– Ее тоже надо нюхать?
– Да ну тебя! В ней рыбы полно. Отец с братом ее острогой бьют. Там под мостом быстринка есть. Так они по два леща за раз на острогу надевают.
– Вот острогой рыбу ловить не пробовал.
Они развернулись и пошли в обратную сторону, вдоль цветущих кустов сирени и молодых лип. Солнце палило нещадно, спина у Митяя взмокла, но отдыхать он не хотел и даже попытался идти быстрее.
– Они тебя научат! – горячо воскликнула Люда. – Они…
Она замолчала, увидев знакомый серебристый «Лексус», из которого выходила Ольга.
– Они… – Сердце упало, когда рука Митяя соскользнула с ее плеча и он, сильно прихрамывая, но очень уверенно и быстро пошел, почти побежал к Ольге.
– Они научат…
Ольга смотрела на него так, будто со страхом ждала – опять скажет, что любит, что жить без нее не может…
Митяй прислушался к себе, понял – не скажет, и улыбнулся.
Переболело, перегорело… Вернее, выболело и выгорело. И травка зеленая проросла…
– Как ты? Вижу, все в порядке, – не сказала, с облегчением выдохнула Ольга.
– В порядке.
– Выздоровел?
Совсем. И даже острогой леща поймает. Митяй опять улыбнулся, теперь – виновато, ему почему-то стало стыдно, что он так окончательно и бесповоротно выздоровел.
– Ну… До свидания… Рада была повидаться… – Ольга отдала ему пакет с апельсинами и быстро пошла к машине.
– Погоди! Погоди, Оля.
Он понял, что они не должны так расстаться – словно стесняясь чего-то и недоговаривая. Он догнал ее и, легонько тронув за плечо, сказал, заглядывая в глаза:
– Спасибо. Спасибо тебе за все.
– Нет, это тебе спасибо! – Ольга взяла его за руку, сжала чуть повыше кисти, а он удивился – ему-то за что спасибо? За его удушающую слепую любовь? За то, что он сделал ее виноватой в своем ранении, в своем нежелании жить?
– Я тебе благодарна, Митяй. За то, что ты был в моей жизни, за твою любовь. За твое терпение. Ты мне помогал. В самые трудные моменты, когда мне казалось, что у меня все силы кончились, когда я жить не хотела, ты приходил и… понимаешь, очень важно знать, что ты кому-то нужен. Очень…
Он поцеловал ей руку, она его – в щеку.
Как хорошо, что после любви есть жизнь и… другая любовь.
Митяй вернулся к Люде, обнял ее и прижал к себе.
– Значит, как приедем, сразу на речку, да? Только я плаваю не очень… Как топор. Ты меня научишь?
– Я тебя убью, – заплакала Люда, уткнувшись ему в грудь.
– Ладно, сначала убьешь, а потом вылечишь, – засмеялся Митяй.
Песков вошел в привычный ритм жизни.
Он спал, ел, проводил совещания и переговоры, выезжал на объекты. Он сам для себя решил – неудача не повод сдаваться. Да, он сделал холостой выстрел, ошибся, но можно же перезарядить или даже сменить оружие. Времени, правда, уже не осталось, но будут еще другие возможности – свет клином не сошелся на этом тендере. На рынке розничной торговли намечается строительный бум, так что все только начинается. Он не проиграл, нет – он взял передышку. Очень короткую…
После пресс-конференции по итогам тендера Песков хотел улизнуть незамеченным, но не успел – на выходе его под руку мягко взяла Грачева. Взяла, прижалась всем телом и спросила:
– Принимаешь поздравления? С победой тебя. Тебя и «Стройком». Заказ ваш! От всей души поздравляю.
Грачева остановилась и, подхватив вспотевшую ладонь Пескова, крепко пожала ее обеими руками, широко улыбаясь.
– Я понимаю твой сарказм… – Игорь выдернул руку, это стоило ему немалых усилий – привыкла Рита ракетку крепко держать. И все остальное тоже.
– Какой сарказм?! Бог с тобой!
– Это все-таки пока предварительный результат, – зашептал Песков. – Еще ничего не подписано, договор еще не имеет юридической силы.
– Слушай, меня вот что интересует, – громко перебила его Рита. – Ты, кажется, обещал вывести Барышева из игры…
– Тише… Ты что?! – Песков оглянулся, их парочка явно привлекала заинтересованные взгляды, и не только коллег, но и журналистов. – Ты с ума сошла?
– Перестань! Никто не слышит, – Рита ослепительно улыбнулась на камеру. – Так вот, теперь, после покушения на него, я задаюсь вопросом, не это ли ты имел в виду?
А то она сразу не знала, что он имел в виду…
– Нет, ты точно сошла с ума! – Игорь тоже улыбнулся в камеру. Пропадать, так с музыкой. – Прекрати, Рита, это нелепо!
Если у него сейчас возьмут интервью, он заявит, что Грачева обвиняет его в покушении на Барышева… Посмотрим, какое у нее будет лицо.
– Как тебе могло в голову такое прийти?!
– Знаешь, пришло почему-то… И натолкнуло на нехорошие мысли. Мысли о безопасности. Собственной безопасности.
Песков усмехнулся. Посмотрел в ее бесстыжие стальные глаза, которые смеялись над ним.
– А вот это разумно, – процедил он. – Мысли о собственной безопасности никогда никого покидать не должны.
К нему потянулись многочисленные микрофоны, и именно она – железная Грачева – улизнула от них. А Песков улыбнулся и громко сказал:
– Госпожа Грачева обвиняет руководство «Стройкома» в том, что тендер выигран грязными методами…
Кошелев сдал заказчика. Сразу. Паша ему даже вопрос не успел задать, как задержанный сказал:
– Записывайте. В Барышева я стрелял по поручению Игоря Пескова. Он мой бывший одноклассник…
Больше Кошелев не сказал ни слова, хотя Паша, как мог, вытягивал из него подробности. Но и этого оказалось более чем достаточно.
Теперь оставалось сделать последний шаг. И главное – не допустить ошибки…
– Да чего мудрить? Брать надо. – У Крайнова руки чесались побыстрее провести операцию по захвату.
– Брать надо, – вздохнул Паша. – И возьмем. Только тут еще «экономисты» с Петровки свой интерес соблюдают.
– А Песков возьмет да и смоется!
– Да вроде не с чего ему пока… – Паша встал и в задумчивости прошелся по кабинету. – Еще не спугнули. А как спугнут, он завертится, тут мы его и повяжем.
– Смотри, Паша! Петровка своего не упустит! Обставят они нас.
Да, обидно будет все лавры отдать Петровке, но все равно, главное – не сделать ошибки.
– Не волнуйся, – улыбнулся Паша. – У меня все на контроле. Наш будет Песков.
Крайнов покачал головой – он не любил осторожничать.
Дышать было больно, но терпимо.
Сергей впервые сел в кровати… Голова закружилась, но он даже попробовал встать. И встал бы, если бы Ольга не закричала, что ему на нее наплевать. Барышев полчаса объяснял ей, что не наплевать, что чем раньше он встанет, тем лучше, но Ольга пообещала приковать его наручниками к кровати, ведь она не может круглосуточно его караулить… Сергею пришлось поклясться, что он не будет вставать, делать резких движений, думать о неприятном и вообще – думать, а также читать, дышать, смотреть и проявлять другие признаки жизни.
– Буду овощем, – поклялся он, и Ольгу, кажется, это успокоило.
– Я поеду, – поцеловала она его, – а то Леонид Сергеевич сегодня улетает. Самолет такой неудобный – ночью.
– Да, отец подвиг совершил. Столько времени с внуками провел, забросив свою драгоценную клинику. И институт еще.
– Он тебя очень любит, – улыбнулась Ольга.
– Конечно, любит. Я у него единственный любимый сын. А вот у тебя я единственный любимый муж, а ты меня не любишь. И огорчаешь.
– Не люблю, не люблю. Если ты про то, что я тебе работать не разрешаю, то не люблю.
– Как ты не понимаешь? Мне врачи разрешили понемногу заниматься делами. Они просто поняли, что это ускорит выздоровление. Это, в конце концов, медицинские рекомендации!
– Странные какие-то рекомендации… – Ольга поправила у него под спиной подушку и посмотрела так, будто решала – как бы еще ограничить его связь с внешним миром.
– Ты не можешь об этом судить! У тебя нет специального медицинского образования! Оль… – Барышев посмотрел на нее умоляюще – хотя он не умел никого ни о чем умолять. – Ну, Оль… «Стройком» получил огромный заказ, ну надо же мне хоть как-то быть в курсе дел!
– Ну, хорошо, хорошо! – сдалась она. – Успокойся! Через пару дней съезжу в «Стройком» и привезу тебе твои драгоценные документы.
– Не через пару дней, а завтра! Или… или у меня будет осложнение.
Ольга вздохнула, поцеловала его и ушла – он так и не понял, поддалась она на шантаж или нет…
Анна Степановна шла из магазина домой и думала – вот ведь как сложилось, мечтала своего внука нянчить, а придется чужого. Совсем чужого… Неизвестно еще, какая там кровь. А вдруг негр родится?
От этой ужасной мысли Анна Степановна даже сумку выронила. Что соседям сказать, если родится темнокожий ребенок? Трясущимися руками она подняла сумку и пошла дальше, успокаивая себя, что негритенок – это уж совсем крайний случай, а если даже и так, то ее благородство приобретет в глазах общественности прямо-таки немыслимые масштабы. Можно даже в телевизор попасть с такой историей – простой русский милиционер усыновил темнокожего ребенка… А его мама стала любящей бабушкой…
Возле подъезда сидели Кузьминична и Андреевна. Они с интересом посмотрели на бледную Анну Степановну, в любопытных взглядах читался немой вопрос – случилось чего?
«Не дождетесь», – подумала она и победно бухнула сумку на лавочку.
– Все, справку ей выдали. Проверили, между прочим. Все про нее узнали. Ничего дурного за ней не водится.
На лицах соседок появилось явное разочарование.
– Ну, что ж, скоро свадьбу справлять, что ли? – поддела Андреевна.
– Поторопились бы, а то тянуть станете, невеста возьмет и родит! – съехидничала Кузьминична.
– А это уж наше дело. Нам никто не указ. Когда нужно, тогда и справим!
Анна Степановна взяла сумку и гордо удалилась в подъезд.
Вот прославится она как лучшая в мире бабушка, пусть тогда языки чешут. За автографами еще придут…
Надежда сидела перед телевизором и, пришивая к Пашиной рубашке пуговицу, слушала выпуск новостей.
«Спросить, что ли, у нее про негра-то? Нет, неудобно. Уж как будет, так будет…»