Барышев с облегчением понял, что он в своем уме, но выпить не расхотелось. Наоборот – желание стало только сильнее, потому что Оксана встала, и ее фигура, ее взгляд вызвали в нем прежний – первобытный и дикий – инстинкт самца, который отключил ум и запустил низменные рефлексы. Барышев их ненавидел, но поделать с этим ничего не мог.
– Куда? – Ольга дотронулась до руки Оксаны. – Мы ведь даже не поговорили толком…
– Еще поговорим. – Оксана потуже свернула ватман и сунула под мышку. – Нет, правда, мне нужно еще многих знакомых навестить, – виновато улыбнулась она. – По магазинам хочу прошвырнуться. Сто лет в московских бутиках не была… Мы ведь еще увидимся.
«Уходи, – взмолился мысленно Сергей. – Уходи быстрее…»
– Ладно, поедем. – Надежда тоже встала, взяла сумку и вдруг пристально посмотрела на Барышева.
Его пот прошиб – неужели что-то заметила?
– Оль, я к тебе завтра, наверное, заеду, – очень многозначительно, как ему показалось, сказала Надя. – Или послезавтра. В общем, до нашего с Димкой отъезда.
Точно заметила… И наплетет что-нибудь Ольге со своими дурацкими домыслами.
Он схватил Надину шубу и помог ей одеться, тем самым не оставив себе выбора – Оксану тоже придется одеть. Он взял ее легкую курточку, подошел…
От ее близости закружилась голова.
– Ой, погоди, Оль! – воскликнула Надя. – Логотип-то мой! Ты ж мне обещала накидать свои варианты! Покажешь?
– Не закончила еще, так, наметки одни, но если хочешь, пойдем, глянешь.
– Еще как хочу! – Надя взяла Ольгу под руку и потащила на второй этаж. – А то Димкины спецы что-то невыразительное сделали.
Они ушли, весело переговариваясь, оставив его гибнуть рядом с Оксаной…
– Ты с ума сошла? Зачем приехала? – прошептал он, когда Ольга с Надей ушли.
Оксана продела руки в рукава куртки, обняла его за шею и заглянула в глаза.
– Хотела тебя увидеть. Очень хотела. А я всегда делаю то, что хочу. А ты?..
Сергей впился в нее поцелуем, жадным и грубым, потому что рефлексы окончательно победили ум и инстинкт самосохранения.
Ольга могла вернуться в любую секунду, но этот смертельный риск лишь раззадорил его.
– Надь, ты только не смейся надо мной, но мне что-то… – Ольга, машинально перебирая рисунки, не смогла найти нужного слова и замолчала.
– Что? – не поняла Надя.
– Тебе не показалось странным… – Ольга опять замолчала, потому что говорить об этом было дико.
– Да ты о чем, подружка? – Надя озабоченно заглянула ей в глаза. Она хорошо знала Ольгу – только чрезвычайные обстоятельства могли заставить ее мяться и чего-то недоговаривать…
– Да нет, ничего, это я так… Вот, посмотри, может, что-нибудь подойдет?
Надя взяла у нее эскизы и, не глядя, сунула в сумку.
– Оль, не темни. Что тебе покоя-то не дает?
Ольга покраснела, но наконец решилась.
– Оксана и Сережа… Она как-то смотрела на него… а он… Он, по-моему, ужасно нервничал.
– Здрасьте! – возмущенно всплеснула руками Надежда. – Приехали! Сдурела?!
– Кажется, да, – улыбнувшись, кивнула Ольга.
– Меня все время высмеиваешь и сама туда же! – Надя залепила Ольге шутливый щелбан. – Глупости! Слушать даже не хочу!
Она старалась, чтобы ее возмущение казалось как можно более искренним, потому что заметила не только Оксанины взгляды и нервозность Сергея, но и то, как Оксана то и дело прижималась ногой к его ноге…
Только верить в это нельзя. Показалось. Почудилось, убедила Надя себя еще там, в гостиной. Потому что в противном случае… Если уж и Сергей…
То Дима наверняка.
– Не смей даже думать об этом, – приказала она Ольге.
– Ты права, я полная дура, – согласилась та.
Когда они спустились, Сергей и Оксана мило и отстраненно беседовали о погоде в Москве.
– Обещают минус двадцать, – светским тоном сообщил Барышев.
– Придется купить что-нибудь потеплее, – не менее светски ответила Оксана.
Они распрощались, и когда за Надей и Оксаной захлопнулась дверь, Ольга вдруг решила рассказать Сергею о своей глупой ревности.
«Представляешь, я тебя так люблю, – хотела сказать она, – что не могу с собой ничего поделать, ревную к Оксане!»
– Представляешь, Сереж… – засмеявшись, начала она.
– Я потерял уйму времени, – перебил он ее, развернулся и пошел к лестнице. – Надо наверстывать.
Ольга раздумала признаваться, потому что поняла – это дурость, слабость и сумасшествие…
– Сереж…
Не оборачиваясь, он замер на лестнице.
– Что?
– Сереж, надо бы Оксану специально позвать в гости. Или давай отвезем ее в какой-нибудь хороший ресторан. Она в Паттайе столько со мной возилась…
Он медленно обернулся.
– Как ты считаешь нужным, – слишком уж равнодушно произнес он. – Мне, честно говоря, не до нее, но я попробую найти время… Нет, все-таки постарайся обойтись без меня.
Ольге вдруг показалось, что возле губ у него кораллового оттенка помада Оксаны.
«Я схожу с ума, – в ужасе поняла она. – Как это называется – паранойя? Нет, паранойя – мания преследования. А у меня мания измены».
– Сереж… – Ольга все же решила сказать про ревность, у нее был такой прием с детства – если чего-то очень боишься, надо об этом рассказать вслух и посмеяться…
– Да, – перебил Барышев. – Завтра отец прилетает. Встретишь его? У меня очень трудный день.
– Конечно, встречу…
Он ушел, а Ольга, вытянув перед собой руку, посмотрела на голубой бриллиант.
– Я полная дура, – вслух сказала она. – И кажется, пора выходить на работу, иначе… – Она рассмеялась. – Иначе я начну следить за собственным мужем!
Ей приснилось, что она тонет в болоте.
Вязкая жижа засасывала, не давала вздохнуть, но Ольга знала – она не погибнет. Сережа ее спасет…
– Сережа! – закричала она.
Две сильных руки подхватили ее и потянули вверх. Болото тащило вниз, руки – вверх… Шансов у трясины не было никаких. Ольга почувствовала, что может дышать.
– Спасибо, Сережа… – прошептала она и увидела перед собой строгое лицо Анны Алексеевны.
– Вы? – отшатнулась от нее Ольга. – А Сережа?
– Помрете, пока своего Сережу дождетесь, – проворчала няня.
Ольга зарыдала – ее должен был спасти Барышев, при чем тут няня?
– Ну, как хотите, – нахмурилась Анна Алексеевна, – можете дальше тонуть.
Она развернулась, пошла, кутаясь в воротник из чернобурки, а Ольга почувствовала, что ее снова засасывает. Опять стало трудно дышать, а зеленая ряска оказалась у подбородка.
Умру, но няню на помощь не позову, решила она.
Жить оставалось минуты две.
– Сережа! – из последних сил закричала она, теряя сознание.
– Ну и дура же вы, Ольга Михайловна, – обернулась няня. – Это ж ваш Сережа за ноги вас вниз тянет, а не болото!
«Что она говорит, – подумала Ольга, – что она говорит…»
– Цепляйтесь, – протянула ей руку Анна Алексеевна. – Я ваших детей воспитывать не собиралась.
Что-то где-то назойливо и противно пищало – так противно, что даже трясина показалась не такой опасной и мерзкой.
– Цепляйтесь! – разобрала Ольга слова в этом писке и… проснулась.
Рядом, на тумбочке, разрывался будильник тем самым противным звуком – цепляйтесь, цепляйтесь…
Ольга выключила его, не сразу вспомнив, что надо подняться в семь утра, чтобы встретить Леонида Сергеевича.
Сергея рядом не было. Он лег, когда она уже спала, и уехал, пока она еще не проснулась…
Сон оставил в душе такой тягостный отпечаток, что Ольга на автомате умылась, отправила детей в школу, передала Петьку на руки няне, села за руль…
«Это ж ваш Сережа за ноги вас вниз тянет, а не болото!»
Как такое могло прийти ей в голову, пусть в фантазиях, пусть во сне… Удрученная этой мыслью, Ольга не заметила Леонида Сергеевича, выходившего из зала прилета.
– Оленька! – окликнул он ее.
Она вздрогнула, вернулась в действительность и, обернувшись, увидела улыбающегося Барышева-старшего.
– Леонид Сергеевич! Ну, наконец-то! – Они обнялись и расцеловались.
Ольге показалось, что с его появлением в ее жизнь вернутся спокойствие и стабильность.
Всю дорогу до дома они хохотали и распевали старые комсомольские песни…
– Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка!
– Красный, Оленька, притормози! – на мотив песни предупреждал Леонид Сергеевич.
– Другого нет у нас пути, в руках у нас винтовка!
– Ну, вот и добрались, – весело сообщила Ольга, когда они зашли в дом. – Раздевайтесь, Леонид Сергеевич. Сейчас я вас кормить буду.
– Ну-ка, как тут у вас? – Барышев-старший снял пальто, прошелся по комнатам. – Все по-старому. Это хорошо, – поставил он свой «медицинский диагноз» и, подумав, добавил: – Не люблю, знаешь ли, перемен. Раньше любил, а теперь они мне как нож острый. Это старческое.
Он снял с полки фотографию в рамке – Ольга, Сергей и дети, – полюбовался и поставил на место.
– Я, Леонид Сергеевич, тоже перемен не люблю, – вздохнула Ольга. – А у меня это что?
– У тебя это основательность натуры. Да, и вот еще что, Оленька… – Он грозно нахмурился, но тут же не выдержал и рассмеялся. – Что ты меня все время имя-отчеством хлещешь? Зови меня папой. Давно пора.
– Хорошо… папа.
Они вместе расхохотались – так непривычно прозвучало для нее это слово.
– Ну вот! – похлопал ее по плечу Леонид Сергеевич. – Совсем другое дело! А внуки-то где?
– Судя по тишине, что-то затеяли, – обеспокоилась Ольга, но в ту же секунду в гостиную ворвались дети, вернувшиеся из школы.
– Дедуля! Дедуля приехал! – Машка ловким обезьяньим прыжком запрыгнула ему на шею.
– Дедушка! – Костик крепко обхватил его ногу и стал дергать к себе, стараясь отбить деда у Маши.
– Здорово, дед! – Мишка прыгнул на Машку, Барышев-старший крякнул, но устоял.
– Дети! Вы с ума сошли, – попробовала возмутиться Ольга, но тут в гостиную вошла Анна Алексеевна, и Петька, сидевший у нее на руках, заголосил:
– Деда, деда, деда…