После той, любимой, песни отца словно бы отпустило…
Сергей стал замечать, что происходит вокруг. И даже реагировать на какие-то из ряда вон выходящие вещи.
Например, когда он утром ехал по городу – Юрка выделил ему свой личный «Мерседес», ему самому и служебной машины хватало, – заметил Марину с большими сумками. Видимо, сумки были очень тяжелыми, потому что Марина время от времени останавливалась, переводила дух и продолжала свой путь, вызывая неудовольствие прохожих, вынужденных ее обходить.
– Марина! – крикнул Сергей, притормозив у обочины.
Не успела она обернуться, как он выскочил из салона, выхватил у нее тяжеленную ношу и пристроил на заднее сиденье.
– Садись в машину, – приказал он ей.
Еще вчера бы не приказал… Еще вчера мог не заметить ни Марины, ни сумок, проехать мимо, погруженный в свое горе.
– Прачечной в детдоме нет, – смущенно посетовала Марина, растирая ладони с красными полосами от врезавшихся в них ручек. – Сдаем, вот, в городскую… Обычно они сами все забирают и привозят, а тут что-то с машиной случилось. Приходится на себе перетаскивать.
– Юрку бы попросила! – Сообразив, что надо ехать в детдом, Сергей свернул в нужном направлении. – Он же в администрации работает, уж машину-то организовал бы.
– Да неудобно как-то… – При упоминании Градова Марина отвела взгляд, словно испытывая чувство неловкости. – Ничего, это один раз только. Да и то, вон – ты подвез.
«Что-то между ними произошло, – подумал Сергей, – глаза прячут, сторонятся друг друга». Это была первая мысль не об отце за последнее время.
– Спасибо тебе, – сказала Марина.
– Тебе спасибо. Оля очень устала, ей без тебя было бы трудно. Показывай, где поворачивать. Что-то подзабыл я дорогу.
Детдом больше был похож на больницу.
Старую, обветшавшую, с запахом хлорки и подгоревшей каши.
Сергей поставил сумки в углу тесной комнаты, которую Марина назвала «хозблоком», и провел рукой по жирной широкой трещине на стене.
А здание-то в аварийном состоянии, несущие стены потрескались, того и гляди, перекрытия обрушатся, подумал он.
Это была вторая мысль не про отца за последние дни.
Мысль неприятная, если не сказать – тягостная, – учитывая, что в этих стенах живут и без того обездоленные дети.
– Каждый год по чуть-чуть латаем, а что толку? – словно извиняясь, сказала Марина. – На капитальный ремонт денег нет. Юра обещал помочь. Ну, если мэром станет…
– Да тут не капиталить, тут новый дом нужен, – в сердцах Сергей ударил рукой по стене, от которой тут же отвалился кусок штукатурки. – Черт знает что.
Позади, в дверях, кто-то чихнул. Марина подлетела к пацаненку лет восьми.
– Голубок! А ты почему здесь?
Мальчишка был ослепительно рыжим – словно его в солнечный свет обмакнули. Он посмотрел на Сергея огромными голубыми глазами и деловито осведомился:
– Здравствуйте. А вы кто?
– Ванечка! – Марина сказала это с упреком, но тут же поцеловала пацана в огненные вихры.
– Я строитель, – серьезно ответил Барышев.
– А вас как зовут? Меня – Иван Петрович Голубев, – мальчишка протянул Сергею маленькую ладошку, и даже на ней были веснушки, а еще они оккупировали его щеки и нос.
Сергей пожал ему руку.
– Сергей Леонидович Барышев.
– А вы что строите?
– Дома, брат.
– Большие?
– Разные. Но обычно – большие.
– С бассейнами?
– Бывает, что и с бассейнами.
– А я… не умею плавать. А мама и папа у вас есть?
– Ваня! – Марина потянула его за руку, порываясь увести от Сергея, но Ванька с неожиданной ловкостью вывернулся и спрятался за спиной Барышева. – Ванечка, Сергей Леонидович строит дома в другом городе! – Марина словно оправдывала Барышева.
– А у нас?! – крикнул Ванька. – Почему нам никто не строит?!
Трещина оскорбительно щерилась на стене. Снизу – требовательно смотрел Иван Петрович. Его голубые глаза с оранжевыми, как солнце, ресницами требовали справедливости.
Действительно – почему?
Почему он строит отели, театры, банки, супермаркеты и до сих пор не построил ни одного детского дома?!
Барышев подхватил Ваньку на руки и, глядя ему в глаза, сказал:
– Ничего, мы справимся, Иван Петрович! И дом построим, и деревьев насадим, и сыновей нарожаем…
Ванька обнял Сергея за шею и… поцеловал в щеку.
Марина хотела его одернуть, но, увидев улыбку Барышева, рассмеялась.
– Ты, брат, президентом будешь, вон как дела решаешь!
– Мне надо маму сначала найти, – серьезно ответил Ванька. – Без мамы какой президент…
У Марины в глазах заблестели слезы, а Сергей…
Он уже точно знал, какой детский дом здесь будет.
Нужно было думать, что делать с квартирой и дачей – продавать, сдавать?
А также решать – кому отдать многочисленные книги по медицине, как распорядиться с мебелью и посудой, цветами и сувенирами, письмами, старыми фотографиями, одеждой и всеми мелочами, которые окружают любого человека при жизни и становятся ненужными после его смерти.
Предстояло своими руками разрушить все, что составляло ежедневную жизнь Леонида Сергеевича, потому что после отъезда в Москву в этой квартире некому будет жить.
Это было невыносимо.
Цветы Ольга раздала соседям. И решила – не стану больше ничего ни отдавать, ни продавать. Не могу, не хочу… Будем приезжать сюда с детьми на недельку-другую. Будем печь любимые пироги деда с брусникой, ходить на рыбалку, собирать малину на даче… И тогда частичка привычной жизни Леонида Сергеевича останется.
Не придется снимать со стены портрет мамы Сергея и убирать с комода бронзовую статуэтку Гиппократа, да и комод этот – старинный, резной, – продавать не нужно.
Сергей наверняка одобрит ее решение.
Едва Ольга скинула этот камень с души, позвонила Ангелина Васильевна.
– Надя в больнице, – сообщила она. – Но вы не волнуйтесь, уже все хорошо.
– Что? Что случилось? – Ольга поняла, что задала глупый вопрос и ответ может быть только одним – «напилась ваша подружка до полусмерти», но Ангелина Васильевна вдруг грустно и очень проникновенно объяснила:
– Надюшка знакомую случайную с улицы к себе привела. Что-то там нечисто. Похоже, та специально ее сильно напоила. А может, и подсыпала чего! Думаю, обокрала она ее, только Надя еще не знает. Да вы позвоните ей, у нее теперь есть телефон в палате, я принесла.
Ольга тут же набрала Надю.
– Наденька! Я все знаю, мне Ангелина рассказала! Я к тебе не смогу скоро приехать, у нас… Леонид Сергеевич умер. Ты не обижаешься на меня? – Ольга выпалила все это на одном дыхании, ожидая услышать в ответ привычную резкость, но Надя задрожавшим от слез голосом воскликнула:
– Как умер?! Кошмар… Оленька, бедная… Ты обо мне не думай, у меня уже все в порядке!
– Что врачи говорят? Когда тебя выпишут?
– Скоро, Оль, – с прежней, уже забытой теплотой в голосе сказала Надежда. – Привет Сереже передавай… ой, прости! То есть соболезнования… – Она заплакала на том конце трубки, и Ольга узнала прежнюю Надьку – которая плакала и смеялась с искренностью ребенка.
– Здравствуйте, Сергей Леонидович, проходите. Юрий Владимирович вас ждет.
Секретарша, похожая на Мерил Стрип, чуть привстав, почтительно указала на дверь с надписью «Заместитель главы администрации по вопросам экономического развития Юрий Владимирович Градов».
– Здравствуйте, как вы меня узнали? – усмехнулся Сергей. – В городе всем раздали ориентировку?
Он позвонил Юрке всего тридцать минут назад и сказал, что заедет по важному делу. Юрка, фыркнув, ответил, что Барышев единственный, кто к нему может вваливаться без предупреждения. И открывать дверь ногой, добавил Юрка.
– Просто мне вас очень точно описали, – любезно улыбнулась копия Мерил Стрип.
– Точно это как? – заинтересовался Сергей.
– Красавец-мужчина, за которого сразу хочется выйти замуж, но надо знать, что он женат и многодетный отец.
Впервые после смерти отца Сергей улыбнулся:
– Ну, в принципе, похоже. Особенно насчет детей!
Секретарша яростно шлепнула печать на какой-то документ.
Сергей открыл дверь в кабинет – не ногой, конечно, – но не постучавшись.
Юрка глыбой нависал над столом, казалось, ему все тесно – кабинет, кресло, костюм…
– Доброго здоровьичка, барин. Работать изволите? – Барышев сел в неудобное жесткое кресло для посетителей, сел намеренно на краешек, чтобы показать Юре, что он обычный проситель, а не друг детства.
– Здорово, олигарх! Рад тебя видеть! – Юрка перегнулся через стол и пожал ему руку. – Ну, что, решил посмотреть, как я работаю?
– Да. Какой из тебя мэр выйдет. Стоит ли тебе помогать.
– Серег… – Брови у Юрки поползли вверх, в глазах мелькнули веселые бесы. – Я правильно понимаю?!
– Правильно, – усмехнулся Сергей. – Меня отец просил тебе помочь.
Юрка расцвел в улыбке – широкой, детской и немного шкодной, с какой он подговаривал Барышева много лет назад удрать из дома в кругосветное путешествие…
– Но у меня есть условия, – умерил его радостный пыл Сергей. Все-таки не умел он просителем быть. Не мог, не привык. Ставить условия – вот его конек.
– Говори! – радостно откликнулся Юрка.
– Дополнительное бюджетное финансирование отцовского института, – издалека начал Сергей.
– Это само собой! – не понял подвоха Градов. – Мы это обговаривали. Мы на базе института такую клинику откроем! К нам еще из Москвы оперироваться будут ездить!
– И новый детский дом, – влепил ему в лоб Сергей.
Юрка замер с открытым ртом, забыв выдохнуть.
Он почесал затылок, закрыл рот и с извиняющимся, несчастным видом сказал:
– Серег, я эту проблему знаю. У нас таких дыр незалатанных в городе полно. Поэтому я и рвусь в мэры. Хочешь – верь, хочешь – не верь. Не для себя!
– Говорить ты научился как большой политик. Слова не вставишь. Значит, так. Детский дом мы начинаем строить прямо сейчас. Выбираем место, и ты мне эту землю всеми правдами и неправдами выбиваешь. Остальное я беру на себя.