По всей вероятности, он остался при убеждении, что она сидит не только на травяных настойках, но решил не вдаваться. Выписывает рецепты, Хлое хочется заплакать, хотя она сама не понимает почему.
– Вы полагаете, что… у меня не в порядке с головой?
Он оглядывает ее с удивлением:
– Нет, мадам. Вы перевозбуждены и взвинчены, испытываете постоянное давление. Человеческий организм штука хрупкая, знаете ли. Позвольте себе сделать паузу. А если симптомы не пропадут, приходите снова ко мне. Договорились?
Она соглашается, дернув подбородком.
– И не надо так беспокоиться, – добавляет он, протягивая ей рецепты и освобождение от работы. – Все быстро придет в норму. При условии, что вы последуете моим советам.
– Я так и сделаю, доктор.
Дверца распахивается в ад.
Гроб проглочен пламенем, словно алой пастью чудовища.
Гомес задыхается. Ощущение, что это его сейчас будут жечь живьем в печи.
Дверца закрывается, глаза тоже. Но он представляет, видит и чувствует все. Сначала огонь, овладевающий саркофагом. Потом температура поднимается, становясь непереносимой.
Плоть плавится, пожираемая языками пламени.
Любовь его жизни обугливается, превращается в пепел, исходит дымом.
Он почти теряет сознание, так это больно.
Больше не увидеть ее улыбки, никогда.
Больше не услышать ее голоса, ее смеха. Никогда.
Больше не утонуть глазами в ее глазах.
Больше не почувствовать ее кожу пальцами или губами. Ее тело рядом со своим.
Никогда больше.
Абсолютная боль.
Хлоя долго колебалась. Ее отсутствие на работе именно сейчас будет ошибкой, и она это сознает. Но тип в белом халате сумел ее убедить.
Понедельник, около трех дня. Хлоя набирает номер мобильника Старика. Придумать что-то, как она это умеет. В любом случае, проверить он не сможет.
Ей даже удается изменить голос. «Оскар» за лучшую женскую роль.
Она описывает ему ситуацию. Грипп, высокая температура, головокружение. Она на ногах не стоит, а ведь хотела взять документы с собой. Ей очень жаль. Очень, очень жаль.
Пардье заверяет, что прекрасно все понимает, но Хлоя чувствует, что теряет баллы. Ничего не поделаешь, наверстает потом.
У нее целая неделя. Оазис или тяжкий переход через пустыню?
Отдалиться от всего, велел врач. Отдалиться от Тени.
Она сразу перезванивает Бертрану:
– Привет, дорогой мой…
– Что сказал доктор?
– Что я должна отдохнуть несколько дней. Что я переутомилась и все время нахожусь в стрессовом состоянии.
– Вот видишь! Я был прав. Ты согласилась, надеюсь?
– Да. Он велел уехать куда-нибудь на природу. Я подумала навестить родителей. Они живут в деревне, и я давно их не видела.
– Отличная мысль… А где именно они живут?
В затерянной деревушке, в двухстах километрах от Парижа. Описание, которое она ему выкладывает, достойно туристического агентства, хотя сама она всегда находила эту дыру ужасной.
– Ты… ты сможешь поехать со мной, а? – с надеждой спрашивает она.
Трудно себе в этом признаться, но неделя без него кажется сущим наказанием.
– Никак не получится, – извиняется Бертран. – Но если хочешь, я приеду туда на поезде и присоединюсь к тебе в следующие выходные. Заодно и с ними познакомлюсь.
– Да, было бы отлично. Можешь приехать в пятницу вечером, переночуешь там.
– Не стоит их стеснять, – возражает Бертран.
– Нет, не беспокойся… А я уеду завтра утром. Увидимся вечером?
– Конечно. Приеду после работы, рыбка моя. Все наладится, вот увидишь. Несколько дней вдали от Парижа живо поставят тебя на ноги!
– Я только надеюсь, что они не будут стоить мне директорского поста…
– Не думай об этом, дорогая. Вернешься и займешь то место, которого ты достойна.
Повесив трубку, Хлоя идет за чемоданом в гараж. Слесарь явится только в шесть, у нее есть время собрать вещи.
Выбирая, какую одежду взять с собой, Хлоя продолжает думать о Тени. Об этом незнакомце или, наоборот, старом знакомом, который решил превратить ее жизнь в кошмар. Будет ли он в ярости, что упустил ее, что она на несколько дней ускользнула из-под его власти? Отомстит ли по возвращении?
Если только не отследит ее.
Если только он вообще существует… Кроме как в ее голове.
Она предпочитает отбросить эти два варианта, один страшнее другого.
Глава 20
На какой-то момент он застывает перед шкафом в спальне.
Наконец берет джемпер, который она особенно любила. Подносит его к лицу, закрывает глаза и долгие минуты вдыхает запах. Стоя в пустой комнате с реликвией в руках.
Гомес не плакал с момента кремации. Больше сил нет.
Впрочем, сил нет ни на что. Только на боль. Но на это особых сил не нужно. Достаточно просто продолжать жить. Даже если наполовину, даже если это всего лишь иллюзия жизни.
Он садится на кровать с шерстяным джемпером в руках. Вокруг тишина.
Болезнь такая сука. Она забирает любимое существо.
Но не любовь.
Несмотря на таблетки, Хлоя спала плохо. Сон урывками, кошмары, которые смешивались с тяжелым бредом. С ожесточенными боями против армий кровожадных демонов. Но никакие бои не изгонят ее привычное наваждение. В начале и в конце ночи, словно открывая и закрывая скобку.
Жуткий вопль, тело летит в пустоту и разбивается у ее ног…
– Хорошо спала? – заботливо спросила Матильда.
Хлоя улыбнулась; странное ощущение завтракать в компании матери.
– Как дитя! – соврала она.
– Здесь тихо. По крайней мере, никто тебя не побеспокоит. Сможешь отдохнуть.
Это точно, гарантированная глухомань.
Ни автострады, ни скоростного шоссе, ни дорожного движения.
Ни бумаг, которые надо рассмотреть, ни телефонных звонков, которые необходимо сделать, ни мейлов, которые надо рассортировать.
Ни бешеной гонки с утра до вечера.
Птичье пенье, шум воды или ветра. У Хлои такое чувство, будто она укрылась в монастыре. Не так уж неприятно, между прочим. При условии, что ее вынужденный реабилитационный курс продлится не больше недели. Если дольше, она спятит. Натурально спятит.
– Я пригласила на вечер твою сестру с Арманом.
– Я думала зайти к ним повидаться, – поспешила вставить Хлоя. – Но ты хорошо сделала.
– А Лиза, хочешь, пойдем ее навестим? Ты не так часто здесь бываешь…
Рука Хлои сжала чашку.
– Лучше я схожу одна.
Матильда ни в чем ее не упрекнула, как всегда. Только добавила: Ей будет приятно.
Хлоя прекрасно знала, что нет. Тут и речи быть не может о приятности. Ни для нее, ни для Лизы.
Только мучение, долг, который она на себя взвалила. Наказание.
Постоянно наказывать себя. В конце концов, это ее вина. Пусть даже никто никогда ей этого не говорил.
Без сомнения, потому что она никому никогда не говорила.
– Бертран приедет за мной в пятницу, – объявила Хлоя, чтобы сменить тему.
Увидела, как в глазах матери вспыхнула улыбка.
– Вот мы и познакомимся, как я рада!
Хлое был понятен дальнейший ход ее мыслей. Надеюсь, этот-то наконец окажется тем, кто нужен. Тем, кто сумеет тебя удержать, у кого хватит мужества остаться с тобой.
Матильда занялась посудой. Хлоя смотрела на нее с глубокой нежностью. Мать казалась усталой, постаревшей, но по-прежнему элегантной. Одета она была просто, но элегантность не очень зависит от одежды. Это способ существования.
Хотя они не виделись уже полгода, Хлоя затруднилась бы сказать, действительно ли ей не хватало матери. Всегда тяжело возвращаться в родительский дом, в обстановку, которая равнозначна счастливому детству.
Пока однажды все не превратилось в ужас.
На кухне появился отец, вернувшийся с утренней прогулки. С тех пор как он бросил работу, это стало ритуалом. Каждое утро вставать спозаранку и отправляться бродить по полям.
– Привет, дочка, – бросил он, целуя Хлою.
– Привет, па…
Они никогда не знали, что сказать друг другу. Он, мрачноватый деревенский малый, скупой на слова и излияния чувств. Гордый успехами своей старшей дочери, но никогда этого не говоривший. Счастливый тем, что она здесь, хотя ни за что этого не покажет и не признается. Как если бы слова внушали ему страх. Как если бы чувства были слабостью.
Хлоя пошла в него. Во многом.
Он уселся напротив нее, налил себе кофе.
– Можно я завтра утром пойду с тобой? – с надеждой спросила Хлоя.
И мгновенно перестала понимать, зачем она это предложила.
Удивленный не меньше ее, он пожал плечами:
– Если хочешь, но я не буду дожидаться десяти часов, пока ты проснешься… И у тебя хоть есть нормальная обувка?
– У меня есть очень красивые зеленые лодочки на шпильках, – улыбнулась Хлоя. – Думаешь, подойдет?
Мать засмеялась, отец скривился.
– Если подвернешь ногу, не хнычь! – проворчал он.
– Ты понесешь меня на спине.
– Можешь не рассчитывать. Я уже слишком стар для такого.
– Нет же, – развеселилась Хлоя. – Сил тебе по-прежнему хватает, я уверена.
– Годы, дочка… Годы не знают жалости.
Дело не только в годах, подумала Хлоя.
В углу кухни появилась Тень. Возникшая из ниоткуда.
Нет, из моей головы. Возможно, больной.
– Вы не против пойти напиться?
Лавалю удалось убедить шефа открыть дверь квартиры, куда тот забился, как раненый зверь. Настоящий подвиг.
– Я знаю один симпатичный паб тут недалеко.
– А потом? Приведешь меня обратно и уложишь на диван? А если будешь совсем лапочкой, то стянешь с меня башмаки и подоткнешь одеяльце… А завтра утром у меня будет похмелье и желание проблеваться. Но лучше не станет. Ну и скажи на милость, что это даст?
Лаваль только вздохнул. Можно подумать, пьянка вообще может что-то дать. А в этом случае ничто не могло по-настоящему помочь.
– Ты зачем приперся, Пацан? Посмотреть, готов ли я вернуться на службу?