Она словно считывала слова с Адриатики, и от этого было еще больнее. Словно она говорила что-то мудрое, вечное, а он – дурак – не мог понять элементарных вещей…
– Сереженька, родной, возьми себя в руки! – Она сложила руки на груди, обернулась к нему, голос ее задрожал, в глазах заблестели слезы. – Мы же вместе… Нам нельзя сдаваться и думать о своих обидах!
О красавчике Погодине думай – билась, просилась на язык злая, дикая мысль, но он приберег ее напоследок, для заключительного удара.
– Какая ты умная, Оля! Теперь я понимаю, почему все больные кажутся вам, здоровым, капризными и невыносимыми! Болезнь разделяет больше, чем расстояние!
– Перестань! – закричала она. – Это действительно невыносимо! Ты себя изводишь и всех изводишь!
– Зато ты святая! – Он бросался словами, как камнями, потому что ничего больше не мог. – Кому ты там что простила?! Я не хочу прощать! У меня на красивые жесты сил не осталось!
Ольга вдруг побледнела, обмякла и стала оседать на пол. Глаза у нее закатились, ноги словно сломались в коленях, и в те секунды, пока она падала, будто наяву прозвучали слова отца:
«Ольга тебе верит. Теперь сделай так, чтобы она поверила в себя…»
Сергей понял – он сделал все, чтобы сердце Ольги не выдержало, чтобы оно разорвалось от горя. Она умирала у него на глазах, а он не мог ни подхватить ее, ни обнять, ни прижать к себе, а мог только…
– Оля! – во всю мощь легких закричал он. – Оля-а-а!!!
Он рванулся вперед и, преодолев какой-то немыслимый болевой барьер, протянул к ней руки:
– Оля!
Всего какие-то несколько сантиметров отделяли ее от кончиков его пальцев, но он не мог их преодолеть, поэтому опять крикнул:
– Оля!!!
Прибежали врачи, бросились к Ольге, стали хлопать ее по щекам, совать под нос нашатырь.
Сергей увидел, как порозовели ее щеки, как дрогнули веки, и она открыла глаза.
– Сереж, – слабо улыбнулась она. – Ты же сидишь, Сережа!
Тут только Барышев понял, почему его руки оказались так близко к ней. Он не только приподнялся в кровати – он сел!
– Сережа! – Ольга бросилась к нему, обняла, прижавшись щекой к щеке.
Барышев погладил ее по голове, победно глянув на улыбающихся врачей – видали?! И процедуры ваши тут ни при чем!
– Я люблю тебя, – тихо сказала Ольга.
– Я люблю тебя, – как заклинание повторил Сергей.
Теперь он каждый день видел море.
Прогулки по берегу стали основной – нет, единственной процедурой, которую прописал ему доктор Милан Здравкович.
Каждый шаг давался с трудом, но приносил ни с чем не сравнимую радость.
Он шел, он двигался, он мог обнимать Ольгу, видеть море и мечтать о прекрасном, счастливом будущем.
Это было главное – способность мечтать. А давала ее возможность двигаться. И каждый день, с утра до обеда и с обеда до вечера, он наматывал километры вдоль берега, не щадя Ольгу, которая обнимала его, поддерживала при каждом, еще неуверенном шаге.
Наконец настал день, когда доктор Здравкович сказал:
– Я вас выписываю. Положительная динамика просто фантастическая!
– Ты не устал? – через каждые пять минут спрашивала его Ольга на последней прогулке.
– Нисколько!
– Хитришь?!
– Хочешь, чтобы я отдохнул?
Ольга улыбнулась вместо ответа.
– Ладно, возвращаемся, – нехотя согласился Сергей. – Путь неблизкий.
Он заметил вдруг под ногами забавный камешек – галька как галька, серая, неприметная, но с отверстием посередине. Наклоняться Сергей еще не рисковал, но тут – наклонился, – на удивление легко, без боли, – и поднял камень.
– Надо же, куриный бог, – засмеялась Ольга. – Я их по полдня искала, а ты сразу нашел!
– Куриный? – разочарованно переспросил Барышев. – Я думал, что посерьезней…
Он хотел выбросить камень, но Ольга остановила его.
– Это бог удачи и здоровья. Если три раза сказать желание и зашвырнуть камень в море, то все сбудется.
– Так ты эти камешки в море кидала?
– А откуда ты знаешь?
– Подсматривал, – засмеялся Сергей. – Слушай, а если я на шею его повешу, он не обидится?
– Думаю, нет…
– Ну, значит, и удача, и здоровье всегда будут при мне!
Сергей положил камень в карман и подхватил на руки Ольгу.
– Сережа! Тебе же нельзя!
– Кто сказал?! – закричал он, и ветер понес его раскатистый бас по волнам Адриатического моря. – Я люблю тебя, Оля!!!
Надя в третий раз попыталась мысленно пересчитать гостей и опять сбилась, потому что яйцо, которое она чистила – крошечное, пестрое, перепелиное – постоянно выскальзывало из рук, а скорлупа отламывалась вместе с кусочками белка.
– Да они вообще не чистятся! – возмутилась она. – Лучше бы куриные взяли!
– Теть Надь, главное качество повара – терпение! – Маша аккуратно раскладывала в салатные листья сырную массу, стараясь попасть точно в центр.
В духовке доходила утка в апельсиновой глазури, а на столе в ряд стояли баночки с «секретными» специями Леонида Сергеевича. Костик взял из одной щепотку и бросил в закипающий на плите соус.
– А я и не повар, – проворчала Надя, беря следующее яйцо и начиная мучительную процедуру чистки снова. – Ваш папа все равно сразу все съест!
– Это точно! – Марина, колдовавшая над десертом, достала из духовки золотистую, умопомрачительно пахнущую утку и на ее место поставила противень с малиновым пирогом.
Хлопнула входная дверь, и на кухню – жаркую, полную хаоса и суеты – вошел дядя Гена с пакетами.
– Вот! – гордо выложил он на краешек стола, не занятый тарелками, упаковку помидоров продолговатой формы. – Такие пойдут?
– Не-ет! – в один голос закричали Костик и Машка. – Это же не звездочки!!
– Машуня! Весь рынок обошел! Нет нигде звездочек!
Дядя Гена достал помидор, прищурив один глаз, посмотрел на него и пробормотал:
– А по-моему, если приглядеться, эти на звездочки тоже похожи…
– Настоящие звездочки – это помидоры сорта «Этуаль», – пояснила Надя.
Она наконец справилась с яйцами, теперь предстояла не менее филигранная работа – разрезать их пополам и украсить каждую порцию салата.
– Да где ж их взять-то! – засмеялся дядя Гена и, утащив у Нади из-под носа одно яйцо, сунул в рот. – Юрка весь импорт с рынка разогнал! Марин… – Попытку украсть второе яйцо Надя пресекла легким шлепком по руке. – Ты хоть скажи своему мэру, чтобы не перегибал палку! Ишь, раскомандовался! А у нас – дизайн страдает!
– И правильно, что разогнал! Вокруг свои фермерские хозяйства, их надо поощрять, они и сами такие помидоры вырастят! – Марина так точно повторила нравоучительно-начальственные Юркины интонации, что все расхохотались, даже Машка с Костиком, а Дим Димыч, воспользовавшись всеобщим весельем, по примеру дяди Гены утащил из вазы шоколадную конфету и спрятал в карман.
Надя взглянула на часы – до приезда Сергея и Ольги оставалось всего ничего.
– Все, Марин, принимай вахту! – сказала она, снимая фартук с затаенной радостью от того, что чистить перепелиные яйца придется не ей.
Юрка ждал этой встречи с замиранием сердца.
Потому что весь месяц сердце болело и мучила неизвестность…
Он впервые в жизни даже в церковь сходил – поставил свечку за здоровье Барышева.
А на следующий день позвонила Ольга и сказала:
– Сережа начал ходить!
– Серега начал ходить! – проорал Градов на всю квартиру, и Ванька с Мариной хором закричали «Ура-а-а!».
Он ждал с нетерпением этой встречи еще и потому, что было о чем рассказать…
Во-первых, детский дом почти достроили. Остались только кровельные работы и внутренняя отделка.
Во-вторых, Марина согласилась стать его женой, и теперь не существовало в мире такой опеки, которая могла бы им помешать усыновить Ваньку.
В-третьих… у него появился дом – чистый, уютный, с пирогами и семейными ужинами, с детскими криками, и даже… уже с традициями.
И все это – благодаря Сереге. Если бы не он, никогда бы Градов не схватил Марину на руки в реке и не заявил нагло: «Не отпущу!»
В общем, жизнь сложилась и получилась благодаря Барышеву, а он за это несправедливо пострадал.
Градов воспользовался служебным положением на полную катушку – для встречи взял два лимузина – «Линкольн» и «Хаммер» с командой сопровождения из четырех джипов и подъехал со всей кавалькадой к трапу самолета.
Барышев вышел из самолета осунувшийся, похудевший, немного прихрамывающий, но, когда Ольга попыталась поддержать его под локоть, выдернул руку и обнял ее за плечи, упрямо спускаясь по трапу безо всякой поддержки, даже не держась за поручни.
– Оля! Ну, наконец-то! – Надька бросилась к ней, отняла ее у Сергея и повисла на шее, поочередно целуя в щеки.
– Я тоже соскучилась, Надюш, – засмеялась Ольга в ее удушающих объятиях.
– Здорово, олигарх! Отдохнул?! – Юрка, ощущая от переизбытка чувств комок в горле, от души хлопнул Барышева по плечу и… не удержался, сграбастал в охапку, прижав к себе со всей благодарностью и сентиментальностью, на какую был способен.
– Аккуратней нельзя?! – крякнул Сергей и ткнул легонько его под дых, ослабляя хватку.
– Ой, извини! – испугался Юрка. – Больно?!
– А как же! Сейчас обратно поеду! – захохотал Барышев.
– Ага! Это кто ж тебя отпустит? – Надя, словно конвой, подталкивая Сергея в спину, повела его к машине.
– Так, – распорядился Градов. – Девочки – в «Линкольн», мальчики – в «Хаммер»!
– Это что же за дискриминация такая? – смеясь, удивилась Ольга.
– Это не дискриминация, это у них, у мэров, выпендреж называется, – проворчала Надя. – Сейчас еще и мигалки включит!
– Ну, что решили-то? Побудете еще в Новосибирске? – спросил Градов в машине.
– Немного, – кивнул Сергей. – Через недельку соберемся – и в Москву. Дел полно накопилось. Да и домой хочется… Мы ж новый дом еще обжить не успели!
Барышев с интересом смотрел на пролетающий за окном город. Он теперь видел другими глазами все – даже обыденные, простые вещи казались ему чудесными, – вот так, запросто, сесть самому в машину и болтать с другом, когда за окном проносятся знакомые с детства улицы.