— Да, я просто выиграла в лотерею.
Она коснулась бинта на лбу. Несколько швов и подозрение на легкое сотрясение мозга — вот и все, чем она отделалась после аварии. Синяки, ссадины и несколько швов.
— А как ваш супруг?
Чарлин не стала отвечать. Пулю из шеи Майку вынули; он еще не пришел в сознание, но врачи заверили — «худшее позади».
— Мистер Сайкс выживет, — сказал мужчина. — Благодаря вам. Он обязан вам жизнью. Еще несколько часов в той ванне, и…
Говоривший — видимо, полицейский — не закончил фразу. Чарлин обернулась и посмотрела на него. Да, коп. В форме. Судя по нашивке на рукаве, служит в Касслтонском полицейском управлении.
— Я уже все сказала полиции Хо-Хо-Кус, — произнесла Чарлин.
— Да, я знаю.
— И добавить мне нечего…
— Перлмуттер, — подсказал он. — Капитан Стюарт Перлмуттер.
Чарлин снова повернулась к кровати. Майк лежал без рубашки; внушительный живот ритмично приподнимался и опускался в такт дыханию. Даже вдох и выдох казались непомерной нагрузкой для раненого. Майку нужно лучше следить за собой. Хорошая жена должна была контролировать это.
— Кто присматривает за вашими детьми? — спросил Перлмуттер.
— Брат и невестка мужа.
— Я чем-нибудь могу вам помочь?
— Нет.
Чарлин переложила вялую ладонь Майка в другую руку.
— Я тут обдумывал ваше заявление…
Чарлин не ответила.
— Вы не против ответить еще на пару вопросов?
— Не понимаю…
— Что, простите?
— Я живу в Хо-Хо-Кус. При чем здесь касслтонская полиция?
— Мы им сейчас помогаем.
Она кивнула, хотя так и не поняла, в связи с чем их городскому отделению понадобилась помощь.
— Согласно вашему заявлению, вы выглянули из окна спальни и на дорожке перед черным ходом дома мистера Сайкса заметили брошенную там ключницу. Правильно?
— Да.
— И вызвали полицию?
— Да.
— Вы знакомы с мистером Сайксом?
Чарлин пожала плечами, не сводя глаз с поднимающегося и опускающегося живота Майка.
— Да нет, просто здороваемся при встрече.
— По-соседски?
— Да.
— Когда в последний раз вы с ним говорили?
— Никогда. Я ни разу с ним не говорила.
— Просто здоровались, потому что живете рядом?
Чарлин кивнула.
— И когда в последний раз?..
— Здоровались?
— Да.
— Ну, не знаю, может, неделю назад.
— Я немного запутался, миссис Суэйн, так что вы уж мне помогите. Вы заметили пустую ключницу на дорожке и сразу решили позвонить в полицию…
— Еще я заметила движение.
— Что?
— Я заметила движение в доме.
— В смысле по дому кто-то ходил?
— Да.
— А как вы узнали, что это не мистер Сайкс?
Чарлин обернулась:
— Я этого не знала. Но еще я заметила пустую ключницу.
— На видном месте на дорожке?
— Ну да.
— Понятно. И сложили два и два?
— Да.
Перлмуттер кивнул, словно его наконец озарило.
— Значит, если бы ключницу открыл мистер Сайкс, он не бросил бы ее на дорожку, так вы подумали?
Чарлин промолчала.
— Видите ли, миссис Суэйн, у меня кое-что не сходится. Почему человек, проникший в дом и напавший на мистера Сайкса, оставил ключницу на самом виду? По идее он должен был спрятать ее или взять с собой в дом.
Молчание.
— И вот еще что. Когда мы нашли мистера Сайкса, он уже примерно сутки находился в тяжелом состоянии. Неужели ключница столько часов провалялась на дорожке?
— Не знаю.
— Откуда ж вам знать, вы ведь не следили за домом соседа, верно?
Чарлин молча смотрела на капитана Перлмуттера.
— Почему вы с мужем поехали за человеком, проникшим в дом Сайкса?
— Я уже сказала другому полицейскому…
— Вы пытались помочь полиции не упустить злоумышленника.
— И еще я боялась…
— Чего?
— Что он догадается — это я позвонила в полицию.
— Почему вы так решили?
— Я выглянула в окно, когда подъехала полицейская машина. Он обернулся и заметил меня.
— И вы подумали, что он вернется за вами?
— Не знаю. Я испугалась, вот и все.
Перлмуттер снова кивнул:
— Что ж, это похоже на правду. Некоторые детали с трудом укладываются в логическое объяснение, но, с другой стороны, преступления редко выстраиваются в идеальную схему.
Чарлин отвернулась к Майку.
— Вы сказали, он ехал на «форде-виндстаре»?
— Да.
— Он выехал на нем из гаража?
— Да.
— Вы видели номер?
— Нет.
— Хм. Тогда почему вы так решили?
— Что решила?
— Что машина стояла в гараже?
— Понятия не имею. Может, потому, что ее нигде не было видно.
— А, тогда ясно.
Чарлин снова взяла мужа за руку. В последний раз они держались за руки два месяца назад, когда смотрели романтическую комедию с Мэг Райан. Майк питал непонятную слабость к «дамскому кино» — его глаза влажнели при просмотре даже плохих мелодрам. В жизни она видела, как он плачет всего однажды — на похоронах отца, но в темном зале кинотеатра лицо Майка дрожало, а из глаз текли слезы. Тем вечером он взял ее за руку, однако Чарлин — сейчас она вздрагивала при этом воспоминании — не растрогалась. Когда Майк попытался переплести их пальцы, Чарлин чуть напрягла ладонь, чтобы помешать ему. Вот как мало значил для нее этот располневший мужчина с зачесанными на лысину прядями, пытавшийся ее коснуться.
— Вы не могли бы сейчас уйти? — попросила она Перлмуттера.
— Не могу. Прошу меня понять.
Она прикрыла глаза.
— Я знаю о ваших проблемах с налогами.
Чарлин осталась неподвижной.
— Сегодня утром вы звонили в контору, где работает мистер Сайкс.
Она не отпускала руку, но ей показалось, что Майк попытался отстраниться.
— Миссис Суэйн?
— Не здесь, — сказала Чарлин, уронив руку и поднимаясь с кровати. — Не перед моим мужем.
Глава 22
Обитатели заведений для престарелых всегда дома и всегда рады гостям. На звонок Грейс ответила бойкая женщина:
— Дом социальной поддержки «Звездный свет».
— Можно узнать ваши часы посещений?
— У нас их нет! — радостно воскликнула собеседница.
— Как это?
— У нас нет специальных часов. Вы можете навещать нас двадцать четыре часа семь дней в неделю.
— Мне хотелось бы пообщаться с мистером Робертом Доддом.
— С Бобби? Давайте я соединю вас с его комнатой… Ой, нет, подождите, сейчас восемь, он на гимнастике. Бобби поддерживает себя в форме.
— А как можно договориться о посещении?
— Да зачем, просто приезжайте!
Дорога займет меньше двух часов. Проще съездить, чем пытаться объясниться по телефону, особенно если учесть, что Грейс понятия не имеет, о чем спрашивать отца погибшего журналиста. С пожилыми вообще лучше общаться лично.
— Не подскажете, утром он будет у себя?
— Конечно. Бобби уже два года не садится за руль. Он будет на месте.
— Спасибо.
— Вам спасибо за звонок.
За завтраком Макс запустил руку в недра пачки хлопьев «Кэп-н-кранч». Зрелище — ее ребенок пытается достать игрушку — заставило Грейс замолчать. Это было настолько привычно… Дети все чувствуют, но иногда они проявляют удивительное — и очень полезное — безразличие. Сейчас Грейс была за это благодарна.
— Ты уже достал игрушку, — сказала она.
Макс остановился:
— Достал?
— Сколько пачек, столько паршивых призов…
— Что?
В детстве Грейс сама с азартом искала в хлопьях эти дешевенькие игрушки. Причем в хлопьях этой же марки.
Нарезав банан, она смешала его с сухими хлопьями. Грейс всегда старалась схитрить, добавляя побольше банана и поменьше «Кэп-н-кранч». Одно время она сыпала «Чириос» — там меньше сахара, но Макс быстро раскусил это дело.
— Эмма! Вставай сейчас же!
Недовольное мычание. Дочь еще слишком мала, чтобы разыгрывать по утрам спектакль «то болит, сё болит». Грейс, помнится, начала выдумывать причины, чтобы не вставать, в старших, ну, может быть, средних классах, но не в восемь лет. Как давно нет ее родителей… Однако дети ее порой выкидывают такие штуки, что Грейс сразу вспоминаются отец и мать. Эмма надувала губы так похоже на то, как это делала ее бабка, которую она не знала, что Грейс иногда замирала на месте. А улыбка Макса была копией улыбки ее отца. Гены явственно проявились во внуках, и Грейс не могла определить, трогает это ее или отзывается в ней незабываемой болью.
— Эмма, я кому говорю!
Невнятное копошение, которое при желании можно трактовать как «ребенок встает».
Грейс начала собирать дочери ленч, Макс любил покупать обед в школе, и Грейс была двумя руками «за» — собирать ленч по утрам было для нее самым нелюбимым занятием. До недавних пор Эмма тоже обедала в школе, но в последнее время ей там разонравилось — новый непонятный запах в кафетерии вызывал такое отвращение, что у девочки случались позывы к рвоте. Эмма пробовала есть на улице, даже в холодную погоду, но запах, как вскоре она обнаружила, исходил и от еды. Теперь дочка являлась в столовую, помахивая контейнером с изображением Бэтмена.
— Эмма!
— Я здесь.
Дочь вошла в своем излюбленном прикиде спортивного сорванца: дурацкие шорты, синие высокие кроссовки «Конверс», фуфайка с эмблемой «Нью-Джерси нетс». Ходячее противоречие, Эмма наотрез отказывалась надевать что-нибудь, что хоть немного отдавало «девчатиной». Заставить ее надеть платье требовало изворотливости ближневосточных переговоров, причем нередко с тем же неожиданным результатом.
— С чем тебе сандвичи? — спросила Грейс.
— С арахисовым маслом и джемом.
Грейс молча смотрела на дочь.
— Что? — с невинным видом спросила Эмма.
— Ты сколько лет ходишь в эту школу?
— А?
— Четыре года, считая детский сад? Ты в третьем классе, значит, четыре года.
— И что?
— Сколько раз за четыре года ты просила в школу сандвичи с арахисовым маслом?
— Не знаю.
— Раз сто?
Эмма молча пожала плечами.
— И сколько раз я тебе говорила, что ваши школьные правила запрещают приносить арахисовое масло, потому что у некоторых детей на него аллергия?