Я безмятежно улыбался. Право, старуха — это нечто. Не удивительно, что среди ее предков есть женщина с прозвищем «Железное Сердце».
— И о чем же говорит аллегория? — спросил я. Мур насторожился, но это было едва заметно. Он довольно умело изображал предмет меблировки, и графиня даже ни разу не взглянула на него.
— Дормеана Железное Сердце удостоилась награды лично из рук короля Ринара. Он назвал ее достойнейшей и благороднейшей. Брошь — символ преданности короне. Разумеется, я говорю верности истинной крови, а вовсе не потомкам Мадена.
Слышали ли вы когда-нибудь легенду о божественном жемчуге?
В нашей галерее тоже есть редкий портрет довоенной эпохи. Предки матери не побоялись хранить свидетельство нашего родства с Лоэнринами. Только на той картинке была не брошь, а пудреница с жемчугом. Символ преданности Вендерадам, свидетельство того, что человеку, изображенному на картине можно доверить хранение боевого артефакта, подпитанного истинной кровью. А ведь я раньше никогда не задумывался о том, что украшение женское, хоть артефакт боевой, общего поражения. В конце концов, покровительница Вендерадов — Белая Богиня Эолла, отчего бы и не делать убийственные артефакты в виде таких вот безделиц.
Графиня смотрела выжидающе. Да, мне тоже начинало казаться, что я задумываюсь о вещах весьма странных.
Но Черная башня на окраине Рутина Яра…
— Вы решительно уверены, что у Эльды не было броши с жемчугом?
— В нашей семье вообще не носят брошей, герцог. После одного поучительного случая. Так что изображение на портрете — лишь досадное совпадение. Заказывая портрет для Дормеаны Терру, король не поинтересовался фамильными обычаями, — в голосе графини отчетливо слышалось осуждение. — А элементы портрета дописывались без ведома Дормеаны. Чем и объясняется конфуз.
— А что за история с брошами? Странный фамильный запрет.
— Скорее, родовая неприязнь. Барон Гарц собирался жениться на дочери графа Тевора, далекого моего предка. Но выбрал он младшую в обход старшей. Он подарил ей брошь в знак своего восхищения ее красотой. В тот же день девушка скончалась, уколовшись украшением: игла оказалась пропитана отравляющим заклятием. Барон Гарц был магом и имел немалый вес в обществе. Моему предку пришлось обратиться за заступничеством к Лоэнринам. После кончины лорда Гарца старшая дочь графа Тевора лишилась разума. В горячке она призналась, что сама нанесла убивающее проклятье на иглу… Брошь для нас — символ семейного предательства.
Я оценил иронию, невольно заключенную в портрете Дормеаны Терру. Ho, по правде говоря, женщины рода Терру слишком много веса придают зловещим символам.
Так откуда же у Эльды Терру брошь?
Сейчас исчезновение девушки не выглядело таким уж банальным. Хотя я был склонен думать, что Эльда мертва, причем уже давно, не в пример собиравшемуся бежать из Рутина Яра Фарфалю.
— Графиня, — заметил я, — в свете всего произошедшего — возможно, вам стоит обратиться за помощью в сыскное отделение…
— Нет! — Резко оборвала она. — Не собираюсь давать основания для вздорных слухов.
Что же, не будем ее расстраивать. Пусть считает, что сейчас слухи еще в рамках приличия.
— Герцог… я знаю, вы намеревались поговорить с компаньонкой Эльды, — внезапно добавила старуха, будто намеренно уходя от скользкой темы.
— Она могла знать о намерениях вашей племянницы…
— Сомневаюсь. Так вы с ней говорили?
— Нет, графиня. Девушка, похоже, покинула город, — уронил я. Графиня уставилась в пространство. Возможно, мне лишь показалось, что она вздохнула с облегчением. Это мог быть просто вздох старой женщины, утомленной разговором.
— Выходит, вы явились совершенно напрасно и не можете сообщить мне ровным счетом ничего.
Между нами словно встала стена осуждения.
И все же я был уверен, что графиня Терру умышленно перевела тему.
Я снова вернулся к началу: если старуха так боится огласки и готова скорее смириться с исчезновением племянницы (а вместе с ней, похоже, и части фамильных драгоценностей) — зачем понадобилось обращаться ко мне за содействием в ее поисках?
Я ведь рано или поздно найду.
***
Возвращаясь от графини, я думал о божественном жемчуге. Матушка рассказывала мне эту историю не один раз. Перед сном она иногда баловала меня страшными сказками. Эта была не страшная и вовсе не такая уж интересная.
Известно, что Богиня Утра Эолла была избранницей Леара, Повелителя Ветров. Однако нравился ей Утбар Кузнец. Этот странный бог знался с горными глубинами и когда случается землетрясение в горах, люди до сих пор говорят: «Это Утбар Кузнец подковы кует».
Так вот, Утбар был богом неприветливым и многие герои, жаждавшие получить у него чудо-оружие, получали от ворот поворот. Да и богов он, случалось, посылал неблизко. Эоллу же он прогнать ни разу не решился. Наоборот, ковал ей украшения дивной красоты. В общем, был у них как раз период прогулок под луной и сочинения любовных поэм, когда Леару ветры нашептали в подробностях, что да как.
Дальше — история темная. Потому что за Леаром обычно не водится подлостей исподтишка. Да только Утбар Кузнец считался сильнейшим из богов, его дыхание — дыхание гор… А Леар воинственностью не отличался. Даже Эолла в войнах больше участвовала. Возможно, все произошло потому, что Леар был влюблен. В общем, натравил он на Утбара злых духов. Всех, кого смогли призвать ветры.
Духи коварны, они заманили Утбара в ловушку, зазвали в лес голосом Эоллы и там призвали василиска. Богам василиск не страшен, но Утбар был рожден от обычной женщины и потому вместе с невероятной силой получил и уязвимость. Василиск обратил его в камень. Духи разбили камень на осколки и разнесли по миру. Не осталось и следа.
О том, как Эолле стали известны подробности, есть много мнений. Матушка считала, что Эолла просто подловила болтливый ветерок, и тот выложил все, как есть. И тогда в мире два года стоял сумрак — столько времени Богиня Утра не поднималась на небосвод: бродила по земле в поисках осколков… Она нашла почти все, кроме последних двух, из которых следовало сложить сердце Утбара, чтобы вернуть ему жизнь.
К тому моменту Эолла почти превратилась в человека, так долго она не была на небесах. Леар уступил и велел ветрам показать, где скрыты осколки. Одна из частей сердца Утбара был скрыт в гроте на берегу полноводной реки. Эолла бежала по камням, которые усыпали берег, и поранила стопы… А когда Эолла вернулась из грота с половиной сердца Утбара, она плакала от счастья — и сила ее слез была такова, что воды реки успокоились, каменистый берез покрылся плодородной почвой и зацвел прекрасными цветами…
Второй осколок сердца Утбара Эолла тоже вернула, собрала статую бога и вдохнула в него жизнь. Однако не заметила, что обиженный ветерок, которому досталось от Леара, скрыл от нее самый малый камешек, так что сердце Утбара Кузнеца навсегда осталось с трещиной. Эоллу он больше не любил и Леар все же заполучил ее в небесные супруги…
Вот, а с божественным жемчугом все просто. В той реке было много жемчужниц. В них попали несколько капель крови Эоллы и ее слезы. А через год люди нашли в раковинах невиданные раньше красные жемчужины и необычайно крупный белый жемчуг. И тот, и другой хранил в себе силу Эоллы. Только красный жемчуг был наделен силой разрушения, а белый — созидания.
И конечно, артефакты из того жемчуга получились невиданной силы. Один из них хранился в Релле, пока не пропал.
Надо же, внезапно, в мельчайших деталях вспомнился один из вечеров. Завывание ветра за окном, фигурные тени на стенах — от ночника-игрушки, тихий матушкин голос… Внезапно разбуженное воспоминание вызвало чувство тревоги. Будто кто-то подглядел сокровенное. От этой тревоги, тонкой иголкой воткнувшейся в висок, не удалось избавиться до самого вечера. Сомневаюсь, что я так уж опасался провинциального театрального представления.
Хотя…
Глава V. Прекрасная Олиень и обманутый Гарет
Вечер выдался прохладный, в сумерках на город надвинулись тучи, и на улицах уже зажгли фонари. Но городское освещение ни в какое сравнение не шло с иллюминацией в саду маркиза Оруана. Он был буквально залит светом, забрызган отблесками разноцветных огней. В воздух то и дело взлетали шутихи, взрываясь снопами искр. Отсветы падали на каменных монстров, примостившихся на портиках дома маркиза. Вот они улыбаются, а вот — ехидно скалятся. Что-то случится.
Театр располагался в самой глубине невероятного по нелепости контрастов сада маркиза Оруана. Чтобы добраться до павильона, гостям неминуемо приходилось преодолеть два ряда фигурно стриженых кустов даренской карликовой мальвы, диковинный зверинец, вход в старомодный лабиринт и мелькнувшую неподалеку оранжерею. Интересно, сколько гостей поворачивали обратно, разуверившись, что цель достижима? Или не всех водят длинной дорогой, дабы впечатлить сверх меры?
Криков плутающих в лабиринте гостей я не услышал, а вот зверинец действительно привлекал внимание. Редких видов там не было, обычные волки, лисы да зайцы, и прочие представители местной фауны. Те, кому посчастливилось не попасть на Стену Голов, как я понимаю. Только вот у лис было по три хвоста, у волков росли рога, а у зайцев — крылья. Похоже, маркиз любил «Собрание волшебных сказок далеких восточных стран» и решил заиметь его у себя… по крайней мере, ту часть, в которой не присутствовали крылатые змеи и Чудовище, пожравшее солнце, месяц и звезды небесные… Лишние хвосты, понятно, были иллюзорными. Иллюзии оказались весьма качественными.
Театр расположился в одноэтажном здании, выложенном сезамским мрамором, белым, с серо-голубыми прожилками.
Маркиз Оруан встречал гостей у входа, улыбаясь всем. Он словно был настигнут гостями и теперь не мог позволить себе войти в театр, пока не поприветствует всех. Оруана сопровождала красивая девушка в кремовом платье. Хрупкая до
болезненности, с фарфоровой кожей, она казалась сказочной феей.
Идеал, вот что пришло мне в голову.