрочем, родители его оказались людьми вполне симпатичными и здравомыслящими. Совместно мы и решили, что, раз переубедить детей нет никакой возможности, надо подсобраться с силами и помочь им.
Помогали. Мы пустили юного зятя на свою жилплощадь. Аленкина свекровь, работающая товароведом на каком-то продуктовом складе, снабжала их, а заодно и нас вкусными деликатесами. Когда через пару месяцев молодые объявили о грядущем прибавлении, мой умный муж философски заметил:
– Лучше бы она снабжала презервативами.
Внучка родилась маленькой и слабенькой, что неудивительно: вместо прогулок в парке Аленка всю беременность корпела над конспектами и пропадала в библиотеке. Даже родить она умудрилась так, чтобы ничем не повредить учебе: на следующий же день после последнего экзамена. Мы выехали на дачу. Я в отпуске, Аленка на каникулах, маленькая и слабенькая Анечка на свежем воздухе.
– Вот и замечательно, – говорила я. – Летом витаминчиков наберешься, потом годик дома посидишь, с Анечкой погуляешь и окрепнешь.
– Годик? Дома? – У Аленки затряслись руки, будто я выдала нечто ужасное и оскорбительное.
Как выяснилось, мысль об академическом отпуске казалась моей отличнице близкой к крамольной, и она, недолго думая, призвала к себе в союзники своего папу, который спал и видел, что его женушка прекратит ходить на службу и начнет исправно варить борщи каждый день, а не только по праздникам. В общем, кампанию они провели профессионально, и осенью сидеть с Анечкой осталась я, посоветовав домашним не вспоминать о моих кулинарных способностях, потому что маленький ребенок теперь будет занимать все мое время. Конечно, кривила душой. И готовила, и стирала, и гладила, и в магазин ходила по-прежнему я одна. Муж работал, Аленка училась, а у зятя мама – товаровед, зачем ему в магазин? В общем, чтобы купить колбасу, коляску с Анечкой приходилось пристраивать местным бабушкам. И однажды на их месте оказалась Алла. Она сидела на скамейке и листала журнал. Двухлетний Матвейка копался в песочнице.
– Оставляй, – кивнула она, – присмотрю.
Мой план заключался в быстром броске до супермаркета, сухой благодарности и торопливом бегстве в сторону зеленых насаждений, но избежать общения по душам не получилось.