В серебристом «Мерседесе» с дверями в виде «крыльев чайки», – а какая же еще могла быть у этого эстета машина – Ольга беспрестанно вертелась и оглядывалась по сторонам, пытаясь хоть урывками рассмотреть пролетающий за окнами удивительный, завораживающей красоты город. Будь у нее бумага и карандаш, она стала бы делать наброски прямо сейчас.
– Вы раньше бывали в Петербурге? – заметив ее интерес, спросил Егор, бросив на Ольгу быстрый взгляд – такой же бархатный, как и его голос.
Машину он вел виртуозно. Перестраивался в микроскопические просветы между машинами, легко обходил поток, не нарушая правил, тормозил мягко, ускорялся плавно. Ольгу не тряхнуло ни разу, хотя езда казалась стремительной.
– Два раза я приезжала в Петербург с детьми, – ответила Ольга, чувствуя отчего-то неловкость от его взглядов, голоса, загорелых и сильных рук, лежащих на руле, и этой расслабляюще-манящей езды…
Хоть бы уткнуться где-нибудь в пробку…
Егор опять бросил на нее обволакивающий взгляд.
– Эрмитаж, Русский музей, Невская Лавра, Смольный?! У вас была стандартная экскурсионная программа?
– Ну, если бы все дети воспитывались на таких «стандартах», я была бы за них спокойна.
– Согласен с вами. Я неточно выразился. Вы видели то, что видят все. А я вам покажу другой Питер.
– Другой? Любопытно…
Ольга опять почувствовала неловкость, потому что «покажу Питер» прозвучало как-то уж очень романтично. Но он тут же разбил двусмысленность, которая ей почудилась, серьезно добавив:
– Да, я покажу вам тот Питер, который нам с вами и «Стройкому» еще только предстоит построить. Если, конечно, наше сотрудничество состоится.
– Будем надеяться, – усмехнулась Ольга.
– А я уверен, что все сложится! Ольга, вы устали, хотите отдохнуть? Или мы можем начать работу прямо сегодня?
– Двух часов мне вполне хватит, чтобы привести себя в порядок… Сейчас же белые ночи?
– Да! – засмеялся Егор. – И мы работаем круглосуточно. Вы в Москве так умеете?
– Конечно.
– Отлично! Тогда сегодня вечером у нас совещание, – он заложил крутой поворот так плавно, что Ольга не поняла, как перед ней оказались массивные двери знаменитой гостиницы «Англетер».
– Тогда до вечера, – она протянула руку Егору, и он опять поцеловал ее, едва коснувшись губами.
Все-таки он смущал ее, как когда-то смущал Грозовский – своим шиком, лоском и непозволительной для мужика красотой. Она почувствовала себя, как в свой первый приезд в Москву – на ней как будто снова оказались вязаная пуховая кофта и стоптанные туфли…
Ну, ничего, она отдохнет, переоденется и вечером, на совещании, выложит козыри, от которых «Питер Ренессанс» не сможет отказаться.
Номер, несмотря на вычурную роскошь – паркетный пол, светлую изящную мебель и льняные занавески с тонкой вышивкой, – впечатления на нее не произвел.
Зато вид из окна…
Парящий в небе купол Исаакия нависал над площадью и сквером. Если бы у нее были мольберт, краски и еще время, она написала бы в этом городе лучшие свои картины.
Кажется, страх ее окончательно капитулировал. Желание снова рисовать пробудил этот город и… то, что Сережа ее отпустил.
Ольге вдруг захотелось его услышать. Рассказать, что из окна виден величественный Исаакий, площадь и неповторимый сквер, что, если посмотреть в окно налево, то можно увидеть памятник Николаю I, – это предупредительно написано в красочном буклете, лежащем на прикроватной тумбочке, – и часть Мариинского дворца, что очень хочется все это нарисовать и она очень-очень благодарна ему…
Сергей долго не брал трубку, потом ответил тоном, каким обычно проводил совещания:
– Слушаю, Оля!
– Сереж, я доехала и уже в гостинице.
– Все хорошо?
Ольга поняла, что он действительно на совещании у Градова, потому что кто-то рядом с Сергеем сказал:
– Юрий Владимирович, региональное телевидение в шесть тридцать, будете вопросы читать?
– Все замечательно, Сереж. Здесь так хорошо! Но… я уже соскучилась. Как бы я хотела, чтобы ты был рядом!
– Юрий Владимирович! Вы посмотрите… Нет, я не могу так работать! – закричал уже другой голос рядом с Сергеем. – Кому пришла в голову идея печатать желтым на черном фоне?! Кто это прочитает?!
– Оль, извини. Тут такой шум! Я приеду, обязательно приеду!
В трубке поднялся такой гвалт чужих голосов, что Ольга отключилась, не попрощавшись.
Она долго стояла под душем, размышляя о том, что если Сергей приедет…
У них в Петербурге будет медовый месяц. А может, они даже обвенчаются прямо здесь, в Исаакиевском соборе. И тогда все, что было между ними плохого, сотрется, исчезнет – и страх, и недоверие, и ревность, всё-всё – растворятся, как туман над Невой…
– Я же вас уволила! – Надя с возмущением посмотрела на него, потом на красный «Лотус Эклипс», будто машину она уволила тоже и она не имеет права стоять у ее ворот.
– Ну, во-первых, я уволился сам, – Олег снял темные очки и улыбнулся. – Во-вторых, по закону я обязан отработать еще две недели, а в-третьих, я обещал Ольге Михайловне найти себе замену, но пока не нашел… Вот, подпишите это, пожалуйста. Нина Наумовна попросила. – Он протянул Наде пачку бухгалтерских ведомостей.
– Здесь? – сверкнула на него сердитым взглядом Надя.
– Что – здесь?
– Я здесь должна это подписывать, у ворот? Проходите!
Олег заглянул во двор.
– А… у Димыча нет шланга в руках?
Надя фыркнула и пошла в дом, прямой спиной и раздраженной походкой демонстрируя свое возмущение.
В этот раз она была босиком, в джинсах, какой-то микроскопической маечке, почти не прикрывающей тело, и с распущенной огненной гривой волос.
Олег завороженно пошел за этой гривой, за босыми пятками, за прямой возмущенной спиной…
Если бы Грозовский не был его другом, он мог бы признаться себе, что Надежда Петровна волнует его гораздо больше, чем хотелось бы. Вернее – чем можно позволить себе, имея в анамнезе сломанный позвоночник, опасную профессию и предательницу-жену…
– Здрасте! – остановил его шествие детский окрик.
Олег замер и обернулся. Дим Димыч на зеленой лужайке между роскошными клумбами гонял радиоуправляемый джип. Джип все время врезался в высокий бордюр, отделяющий лужайку от дорожек, и переворачивался. Димка поднимал его и с упорством опять направлял на препятствие. Такого безобразия Олег вынести не мог. Он подошел к Димке, забрал у него пульт, направил джип на бордюр и, когда тот уперся в него на небольшой скорости, Олег подошел и «подсадил» машину, помогая преодолеть препятствие.
– Так нечестно! – закричал Димка. – Машине нельзя помогать!
– Кто тебе сказал? – усмехнулся Олег.
– Нельзя! А если бы она была настоящая?! – Дим Димыч даже ногой топнул, подтверждая справедливость своих слов.
– И настоящей надо помогать. – Олег погнал джип по дорожке. – Знаешь, какой случай был на ралли «Париж – Дакар»? Один гонщик сбился с пути, и у него сломалась машина. Он стал ждать помощи – там специальные техники приезжают. Но время шло, никто не приезжал… – Он сбился и замолчал, потому что заметил Надю. Она смотрела на них из окна и… улыбалась. Впрочем, улыбка исчезла сразу, как только она заметила, что Олег на нее смотрит. Она опять стала вздорной «директоршей» – отвернулась, села за стол и порывисто, одну за другой, стала подписывать ведомости.
– Ну?! А дальше-то что? – Димка требовательно потряс его за руку, а джип, оказывается, давно уперся в ворота.
– А дальше… – Олег развернул машину и отдал Дим Димычу пульт. – Только через день его нашли гонщики из другой команды, предложили взять с собой. Человек же без еды, без питья, в пустыне. А он не поехал, не бросил машину. Дождался техников.
– Я знаю почему, – гордо заявил Димка. Сбавив скорость, он мягко подвел джип к бордюру и бережно «подсадил» его.
– Почему?
– Потому что машина была его другом. А друзей бросать нельзя!
– Нельзя, – подтвердил Олег. И вспомнил Ленку, подкрашивающую ресницы перед тем, как уйти к его другу, у которого открылись немыслимые перспективы в Канаде. Он слышал, что перспективы не оправдались и Ленка ушла к кому-то еще… наверное, так же воинственно подкрасив ресницы и объявив: «Я устала тебя жалеть»…
– Возьмите! – Надя протянула ему толстую пачку ведомостей.
Она словно отгородилась от него, надев поверх топа пиджак, обувшись в туфли на каблуке и заколов волосы.
Ну и правильно. Потому что у него в анамнезе – недоверие к женщинам.
У машины есть тормоз, руль и газ. А с женщинами никогда нельзя владеть ситуацией.
Олег взял бумаги.
…И все равно она волновала его больше, чем он мог себе позволить.
Он вдруг первый раз пожалел, что его лицо обезображено шрамом…
– Иди мой руки, обедать будем, – Надя сказала это, глядя ему в глаза, поэтому Олег не сразу сообразил, что слова предназначаются Димке. Зато Димыч сориентировался сразу.
– Дядя Олег, пойдемте с нами! Мама знаете как вкусно готовит!
– Я не сомневаюсь, Дима. Спасибо, но…
– Мама! Скажи дяде Олегу! – Оказалось, Димка тоже умеет командовать не хуже Надежды Петровны. А может быть, даже не хуже Грозовского, у которого нередко случались приступы начальственной тирании.
Надя растерянно посмотрела на Димку, потом строго – на Олега, и не успел он придумать предлог, чтобы отказаться, – подтолкнула его к крыльцу.
– Слышали, дядя Олег? Идите мыть руки!
И не было – ни тормоза, ни руля, чтобы овладеть ситуацией. Только полный вперед по приказу Надежды Петровны…
Такого борща он отродясь не ел!
И таких нежных пампушек с хрустящей корочкой.
Мама не любила готовить и варила в основном каши, а Ленка… Ленка была асом кулинарии, но ее блюда отличались сложностью приготовления, заморскими ингредиентами и труднопроизносимыми названиями. Простого борща в доме не водилось. Не говоря уже о пампушках. Ленка считала это плебейской едой. Она пичкала его карпаччо из лосося, рыбным буайбесом с фенхелем, артишоками а-ля провансаль и еще чем-то, что он категорически не мог выговорить…