– Серьезно?
В груди сердце билось так, словно пыталось вырваться из оков. С легкомысленной ухмылкой я неловко взял куртку и надел ее. Конечно, она на мне хорошо не смотрелась (я смахивал на чихуа-хуа в ошейнике немецкого дога), но… ладно, надо признаться, это было приятно. Очень приятно. Даже по-особенному. Как будто неважно, что у меня недавно вылезли прыщи, вихры не хотели укладываться, и я не стал носить брекеты, хотя и должен был.
Ничто уже не имело значения, потому что Уилл хотел, чтобы я надел его куртку, и он считал, что я прекрасен.
Я поднял руки с тонущими в рукавах пальцами.
– Сексуально, правда? – пошутил я.
Он без смеха кивнул.
– Тебе очень идет.
Он оглянулся: наверняка желал убедиться, что в тени не скрывался ни один баскетболист, желающий поймать нас с поличным. На полсекунды это испортило мне момент, но затем, со своей ласковой улыбкой, от которой я всерьез начал бояться внезапного самовоспламенения, он вытянул руку, чтобы найти мою ладонь, спрятанную в левом рукаве, и обхватил своим мизинцем мой.
– Хотел бы я, чтобы ты мог носить ее в школе.
– Я тоже.
Я ждал. Это же повод. Он мог сказать: «Не снимай ее». Или что-то вроде: «Однажды ты будешь ее носить».
Если бы он просто дал мне соломинку, за которую я мог удержаться, я бы сразу за нее уцепился. Но он не дал.
Внезапно куртка показалась мне слишком тяжелой. Я начал ее скидывать, но Уилл меня остановил.
– Можно я сфотографирую? – спросил он.
Я пожал плечами и принялся ждать, пока он вытащит телефон. Он вздохнул.
– Можно сделать снимок, на котором ты не выглядишь так, словно придумываешь способы меня утопить?
Я выдавил из себя улыбку.
– Прости, – буркнул я, и он насупился, прежде чем сфотографировать.
Как только он закончил, я отдал ему куртку.
– Тебе надо идти, пока они не заметили, что тебя давно нет, – сказал я.
– Да. Подожди пару минут и тоже возвращайся, ладно?
Он опять стал озираться по сторонам, после чего сделал шаг ко мне. Положив ладонь мне на грудь, он мягко подтолкнул меня, пока я не прислонился к стене, и с нежностью прижался губами к моему рту.
Наверное, хорошо, что мне надо было подождать несколько минут, прежде чем направиться внутрь, поскольку именно столько времени мне понадобилось, чтобы прийти в себя.
Когда я добрался до столика, Уилл, который уже принялся за свой фрикшейк (тот теперь смахивал на суп), помахал мне.
– Олли, я как раз рассказывал им про урок музыки, на котором мисс Эллисон показывала нам видео с «Ютьюба».
Я настороженно сел.
– Да?
– Ага. Это была самая высокомерная фигня на свете, верно? На том видео старшеклассники сравнивали поп-звезд с классическими композиторами. Как будто кто-то сказал мисс Э, что ей надо попытаться наладить с нами связь.
– И это уж точно не ты, Уилл? – фыркнул Дарнелл.
– Не я. Я всерьез считаю, что классическая музыка интересна сама по себе.
– Они промывают тебе мозги! – воскликнул Мэтт, хватаясь за руку Уилла в притворном отчаянии.
Уилл пожал плечами.
– Это лучше немецкого. Какой бесполезный язык. Кто вообще здесь говорит по-немецки?
– И кому нужен иностранный язык, когда можно вальсировать перед людьми и петь? – ухмыльнулся Мэтт.
В этом и был весь Уилл. Даже когда его дразнили, ребята смеялись вместе с ним, а не над ним. Если задуматься, он являлся тем самым человеком, которому не стоило бояться осуждения.
– Музыка – универсальный язык, – заявила Джульетт.
– Видишь? – произнес Уилл. – Она тоже понимает. Нас больше.
– Трое против скольких, шестерых? – уточнил Мэтт. – Это ты называешь «больше»?
Джульетт прищурилась.
– Лара? Нив?
Нив, которая смотрела вдаль и поддерживала голову одной рукой, словно спасая ее от падения в милкшейк, подскочила и перевела внимание на нас.
– Мм?..
– Лара, ну же, – стал выпрашивать Мэтт.
– Эй, я за своих девочек, – заметила Лара. – Если Джульетт думает, что урок музыки – круто, значит, так и есть. Конец дискуссии.
Уилл обменялся со мной озорным взглядом, и я не смог не улыбнуться в ответ. Спрятав телефон под стол, я отправил ему короткое сообщение.
Извинения приняты.
16
С этого момента мы с Уиллом, похоже, начали как бы встречаться. Я говорю «как бы», потому что мы никогда это так не называли. К тому же наши отношения до сих пор оставались даже большей тайной, чем инопланетяне, которых правительство заперло где-то на складе.
(И давайте быть честными, у правительства совершенно точно есть инопланетяне, запертые где-то на складе. Просто власти стесняются.)
Вот чем мы с Уиллом и занимались. Мы стеснялись.
Потому что «стесняться» означает «писать кому-то целый день напролет, звонить, чтобы услышать голоса друг друга, и тайно целоваться, когда только возможно, одновременно притворяясь просто знакомыми», правда?
Точно. То есть мы очень стеснялись.
Этот год, наверное, стал первым, когда мне даже не хотелось, чтобы наступили зимние каникулы. Я привык видеться с Уиллом в коридорах, в кафетерии, на уроках музыки. И вдруг у меня остались только соцсети, сообщения, и еще раз или два в неделю мы встречались, чтобы уехать в какое-то уединенное место.
Поэтому, когда он внезапно уточнил у меня, свободен ли я в пятницу вечером, я обнаружил, что звоню тете Линде, чтобы спросить, можно ли Уиллу стать гостем в ее доме.
Он появился у двери, вооруженный пирожными, чипсами и печеньем.
– Зачем? – спросил я, когда он вошел.
– Мама убила бы меня, если бы я заявился к вам с пустыми руками. И я подумал, что ребятам может понравиться немного фастфуда.
– Слава богу, они спят, – улыбнулся я. – Если бы ты дал им чипсов, они бы не ложились спать до шести утра, бегали, вертелись под ногами и выкрикивали детские стишки.
– Угу. Тогда как насчет того, чтобы съесть все самим?
– Конечно, я только за.
– Прекрасно. Это еще и как бы празднование.
Я замер у двери.
– Что мы празднуем?
Он слегка пожал плечами, пытаясь удержать в руках изобилие фастфуда.
– Я подал заявку на программу подготовки медсестер и медбратьев в Университете Северной Каролины.
– Ты?..
– Ага. Я долго думал, но после того как мы поговорили об этом в День благодарения, сделал выбор.
Он выглядел оптимистичным. И мягким.
– Круто, – сказал я. – Если тебя не примут, значит, они выжили из ума.
Мы решили включить ужастик (на минимальной громкости), и я разложил сладости на кофейном столике, пока Уилл снимал обувь и располагался на диване под одеялом, которое там всегда держала тетя Линда.
Когда я закончил возиться с фастфудом, он поднял одеяло и похлопал рукой по дивану, приглашая меня присоединиться к нему.
– Когда вернутся твои тетя и дядя?
– У них поздний ужин. Они впервые за несколько месяцев устроили такое мероприятие, поэтому я надеюсь, что они не будут торопиться.
Уилл кивнул и провел пальцем по моему бедру. Я задрожал.
– Как у нее дела?
– Мм… Так же. Она кажется чуть более уставшей, чем обычно, но у нее столько визитов к врачам и всякого такого, что дело может быть в этом. Я и не знаю, как все истолковывать.
– Понимаю, о чем ты. Но я рад, что у нее наконец-то получилось пойти куда-то и развеяться. Здорово, что ты всегда соглашаешься посидеть с детьми.
Я пожал плечами.
– Ей нужна помощь. Поэтому мы и здесь.
Он кивнул, но казался далеким, когда переключался на фильм. Черный капюшон худи лежал кучей вокруг его шеи, а сам Уилл кусал нижнюю губу. У него были самые красивые губы на свете.
Когда Великая Внеземная Сущность создавала проект «Уилл Таварис», она наверняка прямо перед этим узнала выигрышную формулу толщины и пропорций идеального рта. А затем взяла и дала эти совершенные губы смертному, просто чтобы покрасоваться.
Упс. Я так увлекся, что разинул рот.
Идеальные губы слегка приоткрылись. Не очень высоко над ними имелась самая идеальная в мире пара глаз (история происхождения их, пожалуй, была такой же, как и у губ), которые изучали мой рот – узкий, не особо очерченный, ничем не примечательный.
Уилл коснулся моего подбородка.
– Мне постоянно хочется увидеть, что у тебя в голове, – произнес он. – Ты всегда усиленно о чем-то думаешь.
– Там нет ничего интересного, – ответил я и попытался посмотреть ему в глаза, но не смог отвести взгляда от губ.
Он наклонился ближе.
– Мне кажется, ты невероятно интересный.
Он деликатно поцеловал меня, словно я был сделан из бумаги для салфеток, которая могла порваться от малейшего резкого движения. На мгновение раздался голос рациональной части моего мозга, советующий, что нам надо быть осторожными.
Криста или Дилан в любой момент могут захотеть попить, и целоваться при исполнении обязанностей – немного непрофессионально, пусть это и семейные обязанности. Но Уилл провел пальцами по моим волосам на затылке, а другой рукой сжал мое бедро, и… что? Какие обязанности? Кому какое дело?
Кристе и Дилану рано или поздно придется узнать про пестики и тычинки, поэтому в выигрыше будут все, верно?
Хоть я впервые поцеловал его по-настоящему месяцев семь назад, новизна не испарилась. Каждый раз, как его губы встречались с моими, это опять был первый поцелуй. И опять, и опять, и опять…
Не успел я опомниться, как услышал какую-то отдаленную музыку. Наверное, в фильме пошли титры. Я оторвался от Уилла.
– Все уже закончилось?
– Похоже на то.
– Я вообще ничего не смог посмотреть.
Уилл наклонил голову и провел ладонью по моему бедру.
– Мне жаль, что я тебя отвлекаю.
– Тебе должно быть жаль, – согласился я, откидываясь на диване.
Он забрался на меня и прижался своими губами к моему рту.
А потом раздался звук ключа, поворачиваемого в замке, и мы отскочили друг от друга с такой координацией, что олимпийская команда по спортивной гимнастике позеленела бы от зависти.