— Сначала поешь, потом пойдёшь в туалет.
Открываю от возмущения рот. Смотрю на Свету, стоящую за его спиной. Она смотрит на меня с жалостью, сложив руки на груди.
Смотрю на Егора. Он делает вид, будто изучает клеточную структуру Палтуса.
Это предательство.
— Благов…ты животное, отпусти меня… — прошу тихо, глядя прямо в его глаза.
— Я животное?! — рычит он, хватая меня за лацканы пиджака и подтягивает к себе так, что я встаю на носочки. — А ты тогда кто?! Я могу извиниться, а ты не хочешь перед нами всеми извиниться?!
Роняю многострадальный короб вместе с челюстью и дрожащими губами спрашиваю, упёршись в его грудь руками:
— За что мне извиняться?
— ЗА ЧТО ТЕБЕ ИЗВИНЯТЬСЯ?! За то, что мы могли щас сидеть на твоих поминках, дура ты набитая! — орёт он. — Из-за сраных десяти тысяч! Чем ты думала?! Если бы у него нож был? Пырнул бы тебя и ВСЁ!
Чувствую, как его лицо плывёт перед глазами.
— Я…хотела как лучше! — кричу ему. — Это ребёнку…на операцию!..
— А ты о наш…бл*ть…своих…детях подумала?! Да неужели я не дал бы тебе эти деньги?! — кричит он, отталкивая меня от себя так, что я делаю шаг назад. — Ты понимаешь, что эти люди зверьё?! Они не соображают ничего! Они за дозу ребёнка прирежут!
Он отворачивается и хватается руками за голову. С рыком выбрасывает их вперёд, пиная кулаками воздух.
Моя грудь опять начинает ходить ходуном. Я не знаю, что сказать в свою защиту. Прижимаю ладони к груди, пытаясь успокоить сердце.
— Извините все, что не успела подумать обо всём этом за те тридцать секунд! — выкрикиваю ему в спину, обращаясь сразу ко всем пострадавшим от моего недостойного поведения. — А как мне теперь смотреть в глаза моим студентам, после того, что ТЫ сделал?!
Он резко разворачивается и, ткнув в меня пальцем, орёт:
— Ты могла вообще больше никому в глаза не смотреть, ты ЭТО ПОНИМАЕШЬ?! Вот о чём подумай лучше! — махнув руклой в сторону коридора он добавляет. — Хочешь уходить, уходи! Я тебя не держу! Я, бл*ть, видеть тебя не могу!
С этим он отворачивается и смотрит в окно, уперев руки в бока.
Скуля, кусаю тыльную сторону ладони.
— Куда я пойду…босиком?! — кричу ему в след.
Он резкими движениями подходит к дивану и плюхается на него, демонстрируя мне свой затылок. Ко мне тут же подбегает Света и обнимает за плечи, прижимая к себе.
— Я тебя отвезу, пойдём… — шепчет она, подбирая короб.
Я и не знала, что так нуждалась в чьих-то объятиях. В простом тёплом прикосновении. Закрываю глаза и киваю. Она бесцеремонно открывает обувную полку гардероба и хватает оттуда первые попавшиеся шлёпки адидас. Кладёт их на пол и помогает мне обуться. Я не возражаю, потому что мне всё равно. Я могла бы пойти и босиком, как какая-нибудь великомученица.
Пока едем, я просто смотрю в окно, не желая разговаривать. Она тормозит в старбаксе и берёт мне кофе с сосиской, которую я съедаю в течение тридцати секунд.
Дома раздеваюсь и аккуратно вешаю костюм на его вешалку. Ту, что с твёрдыми плечиками. Достаю из шкафа тёплое ватное одеяло и забираюсь на кровать, укутавшись в него с ног до головы.
Даже в этом тяжёлом коконе мне холодно.
Проваливаюсь в глубокий тяжёлый сон, несмотря на то, что время на часах шесть вечера.
Глава 17
Вздрагиваю, когда в мой вязкий, затуманенный мир врывается какая-то неправдоподобно-улюлюкающая мелодия. Будто какому-то ненормальному дали в руки бубен, турецкий барабан и косяк травы.
Откуда это?
— Да?.. — слышу спокойный голос Благова и распахиваю глаза в неверии.
Что за?..
Мои конечности тяжёлые, но я очень быстро встряхиваюсь.
Кобуряюсь в одеяле, пытаясь из него вынырнуть. Сажусь, сбрасывая его с себя, и тру глаза кулаками, не веря глазам.
В комнате полумрак, но за моим рабочим столом совершенно точно сидит Благов. Развалившись на стуле и вытянув перед собой длинные нахальные ноги в МАКАСИНАХ. ПОЧЕМУ ОН В ОБУВИ?
Его последние слова жалят мои щёки, как пощёчины. Воспоминания нахлынывают разом, но у меня нет совершенно никаких умозаключений, потому что я не научилась формировать их во сне.
Я просто хмурюсь, пытаясь понять, КАК БЛАГОВ ПОПАЛ В МОЮ КОМНАТУ?
Он выделяется белым пятном на фоне окна, всё в той же одежде, свободной льняной рубашке и светлых штанах.
— Ага, скажи что я, типа, сожалею… — говорит он в трубку, вставая.
Оборачиваю одеяло вокруг плеч и настороженно поднимаю глаза, наблюдая за его приближение. На мне только белье, и оно не для незваных гостей. Оно из разных комплектов, и это ужасно. Розовый лифчик и ЧЁРНЫЕ ТРУСИКИ! Эта вопиющая дисгармония весь день не давала мне покоя, но я была не в себе утром. Угадайте почему?
— Нет, не передумаю… — продолжает Благов разговор, садясь рядом с кроватью на корточки. Протягивает руку и, просунув её в одеяло, совершенно неожиданно сжимает пальцы на моей шее. Он не перекрывает мне кислород, но он совершенно точно мог бы её свернуть, если бы захотел. Именно это ощущение создаёт основной дискомфорт и умопомрачительный трепет в животе.
Вздрагиваю, вцепляясь пальцами в его запястье.
— Обалдел?! — пищу возмущённо, сдувая волосы со лба.
— Слушай, мне пора… — очень ровно бросает он собеседнику, усиливая хватку. — Ага, созвонимся.
Его лицо в сумерках наполовину скрыто тенью. Но я вижу устремленный на меня глаз.
В комнате пахнет летом и ночью. Делаю короткие вдохи, не отрывая от него глаз.
Благов очень спокойно кладёт телефон на пол и, глядя на меня, спрашивает:
— Проснулась?
В сумме со стальным захватом на моей шее, этот безобидный вопрос воняет подвохом.
Хрипло шепчу, хлопая глазами:
— …а ты не видишь?
Мой интервент медленно кивает, как чёртов маньяк. Сглатываю, и он конечно же это чувствует.
— Щас хорошенько соберись с мыслями, — обманчиво-спокойно просит он низким будоражащим голосом. — И объясни мне пожалуйста, какого бл*ть х*ра у тебя ОТКРЫТА ДВЕРЬ?!
Дергаюсь, потому что последние два слова были наполнены яростью.
Мои глаза расширяются и устремляются на дверь в поисках ответов.
Шумно выдыхаю, глядя на Пашу.
Какой…трэш…
Что тут можно сказать?
— Забыла… — шепчу честно, чувствуя колотун.
Он давно здесь сидит? Моя губа начинает дрожать. Почему? Ну почему я косячу на каждом шагу? Я сейчас реально выгляжу, как полная десятибалльная идиотка!
Глажу его предплечье пальцами и, опустив глаза, бормочу:
— У нас здесь…очень спокойно…и…
— Я вошёл сюда без проблем, — резко обрывает он меня. — Из шести комнат заняты три вместе с твоей. Сейчас кроме нас в секции никого нет.
Роняю слёзы, кивая. Все разъехались, потому что сессия…
— Знаешь, что щас будет? — спрашивает Паша безжалостно.
Прикрываю глаза горестно.
Сейчас я получу по жопе.
Заслуженно.
— Видишь, я даже не ору, — обращает моё внимание Благов. — У меня уже просто волосы седые.
От собственного идиотизма начинаю тихо плакать, спрятав лицо в ладони. Он слегка ослабляет свой захват и сокрушённо стонет:
— Я тебя хоть на три часа могу одну оставить?!
Я уже погружена в истерику. Мне не хватает воздуха. Что же за день такой? Что же я за дура такая?
С душераздирающим воем отпускаю себя на волю.
Это от всего накопившегося и от горя.
Благов освобождает мою шею, и я падаю лицом в подушку, свернувшись калачиком. Хочу выпить мышьяка, потому что не понимаю, как умудряюсь каждые пять секунд претендовать на премию Дарвина (виртуальная антипремия, ежегодно присуждаемая лицам, которые наиболее глупым способом умерли или потеряли способность иметь детей и в результате лишили себя возможности внести вклад в генофонд человечества, тем самым потенциально улучшив его — прим. автора).
Ведь я была совершенно нормальной ещё три недели назад! Или не была? Я теперь уже и не знаю.
Матрас прогибается и кровать жалобно скрипит, когда Благов опускается на неё позади меня. Он такой здоровый, что сразу теснит меня в моём горе, занимая всю кровать.
Сажусь и, убрав волосы с лица дрожащей рукой, требую навзрыд:
— Ннне…ллежи вв мммоей крровати вв оддежде!
Мысленно лечу с обрыва от того, как двусмысленно это прозвучало.
— Нне вв ттом ссмысле!.. — возмущённо рычу тут же, в ответ на его хриплый смех.
Он принимает вертикальное положение, садясь напротив меня. Обнимает моё лицо ладонью и целует кончик моего дурацкого веснусчатого носа.
Поставив одну ногу на пол, стягивает через голову рубашку.
Мой пульс бесится, а фантомные руки, как у Дракулы, лапают его всего.
За окном шумит город, но мы с ним здесь, в полумраке комнаты. Одни. Наши тени пляшут по стене. Он в моей постели. Живой и настоящий. С ним мне ничего не страшно. В груди щемит. Я хочу его коснуться. Чувствую его запах и тепло его тела.
Царапая пальцами собственную коленку, наблюдаю за тем, как он избавляется от брюк, бросив их рядом с рубашкой на пол. Растягивается на матрасе в одних белых боксёрах и раскидывает руки на подушке, приглашая меня в гости.
— Так тебя устроит? — спрашивает он насмешливо и, глубоко вздохнув, добавляет. — Иди ко мне, Пушистик.
Мне хорошо видны контуры его тела. Его плечи, его бёдра. Я хочу уткнуться носом в его живот и провести им до самой его шеи, собирая запах этого тела.
Пожёвываю губу, утирая слёзы.
Кажется, ситуация приняла совсем не тот оборот. Только Благов может заставить меня делать то, что я делать совсем не собиралась.
Вместо того, чтобы растянуться рядом с ним, я растягиваюсь на нём.
Медленно.
Проведя запрятанной в кружевные розовые чашечки грудью по его торсу. Скольжу кожей о его коже.
— Ммм… — не могу сдержать стона, потому что это ощущается как ласковый разряд тока.
— Пффф… — выдыхает Паша, смыкая на мне руки.
Одна его ладонь накрывает мои ягодицы, сжимая их, а вторая обнимает мои плечи.