Ольга поймала полный боли взгляд Нади, когда Сергей опустил Костика на пол и потрепал Дим Димыча по голове.
– А Маша где?! Машка! – крикнул он, проходя в гостиную и обводя ее грозным взглядом. – Нет Маши… Так! – Сергей прошел на кухню, увидел гору пирожков, тут же схватил один и целиком запихнул в рот. – Вкуснотища! А Машка-то где?
– Сереж, она, по-моему, до сих пор дуется.
– На что?
– Ну… мы посмеялись над ее рисунком.
– Я не смеялся! А это что?
Барышев выдернул из мусорного ведра обрывки ватмана с красно-синими разводами.
– Кто мой портрет в урну выбросил?! – грозно спросил он.
Надя прыснула, Дим Димыч и Костик, по пятам следовавшие за ней, тоже захохотали.
– Сереж, а с чего ты взял, что это ты?
– Так ведь похож! – Барышев показал ей обрывок с яркой абстракцией. – Вот нос! Вот глаз! Вот… это что?
– Ухо! – закричал Костик.
– Так… – Сергей сунул обрывки во внутренний карман пиджака, и они всей гурьбой пошли в детскую.
Машка сидела перед компьютером, безучастно уставившись в монитор, на экране которого зависла какая-то игрушка. Красные глаза выдавали, что она весь день прорыдала.
– Машечка! – Ольга бросилась к ней и, уже не боясь за помаду, поцеловала дочь в заплаканные глаза. – Прости меня, пожалуйста! Я больше не буду смеяться…
– Ну, почему? – оттолкнула ее Маша. – Смейся! Я же плохо рисую!
– Ты хорошо рисуешь! Папа себя сразу узнал.
– Да, сразу! – горячо заверил Машку Сергей и тут же грустно, с обидой, добавил: – А ты меня не встречаешь!
– Ничего ты не узнал, – буркнула Машка. – Врете вы все!
– Маша! Мы с мамой никогда не врем! Портреты чудесные!
– Просто мама давно не рисовала и совсем перестала разбираться в настоящем искусстве! – вставила свое слово Надя.
– Мне очень понравилось, – добавил Костик.
– И мне, – пискнул Димка.
– А я тот, первый, даже у себя в кабинете повесил!
– Да?! – Машка посмотрела на Сергея, на Ольгу, на Надю и на ребят, словно ища подвоха в слишком уж горячих заверениях, но подвоха не нашла – все улыбались и смотрели на нее с обожанием…
– Ладно… Пап, тогда мы с мамой тебя еще нарисуем! Я по фотографии рисовала, а это неправильно! Мы тебя будем… ну, как-то так… живьем рисовать!
– С натуры, – подсказала Ольга.
– Живьем! – упрямо повторила Маша.
– Правильно, – кивнула Надя. – Живьем-то оно лучше… Только сначала пойдемте есть. Папа целый день голодный, а этого никакая натура не выдержит.
Давно они так не сидели – и чтобы Надька веселая, и чтобы Сергей улыбался, и Ольга – почти счастливая, и дети в полном согласии, не соперничающие друг с другом за лучшее за столом место и лучший пирог.
Машка так вообще ничего не ела, только отщипывала виноград и пила апельсиновый сок.
– Машунь, ты на диете, что ли? – поинтересовалась Ольга.
– Просто не хочу.
– Правильно. Ужин отдай врагу, – Сергей забрал у Машки тарелку с нетронутым «оливье» и принялся уничтожать его с таким аппетитом, будто не было ни дюжины пирожков до этого, ни утки с яблоками, ни десятка фаршированных яиц.
– Если бы еще какой-нибудь враг посуду помыл, – вздохнула Ольга.
– Да мы и сами справимся! – заверила Надя и приказала: – Маша, собирай тарелки! Костя, а ты чашки! Дим Димыч, помогай Косте! А я… поруковожу.
Дети восприняли Надины команды как игру, и Ольга с облегчением поняла, что алое платье с открытой спиной не обязательно уродовать фартуком.
Сергей глазами заговорщицки показал ей на дверь. На носочках, словно подростки, сбегающие на первое свидание, они проскользнули в прихожую, оттуда – в сад.
Было время, когда сирень цветет в полную силу. Белая, фиолетовая и розовая – махровая и простая. Запах ее дурманил. А в сочетании с яркими звездами заставлял почувствовать себя семнадцатилетними…
Ольга села в гамак под навесом, Сергей стал легонько ее раскачивать.
– Оля… Давай не будем больше ссориться.
– А мы и не ссорились. Мы дискутировали!
– И дискутировать. И расставаться не будем. Я люблю тебя!
Сергей наломал охапку сирени и бросил ее в гамак, прямо на Ольгу.
Какая-то птица, несмотря на поздний час, выводила в ветвях рулады.
– Я люблю тебя, – повторил Барышев и, подсев к Ольге, освободил ее из сиреневого плена и обнял.
– Я тоже тебя люблю…
Целоваться в гамаке было неудобно. Словно на облаке, подумала Ольга – того и гляди, уплывет, оставив без опоры в бездонном небе…
Утром, когда Надя одевала детей на прогулку, в сумке зазвонил телефон.
Ей так давно никто не звонил, что она удивилась. Да и мобильный был новый. Старый украли, а этот номер знали только в «Солнечном ветре» и… Ольга.
– Да, Тимур, – посмотрев на дисплей, настороженно ответила Надя.
Если он сейчас скажет, что «Солнечный ветер» обанкротился и погиб, она нисколько не удивится.
И пойдет устраиваться на новую работу. Скорее всего, малооплачиваемую, потому что таким талантом, как Ольга, не обладает. Димкиных сбережений хватит на несколько лет, чтобы оплачивать коммунальные услуги, а там…
– …Заказчик из Германии приезжает, – услышала она последнюю фразу Тимура, все же сумевшую прорваться в поток ее невеселых мыслей. – Он обязательно хочет поговорить с тобой, Надь. Мы уж ему пытались объяснить, что директор приехать не сможет… Но он настаивает!
– Оль, что делать?! – жалобно спросила Надя. Ольга доставала из шкафа роликовые коньки для Машки и Костика и маленький велосипед для Дим Димыча. – Оль, меня в агентстве заказчик из Германии ждет!
– Надя, «Бахманн» ищет агентство! Это наш последний шанс! – не унимался Тимур. – «Бахманн» сейчас – супербренд! Если мы его упустим, можно закрываться…
– «Бахманн» какой-то, – растерянно пробормотала Надя.
Ольга быстро спрятала ролики и велосипед обратно в шкаф. С силой захлопнула дверцу, словно положив конец сомнениям подруги и ее нерешительности.
– Сейчас приедем, – сказала она Тимуру, отобрав трубку у Нади, и сняла кепку с Костика. – Прогулка откладывается…
– Мам… – Костик приготовился зареветь, да и Дим Димыч скуксился в полной готовности его поддержать.
– А папа говорил, что родители не должны обманывать детей… – Как самая старшая, Маша решила давить не на жалость, а на совесть.
– Маша, мы и не обманываем. Мы же не гулять без вас едем! Срочно вызвали на работу.
Ольга уже сменила сланцы на туфли с высоким каблуком, взяла сумку, ключи от машины и выжидательно посмотрела на Надю.
– Раздеваемся! – скомандовала Надежда. – Маша, остаешься за старшую. В войну не играть, конфеты не трогать.
– Не могли раньше позвонить, – проворчала Машка, стягивая наколенники и шлем. – Мы бы тогда поспали подольше!
– Оль, может, я с детьми погуляю, а ты одна в «Солнечный ветер» съездишь? – предложила Надя.
Сил не было ехать туда, где она первый раз увидела Диму. Духу не хватало на то, чтобы снова оказаться в стенах, где зарождалась ее любовь, где она с ума сходила от ревности и где, наконец, поняла – она самая любимая и красивая…
– Надюш, ну как я без тебя поеду? Я там никто!
– А я – кто?! Я директор рекламного агентства, который ничего не понимает в рекламе!
– Поэтому едем вместе. Проведем переговоры. Если будет сложно, посидишь свадебным генералом.
– Мам, ты будешь генералом? – дернул Надю за руку удивленный Дим Димыч.
– Мам! Так вы на свадьбу едете?! – возмутилась Машка.
Надя, вздохнув, взяла сумку.
– Наколенники сними! – засмеялась Ольга. – Мы ж не на роликах поедем!
В «Солнечном ветре» по-прежнему пахло кофе, хорошим парфюмом и сигаретным дымом.
По-прежнему девушки, снующие в коридоре, смело могли конкурировать с топ-моделями…
Вот только ревновать было не к кому.
Надя быстро шла впереди Ольги. Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть пальму, которую Димка любовно выбирал в цветочном магазине, а потом поставил в холл со словами: «Ну вот, теперь попугай нужен», а главное – не видеть взглядов, которые сотрудники, здороваясь и кивая, бросали на нее.
Этих жалостливых взглядов Надя боялась больше всего.
Именно они когда-то заставили ее выпить первую бутылку виски. Именно от них жалость к себе перехлестывала все разумные границы, заставляя забыть любовь к сыну.
Ольга, словно почувствовав ее состояние, обняла за талию и шепнула весело на ухо:
– Сделай грозное лицо! Директор же! Тебя должны все бояться!
Надя усмехнулась – грозное лицо? У вдовы, которая – все это знают – запойно пила больше года…
Тимур встретил их в кабинете художников – как всегда, со всклоченной шевелюрой, застегнутой не на ту пуговицу рубашкой и неподдельным беспокойством в глазах.
– Оля! Это наш последний шанс… – Он подергал себя за воротник рубашки и только теперь заметил Надежду, удивленно поздоровавшись: – Привет, Надь… Как хорошо… что ты пришла…
– Что, вообще нет заказов? – уточнила Ольга, оглядывая кабинет, обычно заваленный эскизами, а теперь – с пустыми столами.
– Если честно – нет. – Тимур тяжело вздохнул, опять подергал ворот рубахи и, поняв наконец причину неудобства, быстро перезастегнул пуговицы. – Скоро и работать некому будет! Почти всех переманили, оставшиеся – подрабатывают кто где…
Тимур посмотрел с надеждой на Грозовскую, словно ожидая, что она своим директорским решением тут же что-то изменит.
– А я что могу? – пожала плечами Надя. – Где я вам работу найду? Где этот… немец?
– Едет… Рейс задержали! И пробки везде…
Тимур услужливо придвинул Наде стул, но она и не подумала садиться. Развернулась к двери и взялась за ручку.
– Ну, с пробками я тем более ничем помочь не могу…
– Оля, не бросай нас! – взмолился за ее спиной Тимур. – Это наш последний шанс!
– Без паники, Тимур! – бодро ответила Ольга. – С таким заказом у нас все будет в порядке.
…Вот именно – у них будет в порядке. А она, Надя, в этом не разбирается.