– А вы здорово готовите! – Кажется, он первый раз в жизни сказал эти слова искренне.
Надя поняла его по-своему – взяла его пустую тарелку и снова налила в нее борщ.
– Ого! – восхитился Дим Димыч. – Третья уже! Мама, тогда и мне!
Она и ему плеснула полполовника.
– Олег, что там с кандидатом на ваше место?
– Ищу. Пока время еще есть. Если приводить, то очень надежного человека. – Олег понимал, что этот разговор начат лишь для того, чтобы держать дистанцию – он ее сотрудник, не более, а борщ только Димкин каприз, – но именно поэтому он и поддержал его со всей серьезностью.
– Да уж… – Надя с интересом смотрела, как он быстро орудует ложкой. – Только не приукрашивайте и не скрывайте от него ничего! Я не хочу, чтобы ваш кандидат сбежал от нас через две недели.
Олег отложил ложку. Вытер салфеткой рот. И сказал со всей убедительностью, на какую только был способен:
– Я не сбегаю. Скорее – наоборот, возвращаюсь к себе… К своим дорогам. К своим машинам.
Надежда Петровна вдруг смутилась – даже покраснела. И, словно убирая одну из границ, выдернула заколку из волос, которые огненным водопадом опять рассыпались по ее плечам.
И не было ни тормоза, ни заднего хода, чтобы заставить себя не смотреть на нее с непозволительным восхищением.
Уж она постаралась, чтобы не чувствовать себя провинциальной простушкой.
Вернее – не вспоминать рядом с лощеным Погодиным чувство, с которым она в вязаной кофте устраивалась на работу к плейбою Грозовскому.
Красный дизайнерский костюм, туфли на запредельной шпильке и макияж – не вечерний, конечно, но ярче, чем обычный, дневной. С прической она мудрить не стала – гладко зачесала волосы назад и соорудила простую, но изысканную «улитку».
Когда Погодин увидел ее выходящей из лифта – не смог скрыть изумления. Не боясь быть неправильно понятым, он обвел ее взглядом с головы до ног и… остановил его на бордовых лодочках.
– А вам… удобно? – задал он странный вопрос.
– Что? – не поняла Ольга. – На каблуках? – Она тоже посмотрела на свои туфли, от которых Погодин не отводил глаз. – Ну, да…
Интересно, он что – женщину на шпильках первый раз видит?
– В кроссовках было бы лучше, – задумчиво произнес Егор, галантно подставляя ей локоть.
– В кроссовках? – Ольга взяла его под руку и удивилась, что он ведет ее не в кабинет, а обратно – к лифту. – Это вы так пошутили?
– Видимо, да, – загадочно усмехнулся Погодин, нажимая кнопку первого этажа.
Садясь в машину, Ольга поняла, что совещание будет в каком-то другом офисе. Разве не проще ей было приехать сразу туда?
Он тронулся плавно, но стремительно. И чего в этом было больше – его водительского мастерства или безупречных характеристик машины, – Ольга не знала.
– Егор, а вы действительно работаете круглосуточно?
– Почему вы так думаете? – Он улыбнулся, явно чувствуя себя королем на дороге.
– Но мы же на совещание к вам едем?
– Сами увидите.
Он все-таки заставил ее опять ощутить неловкость.
Захотелось позвонить Сергею и попросить его немедленно прилететь.
Кажется, она первый раз в жизни провалила командировку.
Убираясь, она думала об Олеге, поливая клумбы, она думала об Олеге, и даже закладывая белье в стиральную машину, думала об Олеге.
О том, какой он все-таки немножечко хам… О том, как неприлично жадно ест – будто последний раз в жизни. Как смотрит на нее – будто хочет что-то сказать, но наглости все-таки не хватает, как и проехать на красный свет. О том, что если бы не шрам, то он был бы красавчик – такого северного, скандинавского типа. О том… что…
Да кто он такой, чтобы вообще о нем думать?! И почему в этот раз пришел без цветов – только с бумагами? И почему ни словом не обмолвился о той захватывающей дух гонке по трассе…
Будто и фиалки и гонка ей приснились.
Еще бы Димка после общения с ним не приставал ежесекундно с вопросом:
– Когда приедет Олег? Мам, ну когда к нам Олег снова приедет?
– Ну вот зачем тебе этот Олег?! – вспылила Надя, захлопнув крышку стиральной машины и включив режим бережной стирки.
– Играть! И поговорить! – возмущенно заявил Дим Димыч.
– Иди вон, в стрелялку свою играй! – Надя подхватила сына под мышки и усадила перед компьютером. – А поговорить и со мной можешь…
– Мам! А где ты работаешь? – неожиданно спросил Дим Димыч.
– У меня самая лучшая на свете профессия! Я работаю мамой.
– Такой работы нет!
– Ну как же – нет? А я кто, Димочка?! – Надя присела перед сыном и заглянула в его хитрые глаза. – Я же твоя мама!
– Ну и что? У всех мамы. А по-настоящему – ты где работаешь?
– А по-настоящему, получается – нигде, – задумчиво произнесла Надя.
– А я буду гонщиком. Как дядя Олег.
– Дался тебе этот Олег! – Надя встала и пошла на кухню. – И вообще, я его уволила! – весело крикнула она.
– А я обратно возьму! – не остался в долгу Дим Димыч, и в его заявлении ей почудилось упрямство и своенравие Грозовского.
– Того гляди, и правда – возьмет, – проворчала Надя, включая чайник.
Ну никак не получалось сегодня не думать об Олеге.
Они проехали Большую Морскую, повернули на Фонарный, пересекли Мойку и канал Грибоедова, потом куда-то свернули, выехали на набережную Фонтанки, переехали ее по какому-то большому мосту, через пару поворотов оказались на широком Троицком проспекте, опять свернули в переулок, – Якобштадтский, прочитала на табличках Ольга, – и стали пересекать множество улочек, почему-то сплошь Красноармейских…
Ольга уже подумала, что они едут за город, где, скорее всего, и находится второй офис «Питер Ренессанса», но Погодин вдруг затормозил возле старого, обветшавшего здания красного кирпича, хранившего следы былой благородной и сдержанной красоты.
– Приехали!
Он вышел из машины, галантно распахнул дверь – «крыло чайки», – и подал Ольге руку.
Умел же он озадачить, этот гостиничный деятель! То совещаниями ночными пугает, то шпильки видит будто бы впервые в жизни, то… привозит на неизвестно какую по счету Красноармейскую улицу к полуразвалившемуся зданию у черта на куличках и заявляет, что они «приехали».
Ольга оперлась на его руку и вышла, стараясь каблуками не попадать в трещины выщербленного асфальта.
– А это что – тоже ваш офис? – на всякий случай уточнила она.
– Нет. Офис у меня гораздо скромнее, вы же видели!
Он продолжал говорить загадками, и это стало раздражать Ольгу. Она почувствовала себя смешной и нелепой в своем шикарном наряде, с ярким макияжем в этой по-средневековому мрачной и загадочной обстановке.
Хорошо еще, что нет даже намека на сумерки… ночь будет белой, а значит… Ольга даже не смогла сформулировать для себя, от чего должна спасти ее белая ночь.
– Если вы не против, отсюда начнется наша пешеходная экскурсия, – заметив ее смятение, пояснил Погодин. – Назовем ее так – «Питер нетуристический».
– То есть, если я правильно понимаю, совещание…
– Правильно. Это и будет наше совещание. Как вам такая идея?
Блестящая, подумала Ольга. Блестящая идея выставить меня дурой!
– Креативненько, – вслух сказала она и, поймав на себе его удивленный взгляд, пояснила, оправдывая свой язвительный тон: – Это я вас так похвалила… на своем профессиональном сленге. Ну что же, давайте начнем! Так что это за здание, если не ваш офис?
– Дом купца Митрофанова, постройка конца девятнадцатого века, редчайший образец гражданской неоготики. Так строили только лютеранские и католические церкви, так что этот дом можно считать чудом… – Погодин с нежностью посмотрел на старый особняк и повел Ольгу в обрамленную остроугольной каменной аркой парадную.
Внутри было холодно и темно. Белая ночь не добиралась до нутра забытого памятника архитектуры. Пахло старым прогнившим деревом, мокрым бетоном, и почему-то все эти запахи показались Ольге возвышенными и благородными.
– Осторожнее… – поддерживая под локоть, Егор помогал ей подниматься по крутой деревянной лестнице. – За сотню с лишним лет чего здесь только не было! И госпиталь, и отделение милиции, и оптовый магазин бытовой химии… А добил его ночной клуб. Когда уже куски от стен стали отваливаться, – Егор в подтверждение своих слов легонько пнул по стене ногой, и большой пласт штукатурки упал на ступени, – вот тогда дом бросили! Сейчас он на балансе города, официально признан памятником архитектуры, но, похоже, в этом статусе и умрет. Мы хотим выкупить его…
Его слова прервал грохот сверху. Ольга вздрогнула, замерла и… закричала от ужаса. Прямо перед ней – на несколько ступенек выше, – словно из-под земли выросла фигура в лохмотьях. Отвратительный рот с гнилыми пеньками зубов скалился в уродливой страшной ухмылке, скрюченные грязные пальцы потянулись к ее сумочке.
Ольга отпрянула назад, каблук подвернулся, и если бы сильная рука Егора не подхватила ее, она кувырком полетела бы с лестницы. Чудовище захохотало – надтреснутым, гулким голосом, – эхо усилило этот жуткий хохот и понесло по всем закоулкам старого дома.
Ольга вырвала у Егора руку и понеслась вниз, перепрыгивая ступеньки, не замечая ни высоченных шпилек, ни узкой юбки, в которой и при обычных обстоятельствах невозможно широко шагнуть, не то что бежать… Хохот отдалялся, постепенно затихал… Она выронила сумку и все-таки подвернула ногу, но боли не почувствовала и продолжала бежать, даже когда с ноги слетела туфля.
Очнулась она возле машины. Сердце колотилось в ушах… Но хуже было другое. На пустынной улице не оказалось ни души – словно в фильме ужасов, словно в кошмарном сне…
«А вдруг Егора… убили? – пришла в голову дикая мысль. – Ведь в тех скрюченных пальцах блеснуло что-то вроде ножа»…
Телефон остался в сумочке, ключ от машины был у Егора. Она ничего не могла, – ни вызвать полицию, ни рвануть на машине за помощью, она даже закричать не могла, потому что голос от страха пропал. Ольга уже хотела бежать – в ту сторону, откуда они приехали, где были люди, – но тут из парадной вышел Егор. Он был жив, здоров, невредим и вполне доволен. В одной руке он нес туфлю Ольги, в другой – ее сумку.