Где-то послышался смех. Кто-то фыркнул. Кто-то с брезгливостью сказал: «О, господи!» Кто-то, вскрикнув, разбил бокал, а кто-то даже показывал на нее пальцем…
Ольга почувствовала себя маленькой, голой и беззащитной, но только на пару секунд.
Она даже разглядела на некоторых лицах сочувствие – или ей только показалось, что разглядела? – но это придало ей сил.
Она медленно сложила газету вчетверо, вскинула голову, распрямила плечи и ослепительно улыбнулась.
– Это правда, я сидела в тюрьме! – громко сказала она, и толпа подалась к ней, сгустилась и спрессовалась, как грозовая туча.
Послышались возгласы:
– Какая прелесть!
– А за что?
– За воровство, наверное?
– Ну почему же за воровство? – еще ослепительнее улыбнулась Ольга и выкрикнула, выплюнула в лицо этой жаждущей развлечений толпе: – За убийство!
Откуда-то появился Барышев, он разрубил толпу надвое, рассек своим телом, как ледокол, заставив отшатнуться и не дав никому выплеснуть эмоции на Ольгу-«убийцу».
– Сережа! – Она вцепилась ему в правую руку, испугавшись, что он ударит кого-нибудь. Но он выхватил у нее газету и, сунув ее «бриллиантовой» даме в глубокое декольте, вывел Ольгу из зала по образовавшемуся коридору, который он прорубил…
Она хотела сказать, что все это ерунда, что не надо расстраиваться, что ее невозможно обидеть, что они должны быть готовы к таким грязным играм – он сам это говорил! – но поняла, что Сергей ее сейчас не услышит.
Они сели в машину и помчались домой каким-то странным маршрутом – в объезд и еще раз в объезд, и долго кружили так до рассвета, когда Сергей наконец послушавшись ее, сбавил скорость и приехал домой.
…И только теперь, в полутемной гостиной, он дал выход своей злости и горечи.
– Я уничтожу их! – Барышев снова метнулся к окну, но Ольга схватила его за рукав.
– Стой! Мне плевать! Слышишь, мне плевать на то, что они обо мне говорят и что думают! Мне важно только то, что обо мне думаешь ты! Ты! Ты! – Ольга уже кричала ему в лицо, и Сергей замер, затих – бледные щеки порозовели, а кулаки разжались…
– Мне плевать на всех! – Она даже поколотила его кулаками по груди, чтобы он понял наконец.
Он и понял – схватил, сграбастал ее в объятия, зацеловал плечи и грудь, лицо и руки, а потом начал сдирать бретельки вечернего платья, чтобы добраться до остального… Стоило надевать это платье от Гуччи, кстати, а не от Версаче, чтобы он вот так сорвал его, и не только сорвал, но и порвал к чертовой матери, потому что сниматься оно не желало…
– Я люблю тебя, Оля, слышишь! Люблю! Мы с тобой вместе, нам ничего не страшно. Я люблю тебя…
За окном стало совсем светло. Какая-то птица громко кричала, заглушая шум раскинувшегося внизу проспекта.
Песков курил в кровати и думал, думал…
Вечером, на приеме, он вдруг почувствовал шаткость своих позиций. Ну вышла статейка про жену Барышева, и что?.. Повеселились все ровно три минуты и забыли. После того как шеф с женой ушли, никто слова дурного не посмел сказать ни про него, ни про Ольгу…
Какой-то он больно уж мощный, этот Барышев. По такому сплетнями и дрязгами бесполезно палить, только из автомата, и то… не факт, что возьмет.
Сигарета давно погасла, но Игорь не замечал, тянул и тянул бесполезный окурок.
Сегодня на этой тусовке он стал свидетелем разговора между шефом и Маргаритой Грачевой, генеральным директором «Авгура».
– «Стройком» с подобными задачами дело имел и до сих пор вполне успешно справлялся, – уверенно заявил Барышев Маргарите Олеговне.
– Считаете, что «Стройком» тендер уже выиграл? – усмехнулась она.
– В общем и целом – да.
– Не рановато?
– Я привык все просчитывать заранее.
– Хорошая привычка. Но может и подвести, – опять усмехнулась Грачева, поискав глазами Пескова.
– Сразимся в честном бою, – вроде как пошутил Барышев.
– С женщиной? Ну и мужчины нынче пошли. – Глаза у Маргариты нехорошо заблестели. Песков понял, что надо спасать положение. Как бы ему от этих шуток худо потом не стало…
Он уже придумал повод, чтобы отвлечь шефа от опасной пикировки, но тот сам кого-то заметил и ушел, тотчас забыв про Маргариту Олеговну, будто про незначительное обстоятельство.
– Ну? Как продвигаются наши дела? – Рита подхватила Пескова под руку, как доброго знакомого.
– Продвигаются, продвигаются. – Он высвободил руку и тревожно огляделся, не заметил ли кто, что он накоротке с гендиректором «Авгура». – Может, не будем их обсуждать прилюдно? Извини. – Песков ринулся было подальше от компрометирующей его Грачевой, но она ухватила его за рукав и прошипела в ухо:
– Не зарывайся, сокол. Помни, что из моей кормушки кормишься.
Кормится он! Еще и не начинал… Как-то не очень верится, что можно осилить Барышева без… огнестрела…
Песков наконец заметил, что сигарета погасла, и прикурил новую.
После сегодняшнего приема он вдруг ясно почувствовал, что позиции надо укреплять. Возможно, даже менять стратегию…
Надя подумала-подумала и решила, что ерунда все это – однокурсницы и одноклассники. Да если бы она сейчас Вадика Мишина встретила, который за соседней партой сидел, до смерти бы затискала! Димка ж не виноват, что его однокурсница на голливудскую диву похожа!
Одним словом, хорошее настроение вернулось. Ну если не такое уж и хорошее, то вполне нормальное. Тем более что Димка вечером сказал:
– Жаль, я тебя с Наташкой не познакомил. Ты где была?
– В кабинете спала, – ответила Надя.
С тем же вопросом налетела на нее на следующий день бухгалтерша, едва Кудряшова вошла в агентство.
– Ты где была?
– А что? Дима искал? – испугалась Надя.
По дороге на работу она решила заехать в магазин и обновить запасы косметики.
– Звонили тебе! Охранник из вашего дома!
– О, господи… – Надя схватилась за сердце, потому что охранник никогда просто так бы не позвонил.
Может, она воду в ванной не выключила и залила соседей? Или… чайник оставила на плите, и Димкина квартира горит синим пламенем?
– Ой, мама родная! – Надя бросилась к выходу, но откуда-то взявшаяся Дарья остановила ее:
– Да ничего страшного! К тебе приперлись какие-то люди. Охранник по телефону сказал, «с узлами», деревня деревней. Ну и… они сидят там под дверью. Ждут.
– Ой, мама родная… – Наде совсем поплохело. С этими передрягами – «лютики-ромашки, любит не любит» – она совсем забыла, что…
Надя сорвалась с места и, едва не растянувшись на скользком полу, выскочила из агентства.
– Дерганая какая-то, – пожала плечами бухгалтерша.
– Задергаешься тут, – усмехнулась Дарья, с удовольствием потянулась и пошла к себе.
Что ж, посмотрим, как Грозовский переживет нашествие деревенских родственников «с узлами».
Вечером, когда Ольга уже уложила Петю спать, вдруг зазвонил телефон.
Испугавшись, что сын проснется, она бросилась к трубке, схватив ее раньше, чем подоспел Барышев.
Сначала Ольга не поняла ничего.
Звонкий девичий голос сообщил ей, что у Кравцова тяжелое ранение.
Какой Кравцов?
Что за Дмитрий Иванович?
Потом вдруг вспомнила – Митяй! Снова привет из прошлого…
Сергей смотрел на нее вопросительно.
– Ошиблись, – дрогнувшим голосом сказала Ольга и по его потемневшему взгляду поняла – он догадался, что она соврала.
Грозовский пришел домой в отличном настроении и пораньше.
В планах был ужин, валяние на диване с книжкой, и на десерт – любовь, разумеется…
В прихожей он споткнулся о большие баулы.
«Опять, что ли, Надька шопинг устроила?» – с неудовольствием подумал Дима, но заметил, что баулы какие-то странные, не из супермаркета и уж тем более не из бутика.
– Надя! – крикнул он, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как переступить через эти баррикады.
Она появилась в халате и с маской на лице.
– Что это? – Рядом с баулами обнаружились кирзовые сапоги и женские туфли образца восьмидесятых на белой подошве-«манке».
– Димочка, ничего страшного… Приехали дядя Толя и тетя Зина.
Надя невинно похлопала рыжими ресницами, пальцем смазала с лица что-то белое и облизала его.
– Ка…кие еще дядя Толя и тетя Зина?
– Мои… Ну, я же тебе рассказывала…
Дима убей не помнил ничего ни про дядю Толю, ни про тетю Зину. Наверное, Надя как-то… вскользь рассказала.
Он перелез через жуткий затор из тюков и обуви, заглянул в гостиную.
На его диване, его любимом месте перед плазменной панелью, лежал небритый мужик в тельняшке и хрустел огурцом.
Дядя Толя, наверное, догадался Грозовский. Тетя Зина, с красными волосами и в куцем халате, делала перестановку – журнальный столик тащила на место торшера, а торшер на место журнального столика.
Дима отпрыгнул в прихожую, пока его не заметили.
– Так! Немедленно, слышишь, я требую, чтобы эти люди немедленно покинули мой дом, – подчеркнуто спокойно и тихо сказал он.
– Ой! Господи, чего так грозно-то? Куда они пойдут-то, они первый раз в Москве, – прошептала Надя.
– Это не мое дело и не твое тоже. – Он не выдержал своего показного спокойствия и с позорной нервозностью пнул кирзовые сапоги. – Или, может, они теперь будут с нами жить?
– Нет, конечно, они уедут, но только… не прям сейчас. – Надя прижалась спиной к двери гостиной, словно желая грудью защитить дядю Толю и тетю Зину.
– Тогда «прям сейчас» уеду я! – заорал Грозовский.
– Тише, Димочка, – испугалась Надя. – Ну потерпи, ну, совсем-совсем немножечко… – Она хотела применить испытанный прием – поцелуй, – но он отшатнулся.
– Умойся!
– Это же сметана домашняя, для кожи самое то… Пойдем, я вас познакомлю!
– Нет! – всерьез испугавшись, отшатнулся он, но Надя все-таки ухватила его за руку и потащила в гостиную.
По телевизору шел футбол.
Перестановка была закончена, и тетя Зина по-хозяйски оглядывалась, что бы еще исправить в этом скучном интерьере.