– Вот…
Он почему-то принес этот мячик ей с видом верной собаки, безупречно выполнившей команду «апорт». Марина спиной чувствовала – отец смотрит на них, ждет: помирятся, не помирятся…
А какая разница, если решение ее неизменно, и кому как не отцу это знать.
– Марина, прости меня…
В искренности Юрки нельзя было усомниться – он стоял перед ней мокрый, в одних плавках, с несчастными глазами собаки, которую выгнал хозяин. Еще немного – и упадет на колени. Но это все равно не могло ничего изменить.
– Прости! Я не буду оправдываться, виноват! Я помогу тебе с Ванькой! Обязательно! Поверь мне, пожалуйста!
Чтобы он не бухнулся на колени, Марина схватила его за руку:
– Я уволилась, Юра. Я уезжаю с папой.
Она развернулась и пошла к костру, ощущая колкую траву под босыми ногами…
Наверное, он все же упал на колени, потому что отец, глядя на них, горестно покачал головой, Барышев отвернулся, а Ольга сочувственно улыбнулась.
– А как же Ванька? – услышала она за спиной.
– А Ванька – не мой ребенок. Во всяком случае, этого все хотят…
Утром Ольга проснулась от громкого голоса Барышева, который втолковывал кому-то по телефону:
– Нет, нет, она отказалась! Об этом и речи не может быть! Ну, хорошо… Я попробую поговорить с ней. Но окончательное решение не за мной. Обязательно передам. До свидания.
– Сережа, я проспала… – Ольга потянулась в кровати, чувствуя, что вставать не хочется и хорошо бы еще подремать часок.
– Не проспала, а выспалась! И это прекрасно! – Сергей уже был при параде – выбрит, в костюме и даже в носках, которые Ольга вчера вечером предусмотрительно достала из шкафа и положила на тумбочку. – Дети еще не вставали, – продолжил он, – а Надя сварила мне кофе и умчалась на рынок за свежим творогом. У нее там теперь блат благодаря Юрке…
– Не разбудил меня. Все что-то делают, а я одна, получается, устала вчера.
– Не переживай, будет у тебя дело. – Барышев сел на кровать и, собравшись с духом, после недолгой паузы сказал: – Звонили из Питера! Все тебя ждут! Я обещал уговорить тебя поехать.
– Сережа! Я же сказала, что больше не поеду!
Сон как рукой сняло.
Ольга села в кровати, чувствуя, что сейчас разрыдается от равнодушия, с которым Сергей подталкивал ее к шагу, которого она панически боялась и которого когда-то боялся он сам.
Сергей не заметил ее состояния или… сделал вид, что не заметил.
– Я им передал, Оль, что ты не можешь приехать, – ровным тоном сказал он. – А они мне: «Рекламную концепцию кампании нужно проработать обязательно с Ольгой Михайловной!»
– Я же объясняла этому… Егору, что в «Солнечном ветре» есть специалисты, я буду руководить, но основную работу выполнят они сами. Звонил бы туда и договаривался с Тимуром!
Ольга встала, раздраженно надела халат. Господи, неужели Сергей ничего не понимает?! Или ради выгодной сделки готов сделать вид, что не понимает?!
– Да с какой стати будут звонить какому-то Тимуру, если с ним никто не знаком?! А во-вторых, Егор тут ни при чем. Я разговаривал с архитектурным управлением города. Эти люди привыкли решать вопросы на высшем уровне.
– Архитектурное управление? – Ольга замерла перед зеркалом с расческой в руке, глядя на отражение Сергея. – Егор… не звонил?
– А ты хочешь, чтобы тебя все уговаривали? – Барышев обнял ее, зарылся в волосы, по-родному дыша в шею.
– Да ничего я не хочу! – дернулась Ольга, вырываясь из его рук.
– Оленька… тебе надо съездить! Давай закрепим наши позиции в этом проекте, а потом сдашь дела своим художникам. Пожалуйста, Оля… Помоги мне! Ну, к кому мне еще обратиться, если не к тебе?
Он почти умолял.
При том, что делать этого никогда не умел.
– Ты опоздаешь на работу…
– Так да или нет?
– Да!
– Спасибо…
Чтобы избежать благодарного поцелуя, она быстро вышла из комнаты.
Поеду, решила она.
Раз сам толкает меня на это – поеду.
И будь что будет, хотя… можно еще попробовать спасти ситуацию.
Решение созрело, когда они гуляли с детьми.
– Надь… поехали со мной в Питер!
– Как это?! – Надя замерла, позабыв раскачивать на качелях Дим Димыча. – А детей мы на кого оставим?!
– Когда я в прошлый раз уезжала, Сережа с ними вполне справлялся.
– Это потому что Димки не было!
– Надь, я серьезно!
– Мама, качай! – завопил Дим Димыч, и Надя машинально стала его раскачивать, удивленно глядя на Ольгу.
– Оль, я не понимаю – зачем? Ты же ненадолго.
– Нет, только решу все дела, и домой.
– Ну вот, ты будешь занята, а мне что там делать?!
– В Эрмитаж сходишь…
Надькино упорство удивило Ольгу – будто она не в Питер ей предлагала съездить, а в ночной клуб сходить.
– Ой, ладно! – Надежда всерьез взялась за раскачивание Димки. – Эрмитаж твой никуда не денется, в другой раз схожу.
Спасительное решение рушилось как карточный домик только из-за того, что Надя боялась оставить Димку… Или из-за чего-то еще, о чем подруга предпочитала молчать.
Вечером, когда дети и Сергей уже спали, а они с Надей, как всегда, засиделись за бесконечным чаепитием, Ольга возобновила попытку.
– Надь, ну поехали в Питер! Там сейчас белые ночи… Красота! Ты такого еще не видела!
– Оль… – Надя внимательно на нее посмотрела и наконец озвучила истинную причину своего упрямства: – Может быть, ты так пытаешься привлечь меня к проекту? Не выйдет! Мы же договорились, директором «Солнечного ветра» будешь ты. Это дело решенное. И не спорь!
– Да я и не спорю, Надь… Я боюсь… – Ольга перешла на шепот, потому что ей тоже надо выложить правду, иначе из затеи вытащить Надю в Петербург ничего не выйдет.
– Чего боишься? – Надя тоже перешла на шепот, и глаза ее засверкали интересом, который появлялся, когда они доверяли друг другу сокровенные тайны.
– Егора… – еще тише шепнула Ольга и оглянулась на дверь, будто их мог кто-то подслушать.
– А, Егора! – весело отмахнулась Надя и в полный голос уверенно произнесла: – Это несерьезно. Думаешь, ухаживать начнет? Цветы дарить?! Ну и пусть дарит, если хочет. Тебя это ни к чему не обязывает.
– Надя… ты не понимаешь… – Ольга вздохнула и… все-таки сорвала последний замок со своей тайны: а перед кем его еще срывать, если не перед Надькой? – Ты не понимаешь, я хочу, чтобы он дарил мне цветы. Мне это приятно! Я все время думаю о том, что он ко мне приезжал, то есть к тебе… тогда…
– Ого, подруга… Ты это серьезно? – Надька заглянула ей в глаза с пристальностью врача. – Не шутишь?
– У нас только с Сергеем наладилось! – Ольга закрыла лицо руками, не в силах вынести Надин взгляд, в котором недоверия теперь было больше, чем любопытства.
– Так! Тогда тем более тебе надо поехать! – вынесла неожиданный вердикт подруга всей жизни. – Сидя около Барышева, ты не станешь ему ближе. Тебе нельзя прятаться от Егора! Так ты будешь только выращивать проблему. А ты должна от нее освободиться!
Ольга отняла от лица руки и с удивлением уставилась на Надю – такое простое, верное решение не приходило ей в голову. Нельзя прятаться! Чтобы не выращивать проблему, надо от нее освободиться.
– И что будет, если я увижу его? – созрел глупый, не имеющий ответа вопрос.
– Не знаю, – серьезно сказала Надя. – Что будет, то и будет. Разберешься. От себя не убежишь, Оля, даже если запрешься в квартире.
– Как у тебя легко получается давать советы, – вздохнула Ольга и не сдержала улыбки: – А сама-то вон, от Олега прячешься!
– Что ты сравниваешь! – вспыхнула Надя, покраснела, и губы у нее задрожали. – Это совсем другое!
– Прости! Прости! Но ты тоже не должна бежать от себя. Так ты поедешь?!
– Вот теперь точно не поеду, – отрезала Надя и, повеселев, добавила: – Я же там третьей лишней буду!
Нина Наумовна протянула ему конверт с деньгами, дала расписаться в ведомости и облегченно вздохнула:
– Ну, теперь мы в расчете.
Словно груз с души сбросила.
– Спасибо, – кивнул Олег, понимая, что просьбы «сгонять к Надежде Петровне и подписать документы» он больше не дождется.
Нужно разворачиваться и уходить, уходить навсегда, потому что – нельзя, потому что – «нет!», и искать предлоги увидеться – глупо, а может, даже и подло…
Ведь со дня смерти Грозовского прошло всего полтора года и… нельзя сходить с ума по его жене – это еще хуже, чем уехать с лучшим другом в Канаду, оставив любовь своей жизни мучиться в инвалидном кресле.
Хотя… почему – хуже?
Живые должны жить, сказала мать, когда умер отец. Через год сказала – сняла траур и сделала прическу. Замуж, правда, так и не вышла, и полюбить никого не полюбила.
Горин взялся за ручку двери, но обернулся:
– А… как новый водитель?
– Нормально, – усмехнулась бухгалтерша. – Еще быстрее тебя гоняет!
– Ну… а как тут вообще?
– Что, соскучился? Работаем.
– А… Надежда Петровна?
«Что, соскучился?!» – тотчас прокрутил он в голове ехидный вопрос Нины Наумовны, но она безо всякого ехидства ответила:
– А Надежда Петровна уехала из Москвы. Наверное, дела Ольге Михайловне передает…
Горин вдруг испугался.
Так испугался, словно в гонке потерял управление.
– То есть… она насовсем уехала, что ли?!
– Да почему насовсем? Отдыхать! А чего спрашиваешь-то? – насторожилась бухгалтерша, заметив его побледневшее лицо, на котором еще отчетливее обозначился шрам.
– Да ничего… просто болею за фирму.
Глупее ответа придумать было нельзя, но Нину Наумовну он устроил.
– А нечего уходить тогда, раз «болеешь»! – с шутливой сердитостью прикрикнула она на Горина.
Дистанция… Надя сама установила дистанцию и никогда ее не нарушит – потому что честная, потому что настоящая, – и тот принц на раритетном «Мерседесе» тоже наверняка зря «жег бензин», чтобы дистанцию сократить.
Горечь от невозможности признаться даже самому себе – «я люблю ее» – требовала выхода.
Все страсти Горин привык выплескивать в скорости – нет, не в той, что можно себе позволить на дороге, а в настоящей – когда вжимает в кресло и сердце от перегрузки перестает биться.