идя против нее, можно было здорово пострадать от ее тяжелого характера. Мы с Алечкой иногда за глаза даже шутили над ней. Если, бывало, не могли сами справиться с какой-нибудь санитаркой, шутя, говорили, что надо старшую натравить на нее. Вообще, профессия – старшая медсестра, это, пожалуй, отдельная личность по определению.
Помню, как однажды, уходя в отпуск, она оставила меня вместо себя. Это плюс к основной работе палатной медсестры. Это было что-то с чем-то. Мне казалось, никто из санитарок не хочет работать, все кругом пьют и мне с моей природной деликатностью с ними не справиться ни за что! Санитарки на всех этажах нашего отделения наплевали на меня, они меня не считали за человека, мои замечания по поводу их недозволенного поведения пропускали мимо ушей. Я помню, сколько унижений по поводу того, что санитарки нашего отделения ничего не делают, я вынесла на совещаниях у главного врача. Да, действительно, с нашими санитарками нужны такие старшие, как грозная Анастасия Валентиновна. Стоило только ей на этаж подняться, как санитарки зашуршали и приступили к своим обязанностям.
И, наконец, Алечка замыкала наш узкий круг. Случилось так, что мы с ней пришли в один день устраиваться на работу. В тот же день познакомились, и началась у нас с ней дружба. Занимая одинаковое положение в интернате, обе медсестры, только на разных этажах, обе новенькие, начинавшие с азов психиатрической медицины, мы понимали друг друга с полуслова. Мне она понравилась с самого начала. Мы в течение смены неоднократно встречались то на пятиминутке, то в аптеке, где получали лекарства каждый для своего отделения, но посидеть, поговорить нам не удавалось, некогда было. Но она работала, в отличие от меня, только днями. По два дня. И я ей предложила как-нибудь задержаться после смены, прийти ко мне на этаж, посидеть-поокать.
И вот однажды теплым летним вечером она решила задержаться. Мы с ней после того, как я уложила своих больных на ночь, сели на балконе медицинского кабинета, устрои лись на кушетке, вынесли стул, послуживший столом, и устроили банкет. Заранее купили бутылку хорошего марочного винца, закуску. Алечка, как оказалась, была гурманом. Она предпочитала только хорошие благородные напитки и соблюдала этикет сервировки стола.
Мы прекрасно провели вечер. Поначалу говорили об искусстве, о кино и прочитанных книгах, о театрах, любимых актерах. Затем, как это символично у всех медиков, разговор зашел на медицинскую тему, обсуждали препараты, профессиональные тонкости, обменивались опытом и, наконец, перешли на пациентов. Она рассказывала о курьезах своих больных на этаже. У нее был женский этаж. Сегодня днем она отпросилась у старшей медсестры на десять минут, чтобы сбегать в магазин. Рассказывала:
– Одеваюсь, а тут входит в кабинет Соколова. Прямо врывается и кричит: «Купи мне трахательный аппарат, я тебе заплачу!» И сует мне какую-то мелочь.
На самом деле эта просьба больной прозвучала гораздо грубее, открытым текстом. Подобных комичных и в то же время печальных ситуаций нам приходилось встречать немало.
Этот вечер скрепил нашу с Алей дружбу. Она не ограничивалась служебными отношениями. Мы часто выбирались куда-нибудь посидеть, ходили на выставки, в театры.
И, наконец, настал вечер новогоднего банкета в нашем интернате. Мы с Алечкой, как новенькие, решили сходить – на людей посмотреть и себя показать. Я купила вечернее платье. Наступал год змеи, и платье мое чем-то напоминало змею: стрейчевое, длинное, облегающее, с кружевами и бахромой на рукавах и внизу. Непонятного цвета, на бархатном темно-зеленом фоне какие-то разводы, которые блестели и выгодно подчеркивали линию талии. Чтобы в этом платье выглядеть соответственно фасону, мне пришлось десять дней поголодать. Я здорово похудела, скинула почти семь килограммов и стала гораздо стройнее. И платье мне было к лицу.
Мы собирались, как собираются на свою первую дискотеку совсем молоденькие девчонки. Волновались. Алечка распустила накрученные длинные волосы. Костюм на ней был до шокирующего безобразия короткий. Но она оказалась не робкого десятка.
Одевшись, закончив эпатажный праздничный марафет, мы перед выходом решили для завершения покрыть волосы лаком с блестками. Но баллон с лаком оказался бракованным, блестки не брызгались. Мы начали трясти его, вытащили насадку, думая, что она засорена, промыли ее, вставили и попробовали побрызгать. На этот раз получилось, но пошла сильная и толстая струя блесток. Машинально направляя поочередно друг на друга эту струю, весело, с хохотом, мы за считанные секунды обе оказались блестящими. Помимо волос блестело все: и одежда, и лицо, и шея, и плечи. Я растерялась:
– Алечка, смотри, мы с тобой, как клоуны. Что же будем делать?
– Да, наплевать, все-таки Новый год. Пойдем покорять народ, покажем, какие мы блестящие, а не серые.
Это было сказано и в шутку, и всерьез. И вот мы, такие шокирующие, вышли из кабинета. Персонал на этаже был потрясен, но во взглядах преобладало выражение восхищения и зависти. Некоторые начали шептаться и ухмыляться. Что ни говори, в нашем обществе да и в любом другом, наверно, тоже, не любят выделяющихся, не похожих на всех людей.
Зато в нас проснулся врожденный инстинкт противоречия, и мы дальше пошли покорять народ. Всем чертям назло.
Пока мы собирались, банкет уже начался. Когда мы открыли двери актового зала, все сидели за столами. На скрип двери все машинально повернули головы в ее сторону. Реакция мужской части зала сыграла в нашу пользу. Мы, сопровождаемые многочисленными взглядами, как победительницы конкурса «Мисс Вселенная», прошагали до первых свободных мест и присели. В зале были слышен шепот: интересовались нашими персонами. Во шороху навели!
Из нашего отделения больше желающих прийти на вечер не оказалось, кроме старшей медсестры. Все говорили, что там скука смертная. Мои две сменщицы-пенсионерки не хотели, потому что смена не их, а приезжать специально для банкета они считали – не стоит. А санитарки, все как одна, заявили, что там от души не напьешься, везде начальство, все бдят, а затем могут и вызвать на ковер для прочистки мозгов. И какой же это праздник, если потом приходится отвечать за свое празднование!
Позже начались танцы. Мы с Аллочкой, конечно, в числе первых пошли танцевать. К нам сначала подошла главный врач интерната. Женщина очень приятная, умная, кандидат наук, психиатр. Меня такие люди, как она, всегда покоряли. Я помню все ее лекции по психиатрии. Так интересно может говорить только человек, действительно увлеченный своим делом.
Она нас поздравила с Новым годом, спросила, как проходит адаптация в новом коллективе, и под конец, как бы между прочим, поинтересовалась:
– А что это за блестки у вас? Наверно, какие-нибудь дорогие, импортные? Вот, я брызгалась своими, брызгалась, а такого результата, как у вас, не добилась.
– Да нет, у нас тоже недорогие, – скромно ответили мы.
Затем подошла главная медсестра интерната:
– Девочки, что за блестки у вас, какие-то особенные, да?
Нам стало даже смешно.
А затем, когда мы танцевали в общем кругу, к нам присоединился какой-то презентабельный мужчина и, танцуя, сделал комплимент:
– Медсестры второго корпуса сегодня самые блестящие.
Боже, откуда такой галантный мужчина взялся в нашем интернате?!
На вечере, мне кажется, больше всех веселились мы с Аллочкой. Она до того разошлась, что осмелилась пригласить на медленный танец директора, нашего пожилого Дон Жуана. Ради прикола. И вообще, директор все-таки, в хозяйстве пригодится.
Продолжение банкета перенесли на этаж. К нам присоединились старшая медсестра, Анастасия Валентиновна, которую именно тогда я открыла для себя как очень отзывчивую, компанейскую, добросердечную. Веселая, она пригласила санитарку с этажа, с которой зачастую конфликтовала. На службе она была начальницей, требовательной и жесткой, а в неформальных обстоятельствах – душевной собеседницей, понимающей нелегкую долю нашего брата, женщин.
По случаю праздника все скинулись и отправили нас со старшей за провизией для продолжения банкета. На улице стояла снежная, но по-зимнему теплая погода. Мы с Анастасией Валентиновной с удовольствием прогулялись. На обратном пути в холле родного интерната встретили того презентабельного мужчину, который был на банкете. Анастасия и его пригласила к нам на этаж, и он с удовольствием принял приглашение. Продолжение оказалось интереснее самого банкета. Мы пели все хором. Затем почему-то состоялся откровенный разговор на тему «Первая любовь, первые поцелуи». Откровенничали все. Была обстановка теплая, доверчивая и располагала к такому разговору. Все рассказывали такие вещи, которые обычно годами держишь в себе, а бывает, подобные откровения не находят выхода и уходят вместе с человеком навсегда.
После того вечера я встречала презентабельного мужчину почти в каждую свою смену. Его звали Александром, и работал он у нас пожарным инспектором. В тот вечер я почувствовала неуловимые, исходящие от него флюиды. И каждый раз, когда он появлялся у нас на этаже, ощущала, как в воздухе витают те же самые токи.
Как-то вечером, уложив больных на ночь и переделав все свои дела, мы с моей санитаркой сели пить чай. И вдруг появился у нас на этаже этот мужчина. Они с санитаркой оказались из одних краев, и она на правах хороших знакомых пригласила его на чай. Он был легок в общении, весел, рассказывал анекдоты, немного кокетничал. В общем, был очень занимателен.
А позже мне моя Валечка, санитарка, сказала:
– Алина, ты ничего не замечаешь? Ведь Саша от тебя без ума.
– Да, брось ты! С чего ты взяла? – удивилась я.
– Неужели ты не видишь, как он на тебя смотрит? И только в твою смену напрашивается к нам на чай. А в другие смены приходит на этаж и не задерживается.
– Ну, это еще ни о чем говорит, – возразила я. – Мне, во всяком случае, ни о чем подобном, даже намеком.
Вообще ходили слухи, что он с Алей. Сама не раз слышала, как санитарки злословили в адрес Али, что она, например, задерживается на работе, потому что сегодня дежурит Саша. И мне всегда было обидно за Алю. У нее спрашивать, какие у них с Александром отношения, было бы просто некорректно. Захотела бы – сама рассказала.