– Думаешь, я позволю тебе разрушить дело моих рук? Пока ты там, я лишен свободы действий. Значит, тебя нужно убрать. Потому что сейчас Хлоя почти готова, и я твердо намерен этим воспользоваться.
– Как? – спрашивает Александр, стараясь не показать, до какой степени ему плохо.
На этот раз в улыбке Квентина нет никакой напускной печали. Она просто ужасает.
– Она готова сорваться по-настоящему, я чувствую. А твоя смерть, хоть и непредвиденная, только ускорит дело. Она создала вокруг себя пустоту, спалилась в глазах копов. Совсем скоро она потеряет последние ориентиры. И тогда она будет моей. Я попользуюсь ею вволю, пока не надоест, можешь мне поверить. Я смогу делать с ней все, что захочу, никто ей не поверит. Пока ей самой не станет невыносимо видеть, во что она превратилась. Пока страх и одиночество не толкнут ее положить конец столь жалкому существованию…
Александру вдруг становится холодно. Он начинает дрожать. Взгляд синих глаз леденит его ужасом.
Он представляет, как этот взгляд погружается в запуганные глаза Хлои. Он представляет молодую женщину в его лапах. Одну, в его власти.
Медбрат снова отодвигается, обойдя вокруг дивана. Потом неожиданно отправляется в кухню, и Гомес слышит, как открывается холодильник.
Сейчас или никогда.
Он собирает все малые силы, которые в нем еще есть, и пытается подняться.
Мускулы ног отказываются подчиниться, челюсти сводит, дыхания не хватает. Руки остаются скованными за спинкой стула, от которой ему не удается отцепиться.
Он падает обратно. Возвращение на исходную позицию.
Новая попытка, пока за стеной слышно, как медбрат открывает банку кока-колы, продолжая свое описание идеального преступления.
– Мне интересно, как она закончит… Думаешь, она проглотит снотворное или предпочтет броситься под поезд? Если только не пустит себе пулю… Тебе следовало забрать у нее пистолет, Алекс. Очередной твой прокол.
Гомес снова пытается вытянуть ноги, боль чудовищная.
– Хотя девицы редко кончают с собой, используя огнестрельное оружие. Хотят сохранить в целости лицо, остаться красивыми и после смерти. Помню, я смотрел, как Лора выбрасывается из окна своей квартиры… Это было так прекрасно, ты представить себе не можешь!
Колени Александра подгибаются, он падает вперед, обрушиваясь на стеклянный журнальный столик, который разлетается под его весом с ужасным грохотом. «Зиг-зауэр» падает на ковер.
Слегка оглушенному Гомесу удается избавиться от стула в тот момент, когда вбегает Квентин. Медбрат застывает с открытым ртом.
– Вот дерьмо…
Гомес наклоняется, сжимает по-прежнему скованные кулаки. Он разгоняется, как настоящий бык на арене. Головой вперед он устремляется на цель и бьет прямо в грудину. У Квентина перехватывает дыхание, он впечатывается в стену и сползает на пол.
Но у быка шансов нет, это общеизвестно.
Александр хотел бы воспользоваться положением. Его противник на полу, лучший момент, чтобы покончить с ним. Ударом ноги, ударом каблука. Ударом чего угодно.
Вот только Александр больше ничего не может. Атака лишила его последних сил.
Он тоже валится, пока Квентин с трудом поднимается.
– Вот дерьмо, – повторяет тот, прикладывая руку к груди. – Черт, ну и силища у тебя…
Варфоломей постепенно восстанавливает дыхание, продолжая разглядывать стоящего на коленях в полуметре от него копа, который цепляется за остатки сознания.
– Ты что вытворяешь, Алекс? Посмотри на это бардак! И что я теперь должен делать?.. Хорошая попытка, но с тем, что сейчас в твоих венах, у тебя не было шансов. За остальное не беспокойся, я разберусь. Они ни хрена не заметят.
Гомес не шевелится, снова пытаясь собрать силы.
Почему мускулы его не слушаются?
Он видит, как медбрат берется за шприц, наполняет его оставшейся во флаконе жидкостью.
Видит, как приближается смерть без малейшей возможности ускользнуть от нее.
Он старается встать, но мертвая хватка давит на его плечи, прижимая к полу в позе молящегося. Игла мягко входит в яремную вену.
Эффект мгновенный. Гомес складывает оружие.
Квентин хватает его под мышки и титаническим усилием тащит по ковру, чтобы прислонить к дивану. Потом берет «зиг-зауэр», ставит на боевой взвод.
– Пора заканчивать, приятель. Ты такой шум устроил, что придется ускорить темп. Жаль, я еще столько хотел тебе рассказать…
Он достает из сумки глушитель, навинчивает его на ствол.
Неподвижно сидя на полу, Александр плачет.
В жуткой тишине слезы бегут по его парализованному лицу.
Гомес плачет, думая о Хлое, которую его неминуемая смерть оставит без защиты.
Он плачет, думая о Софи, которую его неминуемая смерть отправит в забвение.
Он плачет, потому что так и не узнает, выйдет ли Пацан из комы.
Господи, сделай так, чтобы он очнулся…
В жуткой тишине Гомес плачет. Просто потому, что боится умирать.
Один, как собака.
Невозможно уговорить палача, потому что он даже не может говорить.
Квентин разглядывает его несколько мгновений. Без ненависти и без сочувствия. Пустым взглядом.
Потом расстегивает наручники, берет правую руку копа и вкладывает в нее оружие.
– Ты должен помочь мне. Сожалею, но это для твоих дружков из научного отдела. Если у тебя не будет следов пороха на руке, они что-то заподозрят.
Он заставляет Гомеса согнуть палец на спусковом крючке, подносит его руку к виску, туда, где уже налился синяк.
Майор похож на марионетку, Варфоломей дергает за ниточки.
Спектакль подходит к концу.
– А я вот готов поспорить, что она бросится под поезд, – шепчет с улыбкой медбрат.
Последним усилием Гомес пытается отвести голову от дула. Но Квентин крепко держит его за волосы.
– Счастливого пути, герой…
Глаза Александра отчаянно ищут портрет на стене.
Увидеть ее в последний раз. Уйти с ней.
Наконец Софи улыбается ему. В тот момент, когда его палец вопреки воле жмет на гашетку.
Глава 56
У нее впечатление, что этот день никогда не кончится.
Хлоя тайком в энный раз поглядывает на часы. Но стрелки с коварным удовольствием застыли на месте.
Сидя напротив нее, клиенты не выказывают ни малейшего желания ускорить ход дела. Может, им нравится у нее в кабинете? Правда, она распахнула шторы, и приятный свет заливает комнату.
Пока оба мужчины, владелец сети ресторанов быстрого питания и его советник по связям, рассматривают проект предложения во всех подробностях, Хлоя думает об Александре.
По телу пробегает приятная дрожь, в улыбке проскальзывает желание.
Оно здесь, прямо под кожей.
Она с удовольствием бы послушала еще раз сообщение, которое он оставил ей ближе к полудню. То, как он сказал Целую тебя крепко… Как если бы он хотел сказать Люблю тебя, но не напрямую.
Она тоже хотела признаться ему в любви сегодня утром. Но сначала надо признаться самой себе.
Однажды, возможно. Очень скоро, возможно.
Наконец-то сложить оружие. Наконец-то сбросить доспехи.
Желание нарастает с каждой секундой. Теперь ее кожа пылает.
Желание прикоснуться к нему, раствориться в его объятиях. Она хочет его.
В последнее время ей хорошо только в его присутствии. И даже мысль о нем, уверенность, что она увидит его через несколько часов, немного успокаивает ее.
Потому что у нее во внутренностях будто скороварка на огне, каждое утро начинается с порции тротила, а вместо сердца бешеный зверек.
И с каждым днем все хуже. Особенно ближе к полудню.
Желание орать, разнести все вдребезги.
Перегретые нервы готовы лопнуть. Мускулы сводит каждые несколько секунд, словно она вставила пальцы в розетку. Страшная мигрень превращает ее череп в кастрюлю, где булькает дьявольское зелье.
Она подносит шариковую ручку к губам и методично грызет ее, даже не отдавая себе отчета. Советник по связям поднимает блеклые глаза над полукруглыми очочками, Хлоя поспешно отводит ручку от губ.
Это пятая встреча за день. С тех пор как Мартен был возведен в сан будущего президента, Хлоя тянет на себе всю работу. Как если бы была его шестеркой.
Кстати, именно ею она и стала.
Эти клиенты уже трижды просили переделать проект. Рутина.
Однако, когда они заводят старую песню, Хлое безумно хочется всадить остатки шариковой ручки одному из них в горло. Она изо всех сил сдерживается и даже пытается улыбаться.
Только ее улыбка больше похожа на смертельную угрозу.
Очередное Мы полагаемся на вас в надежде на скорейшее получение нового проекта действует на нее, как укус шершня.
Ей бы следовало ответить, что, конечно же, они могут на нее положиться, но она хранит молчание.
Рука у советника по связям влажная, Хлоя еле скрывает гримасу отвращения. Он наконец выходит из кабинета, но его патрон задерживается.
Что ему еще нужно?
Пригласить меня на ужин. Только этого не хватало!
И почему бы не в один из его вонючих ресторанов, раз уж на то пошло!
Хлоя отказывается, пренебрегая вежливостью; мужчина удивлен, но не желает признавать поражение. Он наверняка любит легкое сопротивление. В конце концов, он же собирается выложить агентству десятки тысяч евро, а потому уверен, что имеет право на бонус. На сладкий десерт к кофе.
На подарок от фирмы.
Вот у него руки не влажные. Но шаловливые.
Может, он вообразил, что разжег чувства очаровательной молодой женщины. Но на самом деле он разжег фитиль динамитной шашки. Которая сейчас взорвется прямо ему в морду.
Эхо от полученной им пощечины разносится по всему этажу. Разве что стены не задрожали.
Он впивается в Хлою глазами, та выдерживает взгляд. И, как если бы пощечины было недостаточно, добавляет последний удар:
– Решил, что кушать подано, недоумок? Ты хоть в зеркало утром посмотрел, когда брился? От тебя блевать тянет…
Лучше бы она дала вторую пощечину, было бы не так больно.
Король сэндвичей теряет дар речи на какие-то три секунды. Потом переходит в контратаку.