к флирту Лары. Он почти не удерживал с ней зрительного контакта, то и дело натянуто улыбался и заговаривал с ней, только чтобы ответить на кучу ее вопросов.
Поэтому заинтересованность Лары подогревалась незаинтересованностью Мэтта, подогреваемой запалом Лары.
А я думал, это у нас с Уиллом – непонятно что.
Вторая причина оказалась более однозначной. Позднее, в тот же день, я припарковался у дома после школы: мне не надо было ехать к тете Линде.
У нее уже давно не было осложнений, тьфу-тьфу-тьфу, поэтому я собирался посвятить вечер собственной персоне, «Нетфликсу» и целой упаковке шоколадных конфет. В общем, только я выключил зажигание, как получил сообщение от Лары.
Понедельник, 15:04
Можно я кое-что тебе расскажу?
Лара никогда мне не писала. Только в «Снэпчате», но последнее не считалось. Это было абсолютно неожиданно, без какой-либо инициативы с моей стороны. Поэтому я почувствовал себя заинтригованным.
Я поставил автомобиль на тормоз и написал ответ.
Понедельник, 15:06
Давай.
Не успел я вытащить ключ из замка зажигания, как она ответила. Похоже, она набрала сообщение еще до того, как я успел ей написать.
Понедельник, 15:06
Я покончила с Рене. По крайней мере, мне уже не так обидно. Ты умеешь хранить секреты?
Понедельник, 15:07
Что?
Понедельник, 15:07
Это и правда секрет. Я думала о Мэтте после нашего разговора… на танцах…
Понедельник, 15:08
О боже, ты хочешь новых отношений, чтобы забыть про Рене!
Понедельник, 15:08
Нет!
Может быть…
Какая разница, если так? Ну и что? Нам – семнадцать, мы же не будем сразу жениться на людях, с которыми встречаемся. Я просто развлекаюсь.
К тому же он горячий.
Понедельник, 15:09
Ага. Очень горячий. Особенно когда разбирался с Шарлоттой.
Понедельник, 15:09
Руки прочь!!! Думаешь, мне стоит попробовать?
Понедельник, 15:09
Это сделает тебя счастливой?
Понедельник, 15:10
Не знаю, Олли, я не чертов экстрасенс! Но все возможно.
Я рассмеялся. Вот это жизнь. Пробовать безумные вещи на тот случай, если они внезапно сделают тебя счастливой. Такой метод совершенно противоречил моей личной философии: я сто раз анализировал и рисковал лишь тогда, когда вероятность провала не превышала пяти процентов. Но вероятно, в подходе Лары имелось свое преимущество.
Понедельник, 15:10
Согласен. Конечно, попробуй. Веселись как можно больше, пока это не перестанет тебя радовать. А если такого никогда не случится, то не переживай. Все к лучшему.
Понедельник, 15:11
Ха. Я всегда как можно больше веселюсь. А в чем тогда смысл?
Я ухмыльнулся на ее ответ, открывая бедром входную дверь. С моего плеча начал спадать рюкзак, и я подпрыгнул, поправляя его, приземлился и замер, увидев сидящих в гостиной родителей.
Они оба должны находиться на работе.
Я дал рюкзаку соскользнуть с руки и упасть на пол у двери. Мне хотелось выбежать вон, сесть в машину и вернуться в недавнее прошлое. Потому что я с ужасающей уверенностью знал: я не готов к тому, что скажут родители.
Но я заставил себя войти в комнату, прошаркал к дивану и тяжело опустился на него.
Тишина.
Я заговорил первым, потому что мама и папа продолжали молча смотреть друг на друга, решая, кто первым сообщит мне новость. Будто им требовалось ее озвучить и я еще не знал, что грядет.
– Когда все случилось? – спросил я.
Как ни странно, они явно почувствовали облегчение. Наверное, из-за того, что никому из них не надо было говорить это вслух.
– В обеденное время, – сказал папа.
Ох. Обед. Она мертва уже несколько часов. А я даже не заметил катастрофических изменений. Я думал, что почувствую. Каким-то образом.
– У нее была тромбоэмболия лёгочной артерии. Нам в какой-то мере повезло, что все так произошло, – вымолвила мама напряженным голосом. – Это… ну… быстро. И нам… нам говорили, что ее здоровье ухудшается. И скоро ей будет очень больно. Очень больно, Олли. А она не хотела страдать. Никто не хочет. Нельзя так проводить последние недели своей жизни. А она провела последние недели с нами, гуляя, наслаждаясь едой, смеясь.
Я уставился в пол.
– Много людей в ее ситуации остаются с заблокированным кишечником. Все, что они могут делать в свои последние дни, – лежать в кровати и пускать слюну. Ужасный способ уйти… А Линде не пришлось испытывать это на себе, милый.
Она пыталась меня утешить? Просто ее голос был таким умоляющим, что скорее казалось, что она хочет сказать мне: «Да, это правда, но уж точно не худший день в нашей жизни».
Я открыл рот, но не сумел выдавить ни слова. Я прочистил горло и попытался снова.
– Понятно.
Мы опять сидели в тишине. Я думал, мы должны обнимать друг друга или всхлипывать, но я не мог плакать. Я был ошарашен – и все. Что мы должны теперь делать? Серьезно, что? Поехать успокаивать дядю Роя? Он вряд ли захочет нас видеть. Еще не время.
Тогда что? Обсудить наши любимые воспоминания про тетю Линду? О боже, нет, воспоминания, теперь у нас остались только воспоминания. Но и это не казалось настоящим. Все будто происходило с кем-то другим.
Ладно… А если… включить телевизор? Помыть посуду? Принять душ? Мне надо заняться домашней работой? Все стало каким-то неправильным.
Я ждал, когда мои родители подскажут, что делать дальше.
Вероятно, они тоже не знали, каким должен быть следующий шаг.
Мне стало слишком тяжело смотреть на их напряженные лица, поэтому я принялся глядеть на заусенец. Плохо ли то, что мне не было грустно? Значило ли это, что со мной что-то не так? Может, я – как главный персонаж из «Декстера»[29]. То есть у меня есть иммунитет к смерти и боли, и теоретически я способен до преклонных лет убивать людей, которые, как я считал, объективно заслуживали смерти, и мне бы это не причинило вреда.
Мама встала.
– Пойду и опять позвоню бабушке и дедушке, – пробормотала она.
Она имела в виду родителей отца. Ее мама и папа скончались, когда я был маленьким. Они зачали маму уже в зрелом возрасте, им было почти сорок.
А это означало, что из всей ее семьи осталась лишь она одна.
Мама поправила блузку и вышла из комнаты. На ней до сих пор была офисная одежда. Обычно скорбящих людей представляют в пижамах и вроде бы в халатах, а еще – с опухшими от слез глазами и красными пятнами на щеках.
Мамино лицо действительно было покрыто пятнами, но если не считать этого, она могла бы запросто провести сейчас деловую встречу и выглядеть совершенно уместно.
И отец – тоже. Я даже не смог определить, плакал ли он. Вообще ничего не заметил.
– Хочешь чего-то вкусного на ужин? – спросил он.
– Что, прости?
– Мы сегодня не будем готовить, но можешь выбрать. Купим все, что тебе захочется. Навынос, – добавил он.
– Э-э-э…
– Подумай. – Он встал. – Ты в порядке?
Нет. Да. Нет.
– Да.
– Прекрасно. Я разберусь с делами наверху. Дай мне знать, если тебе что-то понадобится, хорошо?
И он тоже сбежал.
Внизу остался только я, гостиная и огромная оглушающая тишина.
«Мне, наверное, надо кому-нибудь позвонить», – подумал я. Первыми на ум пришли Райан и Хейли, но я в последнее время редко с ними общался. Не то чтобы у нас возникли какие-то проблемы, мы просто стали отдаляться друг от друга.
С Ларой у нас не было такой дружбы. И с Нив.
Я мог бы позвонить Джульетт, но она в последнее время стала очень подавленной, и казалось несправедливым нагружать ее своими проблемами. К тому же она наверняка захочет утешить меня тем, что будет притворно веселой, или вытащит меня поесть мороженого, а мне не хотелось ни первого, ни второго. Ни сочувствия в придачу.
Чего мне тогда хотелось? Я же не мог позвонить кому-то, кто взмахнул бы рукой – и тетя Линда бы сразу ожила.
А помочь мне сейчас могло только это.
Мама спустилась вниз с флешкой и воткнула ее в телевизор.
– Что ты делаешь? – спросил я.
Она села рядом со мной и взяла пульт.
– Давай вспомним старые добрые времена.
Но это же – совсем не то, что я думаю?
– Мам…
– Тете Линде не понравилось бы, чтобы мы здесь кисли. Надо посмеяться. И увидеть что-то хорошее. Какие чудесные воспоминания она нам подарила…
На экране появилось видео: мы все в Сан-Хосе. И я помнил те дни. Тетя Линда и дядя Рой навестили нас, когда Кристе исполнился годик (задолго до рождения Дилана).
Они приехали летом и пробыли у нас около недели. Мне пришлось спать на диване, а они заняли мою комнату.
Видео началось с того, как тетя Линда кормила малышку Кристу, которая сидела на высоком стульчике. Она выглядела совсем по-другому.
Криста тоже, конечно, но я забыл, какими густыми были волосы у тети Линды. Ее кожа тогда загорела, и никаких морщин на ее лице я не заметил.
Тогда ей было около тридцати.
– О боже, Рой, не сейчас! – Она засмеялась в камеру, отталкивая ее от себя.
– Мы видим мать: ее одежда испачкана детской отрыжкой и измельченной едой, – произнес мужской голос: дядя Рой безуспешно пытался имитировать Дэвида Аттенборо[30]. – Так она маскируется в окружающей среде, чтобы подкрасться к своему детенышу. Обратите внимание: везде мы видим остатки измельченной еды вперемежку с отрыжкой.
– Я же говорю, это брокколи, – прозвучал мамин голос.
Камера повернулась и показала ее, печатающую что-то на ноутбуке. Наверное, рабочие сообщения. В тот год маму назначили менеджером в какой-то бухгалтерской компании, тогда ей еще нравилась такая роль. Я помнил, как она работала дома по вечерам (и в выходные), чтобы все успеть.