Раньше бы она встала, прижалась к нему, обняла и спросила: «Все хорошо, Сереж? – И сама бы ответила: – Все хорошо. Главное, мы вместе, дети здоровы, а остальное – утрясется и рассосется».
Но теперь – нельзя встать, прижаться, обнять, спросить и самой ответить. Теперь она сохраняет свое достоинство. И гордость.
И так это больно и противно – их сохранять… Почему нельзя к нему кинуться и если не обнять, то хотя бы надавать пощечин и высказать все, что наболело?..
Он ушел – на цыпочках, крадучись, как преступник. А она осталась со своим достоинством и мокрой от слез подушкой.
А ближе к обеду ее поджидал еще один неприятный сюрприз.
Леонид Сергеевич вышел из своей комнаты с чемоданом и объявил, что уезжает.
– Как же так? – растерялась Ольга. – Вы же Новый год собирались с нами встретить! Леонид Сергеевич! Что случилось?
– Ничего не случилось, – ответил тесть, отчего-то стараясь не смотреть на нее. – То есть… из Новосибирска позвонили, вызвали. Необходимо завтра в институте быть. Заседание кафедры. Только и всего, Оленька, не огорчайся.
Врать Леонид Сергеевич не умел. Ольга видела – что-то он недоговаривает, что-то скрывает. И от этого снова захотелось заплакать, закричать и высказать все, что наболело.
И опять гордость не позволила этого сделать. Под ключ все эмоции, даже в кругу близких людей, иначе – наболтаешь лишнего, натворишь глупостей, разрушишь что-нибудь тонкое, а потом… Перестанешь быть женщиной, которой захочется дарить голубые бриллианты.
– Но вы ведь даже с Сережей не простились. – Ольга через силу улыбнулась, взяв тестя под руку. – Может, все-таки подождете до вечера, пока он с работы вернется… Леонид Сергеевич, ну, не уезжайте! – все-таки, не удержавшись, взмолилась она и едва не заплакала.
– Простился я с ним, – тяжело вздохнул тесть. – Вчера вечером как раз и простился. Опять ты меня по отчеству, Оленька, мы же договаривались. Эх, ты! – Он похлопал ее по плечу, пошел к двери – непривычно ссутулившись, опустив голову, но остановился вдруг, обернулся. Кажется, у него в глазах заблестели слезы. А может, так падал свет.
– Ну, давай, Оленька, давай я тебя поцелую!
Они расцеловались – тепло, в обе щеки, как родные, близкие люди. Какая тут к черту гордость… Ольга обняла его и прошептала, не скрывая слез:
– До свидания, папа. Я теперь… всегда все по вашему рецепту варить буду. Со специями и травками.
– Вот! Умница!
Он быстро вышел и направился к поджидавшему у дома такси.
Ольга побрела в детскую.
Там няня одевала на прогулку Петьку. Машка, Мишка и Костик носились по комнате, швыряя друг в друга свитера и носки.
– Если через пять минут не оденетесь, я вместо прогулки за уроки вас засажу, – сурово сообщила Анна Алексеевна детям.
– И я засажу, – величественно повторил Петька, сам натягивая носки.
Дети мигом угомонились, быстро разобрались, где чьи вещички, и по-солдатски быстро начали одеваться.
– Вы и с Петькой возитесь, Анна Алексеевна, и со старшими. Спасибо вам большое, – расчувствовалась Ольга.
– Из спасибо шубу не сошьешь, – неприветливо буркнула няня. – Я уж и сама собиралась вам напомнить, что к одному ребенку в няньки нанималась.
– Извините, я должна была об этом подумать, – растерялась Ольга. Она действительно упустила момент, когда все дети «прибились» к Анне Алексеевне и стали жить под ее неусыпным контролем. – Сколько я вам должна?
– Сочтемся. – Няня взяла на руки Петьку и направилась к двери с видом королевы. Остальные дети, как свита, потянулись за ней. – В следующем месяце будете расплачиваться, тогда и сочтемся.
– Пока, мам! – помахала Ольге Маша.
– Мам, ты только няню нам не меняй, – шепнул на прощание Мишка. – Она клевая!
– А ну не болтать! – прикрикнула «клевая» няня. – Михаил, санки бери! А Костик – коньки!
– Урра! – хором завопили мальчишки, кубарем скатываясь с лестницы.
Ольга осталась в детской, вдруг очень остро почувствовав одиночество.
У Сергея – работа и… еще что-то, у Леонида Сергеевича – студенты и лекции, детям хорошо с няней, а она…
Нужно сварить кофе и подумать, как жить дальше.
Что-нибудь хорошее и веселое придумать.
Пока кофе варился, Ольга позвонила мужу.
– Сереж, я выхожу на работу. После праздников. А еще я хочу Новый год встретить на крыше. Представляешь, небо, снег, елка, накрытый стол и мы с детьми… Как думаешь, можно это устроить?
– Оль, извини, я не могу сейчас говорить. Я на объекте, за городом, – глухо ответил Сергей.
Ольга представила его – в каске, ползающего по верхотуре лесов, – и нажала отбой. На объекте так на объекте.
Все равно она завтра же поговорит с Грозовским насчет работы, а Новый год встретит с детьми на крыше.
Надежда покупала в магазине подарки, когда сквозь витрину увидела притормозившую напротив в потоке машину Сергея.
Она уже расплатилась, поэтому, подхватив пакеты с коробками, вышла на улицу и помахала Барышеву рукой. Он сосредоточенно смотрел перед собой и ее не заметил. Пробка тронулась, и машина Сергея тоже.
– Сергей! – закричала зачем-то Надя, стараясь привлечь его внимание. Просто не привыкла, чтобы ее усилия не увенчивались успехом. Но Барышев проехал мимо с каменным лицом.
– Ну, ничегошеньки они не видят, кроме своей работы! – всплеснула руками Надежда, имея в виду и собственного Димку. Тоже вот так бы мимо проехал, если б она рядом кричала и руками размахивала.
Надя села за руль и, напевая, поехала к Ольге. Ничего она так не любила, как предпраздничную суету и вождение машины. Сейчас нагрянет к Ольге, вывалит новогодние подарки и попросит чаю – много-много и обязательно с чем-нибудь вкусненьким, у Ольги всегда домашняя выпечка найдется.
Ольга открыла дверь, зябко кутаясь в длинную шаль. У нее было грустное лицо и покрасневшие глаза. Заболела, наверное, решила Надежда, сгружая пакеты с коробками на пол.
– Уфф! – выдохнула она, сбрасывая шубу на небольшой диванчик в углу прихожей. – Привет! Умираю, пить хочу. Весь день по магазинам моталась, взмокла.
– Пойдем, я чай поставлю, – без обычного энтузиазма предложила Ольга и, плотнее закутавшись в шаль, побрела на кухню.
– Я ненадолго! – предупредила Надя, подхватывая пакеты. – Мы завтра утром уезжаем! Слушай, а у тебя чай готов уже? Если нет, воды дай, а то помру!
Ольга непонимающе на нее посмотрела, налила из кулера воды и протянула стакан.
Точно заболела, убедилась Надя, залпом выпив воду. Чайник был явно горячим, а заварник со свежезаваренным чаем стоял на столе.
– Ты есть хочешь? – рассеянно поинтересовалась Ольга, садясь за стол напротив.
– Только пить!
Не будет она нагружать Ольгу, вон как ее озноб бьет.
– Простыла? – сочувственно спросила Надежда.
– Что? А, нет. Просто… не по себе что-то. Ночью плохо спала. Зачем ты сумки сюда свои притащила?
– Надо. Вот, это тебе! – Надя достала из пакета самую большую коробку, протянула Ольге. – С наступающим, подружка!
– Спасибо, – Ольга, улыбнувшись, открыла коробку и посмотрела на дивной красоты блузку в райских птицах. – Очень красиво! У меня для тебя тоже кое-что есть. Потом принесу.
Отложив коробку, Ольга наконец разлила чай по чашкам, достала из холодильника шоколадный кекс.
– А это я Димочке купила, – Надя, развернув один из свертков, показала Ольге розовый галстук в красных сердечках. – Как думаешь, ему понравится?
– Веселенький, – грустно усмехнулась Ольга.
– Что, плохой?!
– Ну, почему же…
– Так я и знала, – вздохнула Надя и спрятала галстук в пакет.
Беда у нее со вкусом, вот что. Она знала это наверняка. Хоть убей – не понимала, почему яркие и веселые вещи, как правило, безвкусица, даже если стоят не одну сотню долларов.
– Вот не смогла удержаться, ну, не смогла! Сердечки такие миленькие, – пояснила она.
– А пусть Дима дома их носит, сердечки твои, – Ольга наконец-то рассмеялась своим обычным звонким смехом, и щеки у нее порозовели.
– Смешно тебе, да? Ладно, у меня еще для него подарок есть. – Надя торжественно извлекла на свет коробку с парфюмом. – Это уж без ошибки. Он только таким и пользуется. А ты что Барышеву даришь?
– Будешь смеяться, но тоже парфюм и галстук. – Ольга опять погрустнела и, словно вспомнив про шаль, плотнее в нее закуталась. Как в кокон.
– Слушай, а может, вы с Сережей к нам сегодня заскочите, а? Старый год хоть проводим, если уж Новый отдельно встречаем.
– А его сегодня в Москве нет. Уехал на весь день куда-то на одну из своих строек. Еще рано утром уехал.
– Как это утром уехал? – возмутилась Надежда. – Да я его днем видела!
Ольга вздрогнула и посмотрела на Надю так, будто она сказала что-то страшное.
– Где? – севшим голосом спросила она. – Где ты его видела?
– В центре. Я в магазине была, а он ехал. По улице. В машине.
Ольга, помрачнев, секунду помолчала, потом вдруг улыбнулась.
– Ну и как же ты его видеть могла, Надюха, если ты в магазине была, а он по улице ехал? Что ты говоришь-то, сама послушай!
– А вот и видела! – возмущенно воскликнула Надя.
Может, со вкусом у нее и беда, но со зрением и памятью полный порядок.
– Я ж из магазина-то выбежала!
– Ну?
И столько в этом «ну» было скрытой боли и призрачной надежды, что Надя растерялась.
– Ну, и что? – повторила Ольга.
– А он уже уехал, – пробормотала Надя.
– Он уже уехал, но ты его все-таки видела, – горько усмехнулась Ольга.
– Да нет же! Тьфу ты, черт! – Надя преувеличенно громко засмеялась. – Ладно, мне, скорее всего, и в самом деле показалось. То есть точно показалось! Как же я его видеть могла, когда он еще с утра уехал!
Теперь понятно, почему у Ольги красные глаза и почему она кутается в шаль. Да если б Димка сказал, что уехал, а сам…
Брр… Даже страшно представить.
Надя схватила нож и разрезала кекс на две части.
– Давай-ка лучше по сладенькому вдарим!