– Нет, конечно же нет! Слишком рано…
Гомес уселся прямо напротив и уперся в него язвительным взглядом.
– Слишком рано? Так ты полагаешь, что через месяц станет лучше? Или, может, через два? Или через шесть? Сколько, по твоей прикидке, мне осталось так мучиться? По-твоему, сколько времени я буду скорбеть?
Лаваль расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
– Не знаю.
На лице Гомеса появилась жутковатая улыбка. Того, кто страдает и хочет поделиться.
– Нет, ты не знаешь, лейтенант. Впрочем, ты ничего не знаешь. Лучше не станет и через десять лет. Лучше не станет никогда. Никогда, усек?
– Не говорите так, патрон.
– Я вернусь на следующей неделе, – холодно заявил Гомес. – Если окажусь таким трусом, что до того времени не разнесу себе череп. Устраивает тебя такой ответ?.. И не приходи сюда больше. Мне не нужна нянька.
Лаваль встал и натянул куртку.
– Ладно, майор. Как пожелаете. До следующей недели.
Гомес услышал, как дверь хлопнула чуть сильнее необходимого, и остался неподвижно сидеть в кресле в гостиной.
То, чего он боялся, случилось. Теперь ребята начнут его жалеть. Придется обращаться с ними еще жестче, чтобы избежать еще и этого оскорбительного сочувствия.
Наш милый Арман все такой же придурок.
С другой стороны, Хлоя спрашивает себя, а с какой стати ему меняться.
Сестра смотрит на него как на героя и наверняка каждый вечер падает перед ним на колени. Так с какого хрена он ударится в самокритику?
Хлоя мало говорила на протяжении всего ужина, который уже подходит к концу. Зато ее зять говорил за двоих. Даже за десятерых. Завладев беседой, он заставил ее крутиться вокруг единственно увлекательной темы: его самого.
Не следует забывать, что Арман – начальник. В его подчинении другие люди. Он истинный лидер.
Хлоя не раз испытывала желание весьма чувствительно его приложить, но воздерживалась. К чему начинать военные действия, это огорчит родителей. Улыбка матери достаточная награда за маленькую личную жертву.
Матери, которая закатила целый пир… Она просто счастлива, что все ее дети собрались за одним столом. Ну, положим, не все. Ведь одной не хватает.
Зато внуки здесь в полном составе. Которых Арман сделал Жюльете. Все трое… Трое шумных, беспокойных и эгоцентричных монстров.
Что поделать, дети! – думает Хлоя, внезапно испытывая радость, что у нее их нет.
Во всяком случае, таких. Я бы с ума сошла с тремя малышами на загривке. Которые вечно орут и каждую секунду тебя дергают. Ссорятся и хнычут. Все равно я не смогла бы ими заниматься, раз меня вечно нет дома.
На мгновение она восхищается сестрой. Но только на мгновение.
Как та могла выйти за подобного болвана? Наверняка в какой-то момент просто поплыла по течению. Бедная Жюльета. Ты достойна намного лучшего…
– А ты, Хлоя, что об этом думаешь? – спрашивает Арман.
Хлою грубо возвращают к реальности. Повисает молчание.
Вот только Хлоя представления не имеет, о чем говорил милый Арман.
– Прости, я отвлеклась… О чем ты говорил?
Свояк получает размашистую оплеуху. Она его не слушала? Крайнее оскорбление.
Хлоя дерзко ему улыбается.
– Ты отвлеклась? – повторяет он.
– Хло у нас такая мечтательная! – поспешно встревает Жюльета. – Вечно витает в облаках!
Хлое хочется расхохотаться. Это она-то витает в облаках?! Лучшая шутка за вечер.
– Я говорил о надежности французских машин, – уточняет явно уязвленный Арман.
Конечно же, что может быть интересней. И правда, ведь милый Арман работает в автосервисе.
– Я об этом ничего не знаю, – отвечает Хлоя. – Я езжу только на «мерседесах».
Гомес раздавил окурок на тротуаре. Вечер. Ему странно чувствовать себя на улице.
Он толкнул дверь в паб, и его немедленно захлестнула волна звуков. Смесь музыки, взрывов смеха и голосов.
Есть еще люди, которым хочется смеяться. Потому что они не знали Софи.
Он заметил устроившегося у стойки Лаваля. Он так и думал. И даже надеялся. Положил ему руку на плечо; Пацан обернулся и застыл.
– Патрон…
– Не называй меня так. Не здесь.
Гомес сделал знак бармену. Что он хочет выпить? «Десперадо»[12], конечно.
– Я знал, что найду тебя здесь.
– Я здесь часто, надо заметить.
– Лучше бы подыскал себе девушку, давно пора, – вздохнул Александр.
– Я вроде нашел, – признался лейтенант.
– Тогда чего ты здесь торчишь?
– Вас ждал.
– Расскажи мне.
– Что именно?
– Любовную историю… И красивую, пожалуйста.
На террасе она слушала ночь. Настоящую. Глубокую и тихую, не оскверненную огнями города. Дикую природную ночь, отдаленную от человека.
Опершись о перила, Хлоя смотрит на звезды. Несмотря на холод, эта маленькая пауза ее радует. Как давно она не любовалась звездами?
– Что ты делаешь?
Жюльета присоединяется к ней. Одиночество было недолгим.
– Тебе с нами скучно? Весь ужин ты сидела с надутым видом…
Челюсти Хлои сжимаются. Она поворачивается к младшей сестре. Та совсем на нее не похожа. Маленькая, кругленькая, со светлыми, коротко остриженными волосами.
– Я просто устала. И приехала сюда отдохнуть.
– Что случилось? Ты заболела? Мама сказала, что…
– Я не больна, – обрывает ее Хлоя. – Всего лишь профессиональный стресс. Ничего серьезного. Мне нужен был перерыв, и я воспользовалась этим, чтобы приехать сюда.
– И все же тебе следовало предупредить. Знаешь, родители устают. Особенно папа.
– И ты боишься, что от меня они устанут еще больше, да? Спасибо за комплимент!
– Что бы я ни сказала, ты все воспринимаешь в штыки, – вздыхает Жюльета.
– А как ты хочешь, чтобы я воспринимала? – усмехается Хлоя.
– Я только сказала… Ладно, не обращай внимания.
– Тебе неприятно, что я здесь, верно?
Подумать только, она сбежала на террасу, чтобы хоть пять минут побыть в покое. Не вышло.
– Не понимаю, с какой стати мне должно быть неприятно, – заверяет Жюльета.
– Лучше уж скажи сразу, что здесь никто не рад меня видеть, так будет яснее!
Жюльета долго смотрит ей в глаза, прежде чем ответить:
– Ты не изменилась! Думаешь, весь мир на тебя злится уж не знаю за что… Ты видишь врагов повсюду. Твоя вечная паранойя, бедная моя Хлоя.
Глава 21
Центр разместился в большом старинном здании, расположенном в глубине парка с чудесными густыми деревьями. Хлоя припарковала «ситроен» отца как можно ближе ко входу, но долго колебалась, прежде чем выйти из машины. Поправила прическу перед зеркалом заднего вида, проверила макияж. Как если бы ее внешность имела хоть какое-то значение.
Наконец она медленно направилась к дверям, ведущим в просторный, хорошо освещенный холл. Чистота и роскошь, которые ее успокаивают.
Пока что все шло хорошо.
Женщина-администратор за стойкой посылает ей дежурную, но милую улыбку.
– Здравствуйте, мадам, чем могу помочь?
– Здравствуйте, я…
Ее прерывают крики; в нескольких метрах от нее молодой человек, до того лежавший на банкетке, бросается на пол и разражается воплями, в которых звучит то ли ярость, то ли страх. Подбегает амбал в белом халате и не слишком ласково его поднимает, потом уводит по коридору.
Тишина, установившаяся после их исчезновения, не несет с собой никакого облегчения. Скорее, жестокость.
– Мадам? – повторяет администраторша, словно ничего не случилось.
– А… Я пришла повидать Элизабет Бошан.
– Вы знаете номер ее палаты?
– Нет, – признается она, опуская глаза.
А ведь Лиза живет здесь уже пять месяцев.
Скорее, влачит существование здесь.
– Палата пятьсот четыре, пятый этаж. Когда подниметесь наверх, отметьтесь в кабинете медсестер. Лифт вон там, слева. Приятного дня.
Хлоя вызывает лифт, но в тот момент, когда он приходит, сворачивает к лестнице. Может, чтобы потянуть время. Отдалить расплату.
На пятом, задыхаясь после тяжелого подъема, она отправляется искать пресловутый кабинет медсестер.
Первое, что Хлоя сразу же ощущает, – шок. Насколько внешний вид здания и холл были привлекательны, настолько этаж производит гнетущее впечатление. Потрескавшаяся плитка, облупившаяся краска на стенах, подтеки на потолке. И отвратительные запахи, смесь подогретого супа и дезинфицирующих средств, от которой ее начинает тошнить… Какое мерзкое место!
Она останавливается перед кабинетом, покашливает, чтобы обозначить свое присутствие. Две медсестры болтают за кофе, одна из них подходит к Хлое, не давая себе труда скрыть, что та ее побеспокоила.
– Я пришла повидать Лизу Бошан.
– Элизабет? Вы родственница?
Подозрительный взгляд.
– Я ее сестра.
– Вы не предупреждали о посещении…
С каких пор нужно записываться на прием, если хочешь навестить сестру?
– Она у себя в палате?
– Разумеется! А где ей еще быть? Это в конце коридора, палата пятьсот четыре.
Медсестра возвращается к своему кофе, а Хлоя к своему паломничеству.
В здании слишком сильно топят, она утирает лоб, прежде чем добирается до точки невозврата. Сделав глубокий вдох, стучит в дверь и заходит, не дожидаясь ответа.
В любом случае его не будет.
Хлоя застывает на пороге.
Лиза… Усажена в старое дерматиновое кресло. Голова свесилась набок, взгляд затерян в пустоте, рот приоткрыт.
– Ку-ку, Лиза, это я.
Голос у нее прерывается, сердце снова бьется с непозволительной скоростью. Она медленно подходит ближе, дурнота усиливается с каждым шагом.
Остатки последней трапезы размазаны по застиранной ночной рубашке Элизабет, которую так и оставили в кресле. Хлоя внезапно понимает, почему медсестре не понравился ее неожиданный визит.
– Господи, – бормочет она, поднося руку ко рту.