– А вот и нет, – заявила девушка, которая настаивала, что я нравлюсь Ларе. Внушало много доверия. – Но ты должен постараться больше расслабляться. Не бойся говорить в нашем присутствии, ладно? Мы очень любим, когда ты с нами.
Любим. Сильно сказано. Я сразу же взбодрился и повернулся к пианино. С инструментом говорить было легче, даже с таким, на котором я мог играть только базовые вещи.
– Возможно, если бы мы обедали здесь, я бы сумел по-настоящему расслабиться, – произнес я и кинул взгляд на Джульетт.
Она возилась с футляром для кларнета.
– О боже, конечно! Есть что-то такое в музыке, правда? От нее становится намного легче и все кажется лучше.
Я сыграл аккорд С и кивнул.
– Мои дружеские отношения в родном городе основывались на музыке. Мы слушали похожие вещи, вместе репетировали… Здесь музыка вроде не так популярна.
– Думаю, это зависит от того, с какими компаниями ты общаешься. Но ты прав. Ты первый человек, с которым я смогла поговорить об игре на кларнете.
– Какая честь для меня. – Я ухмыльнулся.
– Мои родители не воспринимают мое увлечение всерьез. Видимо, я все унаследовала от дедушки. Поколение было пропущено.
– Похоже, это их потеря.
– Скорее моя. Хотя они не настолько скептичны. Они платили за частные уроки. Но в качестве хобби, а не карьеры.
– И что они думают по поводу прослушивания?
– Ничего. Не думают. Они не знают.
Я ахнул.
– А ты бунтарка!
– Попросить прощения легче, чем получить разрешение, Олли-оп. Надо делать то, что нужно.
– Можешь цитировать сколько угодно клишированных фраз, но я все равно впечатлен.
Я не представлял, что смог бы за спиной родителей провернуть нечто такое же крупное. Самое бунтарское, что я делал, – тайно сбежал из дома, чтобы увидеться у озера с Уиллом в его последнюю ночь, и я мог винить в этом иррациональные гормоны.
Я был накачан ими под завязку. Как Ромео и Джульетта, только чуточку менее глупо.
Я взял телефон, пока Джульетт собирала ноты, и лишь тогда заметил, что мне пришло сообщение. Сигнал потонул в звуке кларнета. Я разблокировал мобильник, ожидая, что Райан или Хейли решили по какой-то странной телепатической связи написать мне, что соскучились или типа того.
Но все оказалось намного более странно.
Это был Уилл. Я узнал последние несколько цифр.
Понедельник, 12:18
Мы можем поговорить?
Блин.
Блин, блин, блин, блин, боже мой, блин, черт. Я совсем не готов, о господи.
Но моим первым инстинктивным желанием было ответить ему, умоляя встретиться со мной в ту же секунду.
Следующим желанием было удалить послание, чтобы у меня не возникало соблазна ответить. Я даже почти сделал это, но затем струсил. Настолько сильным я не был. Увы и ах – и все такое.
Я, образно говоря, остановился на двери с номером три. Не отвечать – пока. Я подожду, пока не придумаю идеальный ответ. Если опираться на опыт, то пришедшее первым в голову никогда не было идеальным ответом. Пусть думает, что я занят. В конце концов, так и было. Я занят налаживанием здешней жизни, которой не следовало вертеться вокруг Уилла – кого? – Тавариса.
Как только я принял решение, по мне пробежала волна силы. Наконец-то, после стольких недель, у меня появилась возможность его игнорировать. Я мог привыкнуть быть на этой стороне силового баланса.
Я не отвечал весь остаток учебного дня. Сохранял полное спокойствие, так сказать. И был на девяносто процентов уверен, что это все благодаря маминой тренировке осознанности. А затем проделал кое-какую визуализацию. Представлял, как Уилл проверяет телефон каждые пять минут с сердцем, колотящимся у самого горла, как было у меня последнюю пару недель лета. И чувство оказалось настолько приятным, что эта картинка обязательно должна была проявиться. Вот и выяснилось, что максимум положительной энергии я получал от мысли о кармическом злорадстве.
После школы я навестил Кристу и Дилана. Они были не в себе. Состояние тети Линды ухудшилось, по словам мамы, и ее оставили на ночь в больнице. Дети казались очень подавленными (как и взрослые, если быть до конца честным), поэтому мы все решили прогуляться и поесть чизбургеров. Мы пришли в одно из тех мест, где по залу бродят аниматоры в чудовищных антропоморфных костюмах бурундуков, уток и медведей с такими безумными глазами, будто они приняли что-то ядовитое в ударной дозе. Животные, имею в виду, не люди. Хотя их глаза были спрятаны, поэтому здесь тоже сложно определить наверняка.
В любом случае Криста и Дилан пребывали в восторге и большую часть времени ходили следом за одним из бурундуков, а не ели. Мне показалось странным, что они могли бояться темноты или шумящих на улице деревьев, но ничуточку не пугаться огромной зверюги. Эти круглые неподвижные глаза и жутко вытянутые полуоткрытые рты…
Знаете, нигде не было написано «я ем детей» четче, чем на морде бурундука Чарли.
Я до сих пор игнорировал Уилла, но то и дело проверял его послание, словно что-то могло измениться за тридцать секунд. И я задавался вопросом, заметил ли Уилл, что я прочитал сообщение. Сходил ли он из-за этого слегка с ума, придумывая объяснения тому, что я не отвечаю?
Мы можем поговорить?
Но о чем, Уилл? О том, как ты пренебрегал мной с… с той самой ночи? Или о твоей реакции на вечеринке? Или хочешь обсудить, почему ты, в общем-то, у озера был ангелом, а теперь борешься за противоположное звание? И хоть все эти темы для разговора и кажутся интересными, я лучше приглашу бурундука Чарли в свою комнату, чтобы он каждую ночь смотрел, как я сплю, чем буду слушать твои объяснения, почему я столь мало для тебя значу.
Каждый раз, когда я вытаскивал телефон, мои родители начинали тихо разговаривать, словно я каким-то образом не слышал то, что они обсуждают, сидя на другой стороне круглой кабинки. Я отвлекался, но не настолько. Они упоминали тетю Линду – в эти дни тема всех времен. Я услышал достаточно отрывочных фраз, чтобы уловить суть.
– Не реагирует на лечение…
– Меняют медикаменты…
– Нужны более действенные обезболивающие…
– Она сказала, что не хочет быть как в тумане, но…
Телефон завибрировал у меня в руках, и я подпрыгнул на целый километр. Потом посмотрел на экран, и разговор родителей был официально отключен.
Уилл. Мне звонил Уилл.
Уилл где-то там… и прямо сейчас звонил мне. Думал обо мне. Ждал, когда я отвечу.
Может, мама в чем-то права со своей теорией «проявления».
И я чуть не ответил. Чуть. Но зудящая сила снова напомнила о себе. Если честно, дело было не только в ней. Чем больше я думал о его сообщении, тем больше подозревал, что он хотел попросить меня не выдавать его. Или сказать, что лето ничего не значило – и мы просто будем видеться в школе. Черт побери, я не хотел слышать ничего подобного. Словно в ту же секунду, когда он все это принизит и обесценит, недавнее счастье просто-напросто сотрется. На фоне болезни тети Линды и того, что я находился далеко от друзей и имел дело с Ларой, у меня оставались только летние воспоминания. Они были нужны мне – и подольше.
Поэтому я молча смотрел на телефон, пока вызов не завершился.
Прости, Уилл.
Слишком занят.
Совсем как ты.
8
Он меня подкараулил.
Следующим утром я опаздывал минимум на десять минут. Я закончил возиться со шкафчиком, мысленно репетируя свое оправдание для мисс Харстенвильд, когда у меня появилось это жуткое, зловещее чувство. То самое, которое говорит: «У тебя за спиной стоит человек, который, возможно (наверняка) является серийным убийцей». Я обернулся и обнаружил прямо внутри моего личного пространства Уилла, уставившегося на меня, как чертов матадор[11].
– Похоже, ты не получил мое сообщение? – спросил он так беззаботно, словно на самом деле ему было плевать.
Во что можно было бы поверить, если бы он не загнал меня в угол в пустом коридоре.
Я испугался, но старался не подавать вида.
– Кто-то видит бревно в чуждом глазу, а соринку в своем не замечает, – еще беззаботнее произнес я.
Только гелий был легче моего ответа. Ладно, может, я все-таки выглядел встревоженным.
Он сунул руку в карман легких хлопковых брюк чинос, а палец другой положил себе в рот, чтобы погрызть кутикулу. У меня тотчас возникло дежавю.
Он делал так каждый раз, когда я летом застигал его врасплох. Грыз кутикулу, смотрел вдаль, переступал с ноги на ногу. Он был таким знакомым. Я знал его. Наверное, лучше, чем один человек знал того, кого встретил лишь несколько месяцев назад.
Он вытащил палец изо рта. Вот оно. Время продуманного, взвешенного ответа.
– Ты прав. Я полный лицемер.
Опять. Я ожидал совсем другого. Готовился к спокойной лекции о том, что он мне ничего не должен и я неправильно понял то, что происходило летом. Я получил удивительно зрелый ответ для того, кто целых две недели отказывался смотреть мне в глаза.
Я немного расслабился.
– Да. Я услышу объяснение или?..
Вот что мне надо.
– Я здесь. Давай поговорим.
Мы уставились друг на друга. Палец Уилла снова оказался у него во рту. Прокрастинатор. Мисс Харстенвильд точно меня убьет.
Я запер шкафчик и попятился.
– Уилл, если тебе нечего…
В этот момент случились две вещи.
Немного дальше по коридору открылась дверь, и из класса вышел ученик. Был виден только затылок: он остановился, чтобы поговорить с преподавателем, оставшимся в аудитории, но коротко постриженное афро и черно-белая спортивная куртка явно принадлежали Мэтту, другу Уилла.
И я попал прямо в точку. С тихим вскриком Уилл бросился вперед, распахнул ближайшую дверь и затолкал меня в помещение.
Не успел я сориентироваться, как Уилл тоже ворвался внутрь и захлопнул дверь, погружая нас в темноту. Я попытался куда-то отступить и угодил вроде бы в ведро для мытья полов.