– Если ты имеешь в виду снежную душу, то ее нет. Однажды я, правда, каталась на лыжах. Вернее, почти каталась. Надела ботинки. Но они оказались настолько неудобными, что у меня даже возник вопрос: неужели люди носят их по доброй воле, без пистолета у виска?
Я немного подумала, побарабанила пальцами по столу и решила продолжить.
– Когда-то у меня был еще Черный Барт, но он что-то давно не давал о себе знать, так что, вполне возможно, он со взрослыми не дружит.
– Черный Барт? Это что, твой внутренний... телохранитель? – Уайатт улыбнулся.
– Нет, он просто маньяк. Если бы ты осмелился тронуть хоть одну из моих Барби, то Барт моментально бы тебя прикончил.
– В играх, наверное, равных тебе не было и нет.
– Надеюсь, к девчачьим куклам у тебя претензий не возникает?
Лейтенант недоуменно посмотрел на лежавший перед ним блокнот. Казалось, он пытался вспомнить, каким образом разговор перешел с габаритных огней на Барби. Однако вернуться к основной теме не успел, как так официант принес заказ и аккуратно поставил перед нами тарелки, не забыв предупредить, что они горячие.
Лепешки тортилья предотвратили голодную смерть, но ощущения полной сытости не принесли. Поэтому одной рукой я жадно схватила буррито, а другой подвинула к себе несправедливо конфискованную «Маргариту». Равноценное владение обеими руками имеет свои несомненные плюсы. Писать левой я, к сожалению, не могу, но зато вполне способна вернуть похищенный коктейль.
Как я уже говорила, коктейль оказался не слишком крепким. Но зато его было много. Расправившись с буррито, я умудрилась высосать почти половину чаши и уже начала обретать ощущение счастья. Бладсуорт заплатил за обед, мы поднялись и пошли к машине. Не понимаю, зачем он всю дорогу так крепко меня обнимал: я не спотыкалась, не качалась и даже не пела.
В пикап Уайатт засунул меня так, словно сама я туда ни за что бы не влезла. В знак благодарности я одарила его шикарной улыбкой и положила руку на колено.
– Как насчет близких отношений, начальник? – Бладсуорт хмыкнул, пытаясь подавить смех.
– А ты не могла бы донести эту идею до дома?
– Пока доедем до дома, я протрезвею и вспомню массу причин, почему этого делать не следует.
– Но я все-таки попытаю счастья. – Он нежно меня поцеловал. – А вдруг повезет?
Ах да, шея. Уайатт знал о предательских свойствах моей шеи. Очевидно, придется разориться на водолазку, а может, даже и несколько.
К тому времени как мы переехали через мост в обратном направлении и вернулись в Райтсвилл-Бич, сияние счастья уже как-то померкло, оставив после себя лишь сонливость. Впрочем, мне удалось самостоятельно покинуть кабину и не слишком твердой походкой направиться к крыльцу. Неожиданно я оказалась на руках у Уайатта.
– Предложение все еще в силе?
– Извини. Радость жизни уже поблекла. Алкогольное вожделение выветривается быстро.
Лейтенант нес меня с такой легкостью, словно вовсе не ощущал веса, хотя миниатюрной меня назвать нельзя. Однако Бладсуорт был дюймов на десять выше и к тому же до сих пор оставался отличным спортсменом, а это означало, что он тяжелее меня минимум фунтов на восемьдесят, если не больше.
– Вот и хорошо. Предпочел бы, чтобы ты вожделела ко мне не только в пьяном виде.
– Способность соображать вернулась, а вместе с ней и прежние доводы. Не хочу заниматься сексом.
О Господи! Какая страшная ложь! Я безумно его желала, но из этого вовсе не следовало, что между нами непременно должно что-то произойти.
– Уверен, что смогу убедить свою девушку в необходимости изменить решение, – самонадеянно заявил Уайатт, открывая дверь. Домик ждал нас незапертым: ведь я очень спешила удрать от преследователя, а Уайатт торопился меня догнать.
Примерно через час я наконец обрела право на сон. Последней промелькнула мысль о полной бесполезности водолазки. Что шея? Чтобы сохранить способность владеть собой, придется покупать полный набор доспехов.
Глава 9
Проснулась я среди ночи. Было очень холодно и страшно. Холоду удивляться не приходилось, так как Уайатт повернул регулятор кондиционера наделение «мороз». Видимо, мне снился какой-то сон, потому что проснулась я от звука выстрела и не сразу поняла, где нахожусь.
Наверное, я что-то пробормотала или вздрогнула от испуга. Уайатт тут же сел в постели и абсолютно бодрым голосом спросил:
– Что с тобой?
Вопрос вернул меня к действительности. Я попыталась что-нибудь рассмотреть в темноте, но на фоне более светлого прямоугольника окна сумела различить лишь контуры сильного тела. Протянув руку, дотронулась до него и сразу почувствовала тепло обнаженного живота – как раз над прикрывающей бедра простыней. Прикосновение было неосознанным, импульсивным и отражало инстинктивную потребность в контакте.
– Холодно, – пробормотала я, и Уайатт тут же снова лег, прижал меня к себе и натянул одеяло. Я удобно устроилась, положив голову ему на плечо, а руку на грудь. Тепло и сила успокаивали, а столь реальное присутствие сильного мужчины внушало уверенность. Я вовсе не собиралась спать с Бладсуортом – вы понимаете, о чем речь, – потому что все еще отчаянно пыталась соблюсти принципы. Однако случилось так, что сон сморил меня прямо посреди жаркого спора, а Уайатт явно воспользовался моим бессознательным состоянием. Подозреваю, что тактический ход был тщательно рассчитан: изнурить меня сексом до такой степени, что глаза закрылись сами собой. Но сейчас, в ночной тьме, было безумно приятно лежать в обгятиях этого человека и чувствовать тепло и заботу. Это было то, что я отчаянно хотела получить от него раньше. И сейчас степень собственного счастья почти пугала.
– Что тебе снилось? – спросил Уайатт, легко и ласково меня обнимая. Глубокий голос уютно охрип от сна, а удивительная близость согревала подобно самому теплому и мягкому одеялу.
– Не знаю. Ничего не помню. Почему-то проснулась и никак не могла понять, где нахожусь. Да еще этот холод... Я что-то сказала?
– Нет, просто издала забавный звук, как будто испугалась.
– Мне показалось, что раздался громкий хлопок, но это могло и присниться.
– Я ничего не слышал. А что за хлопок?
– Похоже на выстрел.
– Нет, здесь ничего подобного не происходило. – Уайатт говорил абсолютно уверенно. Я решила, что, как полицейский, он должен разбираться в таких делах.
– Ну, тогда, наверное, мне снился сон об убийстве. Не могу ничего вспомнить. – Я зевнула и постаралась прижаться еще ближе. В этот момент и мелькнула искра воспоминания. Да, сон действительно снился, но убивали в нем не Николь, а меня. Но ведь до того, как полиция обнаружила тело Николь, я и не сомневалась, что стреляли именно в меня. Так что целых десять минут, до приезда копов, я умирала от ужаса.
– Подожди, кое-что вспоминается. Мне приснилось, что в меня стреляют, ведь поначалу это так и выглядело. Наверное, подсознание продолжает работать.
Объятие стало крепче.
– А что ты сделала после выстрела?
– Не поднимаясь, на корточках добралась до служебного входа, а потом заперла дверь и набрала номер 911.
– Молодец. Именно так и надо было действовать.
– Я испугалась до смерти, но изо всех сил пыталась держать себя в руках.
– Это только говорит о твоем здравомыслии.
– А также и о том, что Николь застрелила не я, так как я не выходила под дождь, чтобы выяснить обстановку, и осталась совершенно сухой. И все же я попросила копов провести тест на следы пороха, потому что очень устала и не хотела, чтобы меня отвезли в департамент и начали допрашивать. Правда, мои усилия оказались напрасными: благодаря тебе я все-таки оказалась там.
Это обстоятельство здорово меня расстраивало.
– Да, о тесте «на пудру» я слышал, – сухо заметил Уайатт. Похоже, ему казалось, что я разыгрывала роль тупой блондинки, чтобы отвести подозрения полицейских. Хотя понятия не имею, с чего он так решил.
Я продолжала рассуждать:
– Не понимаю, с какой стати этот сон приснился мне именно сегодня. Почему не в первую ночь? Это было бы естественнее.
– Ты очень устала. Что-то, наверное, снилось и тогда, но сны просто не запомнились.
– А вторая ночь? И о ней ничего не помню.
– То же самое. Долго ехала, а до этого еще и не выспалась. Усталость взяла свое.
От неубедительности объяснения я даже фыркнула.
– Ты что же думаешь, сегодня я не устала?
– То совсем иная усталость, – пояснил Уайатт внезапно потеплевшим голосом. – Тогда был стресс. Сегодня удовольствие.
Что верно, то верно. Даже споры с ним доставляли своеобразное наслаждение, поскольку были мне интересны. Немного тревожило то обстоятельство, что все битвы выигрывал противник, но сам процесс борьбы вдохновлял. Наверное, мотыльки тоже счастливы, когда летят прямо в огонь. Если бы Уайатт снова меня обжег, то просто не знаю, что бы я делала. Ведь он почти покорил и приручил меня, в результате чего я оказалась с ним в постели.
В отместку за страдания я постаралась ущипнуть Уайатта как можно больнее.
Он подпрыгнул.
– Ой! За что?
– За то, что затащил в постель даже без ухаживания, – с негодованием провозгласила я. – Заставляешь чувствовать себя слишком простой и доступной.
– Милая, в тебе нет ничего простого и доступного. Уж поверь мне. – Голос звучал серьезно.
– Нет, именно так и ведут себя доступные женщины. – Мне почти удалось заплакать. Что ж, если не дано выигрывать сражения, так стоит хоть немного помучить противника.
– Ты что, плачешь? – В вопросе послышалась искренняя тревога.
– Нет. – Ответ соответствовал правде. Но разве я виновата в том, что на коротком слове голос слегка дрогнул?
На лицо легла теплая рука.
– Нет, не плачешь.
– Я же сказала, что не плачу.
Черт возьми, неужели он ничего не принимает на веру? Как же тогда можно от него что-нибудь скрыть?
– Да, но ты заставила меня ощутить вину. Неужели не понятно, что если тебе чего-то действительно не хотелось, то надо было всего лишь твердо сказать «нет»?