Стояли вот такие же, как сейчас, погожие дни, когда они, Куккор и Аллик, пробирались через леса. Голодные, злые, отчаявшиеся. Деревья только-только выбросили крохотные клейкие листочки, в лесу пахло весенней свежестью. Но им было не до красоты. Они кляли последними словами белые ночи и солнечные дни, ибо у разведчика иная оценка: чем хуже погода, тем лучше для дела.
Потом им повезло. У лесника Рютеля, своего человека, нашли приют, добыли старенький приемник. Теперь они обрели слух. Это уже кое-что значило. Принимали сводки Совинформбюро, от руки писали листовки, распространяли их по округе. И до слез было обидно, что не могут сообщить в штаб никаких данных. А сообщить было что. Они обнаружили, что в одном из баронских поместий, неподалеку от города Пярну, находится секретная разведшкола. Там гитлеровцы готовили из военнопленных шпионов и диверсантов для заброски в наш тыл. Была бы рация, мигом дали бы знать об этом змеином гнезде. Смотришь, бросили бы наши пяток бомб на это поместье — и делу конец. Попробовать самим? С двумя пистолетами да автоматом? Глупо.
Но что-то делать надо, пока птенцы не выпорхнули из этого проклятого гнезда. Рудольф считал, что не может быть, чтобы все курсанты этой школы оказались отъявленными негодяями, законченными предателями. Из разных же соображений, по разным причинам пошли они сюда. Может, кое-кто и с думкой о том, чтобы вырваться из плена, перейти потом к своим.
Стали прощупывать настроения курсантов через девушек, с которыми те встречались. Особенно помогла Адель, племянница лесника. Через нее и вышли на двух ребят, которые показались наиболее подходящими. Одно свидание, другое, третье. Курсанты поняли что к чему, что требуется от них. Честными парнями оказались. С ними и передал № 535 — это был радиопозывной Куккора — все собранные разведданные. Больше того, под влиянием встреч с разведчиками эти двое курсантов, оказавшись на советской земле, сразу же провалили свои группы, обезвредили остальных.
Как приятно получать теперь от них письма! Живут, трудятся, уважаемыми людьми стали. А кто знает, не случись тогда, двадцать лет назад, разговора с ними, каких бед могли бы они, запутанные гитлеровской пропагандой, натворить на родной земле!..
3
Мысли Куккора прервал визг тормозов. Черная «Волга» внезапно остановилась на полном ходу. Остановились и другие машины. Дорога была перегорожена стеной из бутового камня. И невысокая стенка, всего метр, а не проехать, не объехать. Кругом лес.
Рудольф выскочил из машины: что за безобразие! Однако друг жениха придержал его за рукав:
— Так надо. Разве вы никогда не бывали на наших свадьбах?
Куккор помотал головой. Нет, не приходилось ему бывать на эстонской свадьбе. Родился и вырос в России, на севере, куда отец, железнодорожный рабочий, был сослан после событий 1905 года. Впервые землю предков своих увидел во время войны. Он ступил на нее с боем, чтобы принести свободу людям, родным ему по крови и духу. Тогда он по-эстонски говорил с акцентом, пришлось заново учить этот язык. После войны было не до свадеб, да и народ жил трудно. Затем Куккора перевели в Таллин, а в городе свадьбы обыкновенные. Потому-то Рудольф с интересом смотрел сейчас на все.
Жених снял пиджак, засучил рукава белой рубашки. Стенку, перегородившую дорогу, окружили люди. Из толпы сыпались то язвительные, то одобрительные реплики.
— Ох, и жадный ты, Пауль! Дал бы нам выкуп, мы бы мигом разобрали.
— Молодец парень, трудолюбивый, не боится руки испачкать!
Пауль работал молча и сосредоточенно, быстро отбрасывая в сторону камни, залитые липкой смолой. Через несколько минут проезжая часть стала свободной.
И снова машины рванулись вперед.
Вот и дом жениха, большой, срубленный из вековых бревен еще дедом Пауля. Машины остановились у закрытых ворот. Никто не встречает новобрачных, дом будто вымер.
Жених распахнул створки ворот, подал руку невесте, помогая ей выйти из машины. На дворе справа стояла прялка с мотком шерсти, слева — козлы, на них толстое узловатое бревно, двуручная пила и маленький туристский топорик.
Друг Пауля негромко объяснил Куккору: жених должен продемонстрировать окружающим силу, ловкость, находчивость. Попробуй-ка распилить в одиночку это бревно, а потом расколоть его таким топориком.
А невеста должна была доказать, по старинному обычаю, свою способность быть хозяйкой, женой и матерью. Для того-то здесь были припасены прялка, стол с грязной посудой и большая кукла, которую надо запеленать.
Невесте и жениху пришлось засучить рукава.
«Как много народной мудрости вложено в этот обряд», — подумал Куккор. Трудолюбие — вот что ценит народ превыше всего. Земля в Эстонии скудная, камень на камне, леса да болота; трудно давался крестьянам хлеб. И наверное, не так уж далека от истины пословица, утверждающая, что Эстонию создал не господь бог, а мужицкие руки.
Наконец, молодые закончили работу. Тогда на крыльце появились родители с хлебом-солью. Жених, подхватив невесту, перенес ее через порог. Следом хлынули в дом и гости.
Старейшина, подняв стакан, произнес напутственную речь. Все выпили молча. Так положено. И вторично встал старейшина, сказал добрые слова в адрес родителей жениха. Но выпить не удалось, вскочил жених:
— Я хочу добавить два слова!
Нахмурились старики: непорядок, жениху положено молчать и слушать, не перебивать старейшину. Однако Пауль уже говорил:
— Прошу извинить, что нарушил традицию, простите меня. Но когда подняли тост за моих родителей, я не утерпел. Давайте выпьем за моих отца и мать и за майора милиции Рудольфа Юрьевича Куккора. Сразу! Потому что он сделал для меня, для Мале, для того, чтобы мы были вместе, так много... Спасибо вам, Рудольф Юрьевич!
К Куккору потянулись со стаканами:
— Ваше здоровье!
А ему было очень неловко. Не любил он быть в центре внимания. И злился на Пауля. Чего, спрашивается, вылез? Ну, было бы за что поклон бить, а то ведь вспомнить смешно...
4
Впрочем, если говорить начистоту, тогда, несколько месяцев назад, Куккору было совсем не до смеха. К нему в отделение милиции пришла заплаканная девушка и рассказала такую историю.
Два дня назад она познакомилась с парнем. Гуляли они по улицам Таллина, были в парке, потом он проводил ее до автобусной остановки. Договорились встретиться вечером следующего дня в парке Кадриорг, у фонтана. Когда она уже садилась в автобус, у нее выпала сумочка. Парень поднял сумочку, но не отдал. Сказал, что вернет завтра, при встрече. На следующий день она прождала своего нового знакомого весь вечер, но он не пришел. Теперь она без денег, в сумочке была вся ее зарплата.
Было отчего задуматься начальнику отделения. Таллин — город не маленький, в нем десятки тысяч молодых людей, назначающих свидания. Девушка же не знала о своем знакомом ничего. Вернее, почти ничего. Только то, что он студент политехнического института, зовут его Пауль. Как выглядит, описать не могла. «Просто симпатичный, высокий, блондин». Но в институте сотни Паулей, многие из них высокие и светловолосые. Да и где уверенность, что парень не соврал?
Словом, уравнение со многими неизвестными. Проще было бы не принимать заявления девушки, не вешать себе на шею это почти безнадежное дело. Но Куккор представил, как Мале выходит из его кабинета, спускается по скрипучей деревянной лестнице, глотая слезы. Если ей не помочь, она потом на всех встречных-поперечных будет смотреть как на потенциальных жуликов, разуверится в людях. И он сказал:
— Пиши заявление, постараемся найти... А пока возьми.
Он протянул ей две десятирублевые бумажки, ворчливо прервал поток благодарностей:
— Чего там, жить-то тебе надо. Потом отдашь... когда найдем твоего разлюбезного...
Легко было сказать «когда найдем», куда труднее сделать. Не день, не два шли поиски. Пауля нашли. И снова встал вопрос: как квалифицировать его поступок? Если подходить формально, статья сто сороковая: открытый грабеж. Состав преступления налицо. Но оказывается, парень взял сумочку только для того, чтобы застраховаться от неудачи. Девушка ему очень понравилась, он хотел увидеть ее обязательно. А вдруг она раздумает и не придет вечером на свидание?
А назавтра его группу вместе с несколькими другими с утра отправили в колхоз, помогать убирать картофель. Там он пробыл почти месяц. Вернулся — где искать Мале? Ведь он не знал ни ее фамилии, ни места работы, ни адреса...
Вот так и получилось, что он, Куккор, стал вроде свата для Пауля и Мале. Второе их свидание состоялось в его кабинете. Сперва девушка и слышать не хотела извинений Пауля. Пришлось майору вмешаться, самому рассказать, как все случилось. Дело было закрыто.
Теперь он сидит на их свадьбе.
— Кибе! (Горько!) — дружным хором скандируют гости. — Кибе!
Нет, Паулю не горько. И Мале тоже. Они счастливы. Это — главное. И он, старый пень Куккор, тоже счастлив. Потому что ради вот этих улыбок, этого веселья он, черт побери, не однажды глядел в глаза смерти, пробирался через леса, тонул в болотах, замерзал на колючем ветру. У него не было такой свадьбы, не то время, Любовь была короткой, тревожной. Больше, пожалуй, было разлук, чем свиданий. Разлуки долгие: не недели — месяцы врозь. Без прощаний, без провожаний. Любимая не знала, когда он исчезал, вернется ли. А сказать, куда уезжает, не мог, не имел права. Да и не всегда знал заранее, куда его пошлют. Фронт — от моря до моря. И туда, где он жил эти месяцы, письма не приходили. Не выдержала такой жизни любимая, нестойкой оказалась. Ушла. Что ж, не всякой женщине под силу годы ожиданий и редкие дни свиданий. Ладно, замнем это, не к чему бередить душу, что было, то прошло...
5
Столы сдвинули к стене, освободили середину помещения. Гости разбились на группки. Старики сидели, судачили о том, о сем. Молодежь танцевала, пела. Куккор чувствовал себя чуточку одиноко. Пауль и Мале пытались был