Когда они остались в комнате вдвоем, Эстебан указал на складные стулья и прошел к ним. Он двигался, как должен был двигаться танцор: элегантно и с прекрасной выправкой. Как и на танцовщиках, которых он отпустил, на нем было одето трико, которое подчеркивало каждый мускул на его ногах и заднице. Но, в отличие от них, на нем была также одета обтягивающая майка, которая обрисовывала все мускулы на его груди. Его руки оставались открытыми, как и ступни.
Он сел, раздвинув ноги, поставив локти на колени и свесив кисти между ног. Это дало Барбаре возможность получше разглядеть его сокровища, чего она совсем не хотела, поэтому Хейверс поставила свой стул так, что те были закрыты.
Эстебан начал безо всякой преамбулы и не дожидаясь ее вопросов:
– Моя жена не знает, что у нас с Анжелиной что-то было. Я хотел бы, чтобы это так и осталось.
– Спорить бы я не рискнула, – ответила Барбара, – женщины не так уж глупы.
– Она не совсем женщина, – был его ответ. – В этом как раз часть проблемы. Вы с ней говорили?
– Нет еще.
– И не надо. Я расскажу все, что вам нужно. Я отвечу на ваши вопросы. Но не ввязывайте ее в это дело.
– В это дело? – переспросила Барбара.
– Не важно. Вы понимаете, что я имею в виду.
Он ждал, что Барбара даст ему определенные гарантии конфиденциальности. Поняв же, что этого не будет, выругался и сказал:
– Пойдемте со мной.
Танцор вышел из помещения, пересек приемную, отворил дверь и мотнул головой, приглашая Барбару заглянуть внутрь. Та увидела Далию Рурк с десятком маленьких девочек у станка, которых она пыталась поставить в изящные позы. Барбаре показалось, что это бесполезно. Всегда приятно знать, что настоящее, природное изящество в жизни не существует. Что касается Далии, она была худа, как скелет в рентгеновских лучах. Видимо, почувствовав, что за ней наблюдают, она повернулась к двери.
– Думает, что у дочери есть способности, – сказал Кастро, имея в виду Барбару. – Хотела, чтобы ее посмотрели.
Далия кивнула. Она осмотрела Барбару – казалось, без всякого интереса, – робко улыбнулась им обоим, а затем вернулась к своей работе с будущими балеринами.
Кастро опять прошел в свое помещение, закрыл дверь и произнес:
– Тело Далии функционирует только как тело балерины. Да ей и не надо, чтобы оно функционировало как-то иначе.
– Вы имеете в виду…
– Я имею в виду, что она перестала быть женщиной некоторое время назад. Это одна из основных причин, почему я сошелся с Анжелиной.
– Были и другие?
– А вы ее когда-нибудь встречали?
– Да.
– Ну, тогда вы все понимаете. Она очаровательна. Она чувственна. Она живая. А это очень привлекает. А теперь скажите, что, черт возьми, происходит и почему вы здесь?
– Вы выезжали из страны за последние тридцать дней?
– Конечно, нет. Я репетирую постановку «Ветра в ивах»[162]. Как я могу куда-то уехать? И я еще раз спрашиваю: что, черт возьми, происходит?
– Даже на уик-энд, погреться на солнышке?
– Это куда же? Испания, Португалия?
– Италия.
– Конечно, нет.
– А ваша жена?
– Далия участвует в постановке «Жизели» в Королевском балете. Она должна посещать там свои классы. У нее не остается времени ни на что, кроме как парить ноги дома, когда она не работает. Поэтому мой ответ: нет, и еще раз нет. И я больше ничего не скажу, пока вы не объясните мне, что происходит.
Чтобы показать, что он не шутит, Эстебан встал, прошел в центр комнаты и встал там, скрестив руки на груди. «Очень мужская поза», – подумала Барбара. Она не могла понять, сделал ли он это специально, полностью осознавая, что дала ему мать-природа.
– Дочь Анжелины Упман была похищена с рыночной площади в Лукке, в Италии, – объяснила она.
Кастро уставился на нее. Было видно, что он пытается понять связь между происшедшим и визитом к нему полицейского. Наконец он сказал:
– И что? Вы думаете, что это сделал я? Да я даже не знал ее дочь. Я никогда с ней не встречался. Зачем мне ее похищать?
– Все должно быть проверено. Это значит, что каждый, чья жизнь соприкасалась с жизнью Анжелины, тоже должен быть проверен. Я знаю, что она ушла от вас без объяснений. Вы могли слегка обидеться на это. Вы могли решить малость наказать ее, легонько отшлепать, образно говоря. Вы могли захотеть сыграть с ней в игры разума, как она играла с вами.
Кастро рассмеялся.
– Это никуда не приведет, сержант… – Он остановился.
– Хейверс, – сказала Барбара. – Полностью – детектив сержант Хейверс.
– Хейверс, – повторил он. – Детектив сержант Хейверс, полностью. Да не было никаких игр разума. Она была – она исчезла. Вот и всё.
– И вы даже не поинтересовались, куда она исчезла?
– Да у меня и прав таких не было. Я это знал, и она знала, что я знаю. Я не собирался оставлять Далию ради нее. А Анжелина не собиралась оставлять Ажара ради меня. Она уже раньше исчезала – где-то на год, – но потом вернулась, и мы вроде как восстановили наши отношения. Я думал, что на этот раз все произойдет так же.
– Хотите сказать, вы полагали, что она вернется?
– Раньше так и было.
– Значит, вы все знали про Ажара? Все то время, пока у вас были отношения? – Само по себе это ничего не значило, но Барбара должна была знать, хотя и понимала, что лучше будет, если это не будет иметь для нее никакого значения.
– Да, знал. Мы ничего не скрывали друг от друга.
– А Лоренцо Мура? Ее другой любовник? О нем вы тоже знали?
На это Кастро ничего не сказал. Он вернулся к стулу, на котором сидел, опять уселся на него, коротко рассмеялся и покачал головой. Барбара уже все поняла.
– Так она… – сказал он. – Она трахалась одновременно со всеми нами? Со всеми тремя?
– Получается так.
– Не знал. Но, сказать по правде, не очень удивлен.
– Почему?
Эстебан запустил пятерню в свои роскошные волосы и потянул, как будто это помогало крови прилить к мозгам.
– Пожалуй, так. Некоторым женщинам необходимы сильные эмоции. К ним относится и Анжелина. Жить с одним мужчиной? А где же тогда возбуждение и эмоции?
– Но, кажется, сейчас она живет с одним парнем.
– Ключевое слово – кажется, сержант. Ажару казалось, что она живет только с ним. Сейчас вам кажется, что она живет с этим итальянцем.
Барбара обдумала это, принимая во внимание все, что знала об Анжелине. Она знала, что эта женщина была прекрасной актрисой. Ее саму обмануло дружелюбие Анжелины и ее кажущаяся заинтересованность в личной жизни Барбары. Но в этом случае она ведь могла запудрить мозги и всем остальным окружающим? Хоть Барбара и не могла понять, как можно крутить любовь сразу с тремя одновременно, она должна была признать, что в случае с Анжелиной возможно все. Это она сама, Барбара, боялась бы произнести не то имя во время экстаза в постели. Хотя она вообще редко испытывала экстаз в постели.
– Сколько продолжались ваши отношения? – спросила она у Кастро.
– А это важно?
– Да нет, просто любопытно.
Он посмотрел на нее, а затем отвел взгляд.
– Не знаю. Несколько лет… Может быть, года два или три… Они то вспыхивали, то гасли.
– Как часто вы встречались, когда они «вспыхивали»?
– Обычно два раза в неделю. Иногда три.
– Где это происходило?
Еще один взгляд. Теперь Эстебан окинул Барбару взглядом с ног до головы.
– А это-то при чем?
– Опять простое любопытство. Люблю узнавать, как живут другие. Если вы, конечно, не возражаете.
Кастро отвернулся, сосредоточенно разглядывая свое отражение в зеркале напротив.
– Да где угодно, – ответил он. – На заднем сиденье машины, в такси; здесь, в студии, за кулисами театра в Вест-Энде, у меня дома, у нее дома, в каком-нибудь клубе чечеточников…
– Это должно было быть интересно, – прокомментировала Барбара.
– Ей нравился риск. Однажды мы сделали это в пешеходном переходе в Гринвиче. Анжелина была большой затейницей, и мне это в ней нравилось. Она полностью подчинена эмоциям. А эмоции зависят от возбуждения и тайны. Да, она в этом вся.
– Да, мне кажется, от такой женщины ни один мужик не откажется, – заметила Барбара. – Вы меня понимаете, полагаю. В любое время, в любом месте, в одежде и без нее, стоя, сидя, на коленях, как угодно… Мужикам ведь это нравится?
– Некоторым – да.
– А вы к таким относитесь?
– Я из Южной Америки, сержант. Как вы сами-то считаете?
– Думаю, что заменить Анжелину после того, как она исчезла, было бы сложно, – заметила Барбара. – Это действительно должно было разбить ваше сердце.
– Анжелину заменить невозможно. И, как я уже сказал, она еще вернется.
– Даже сейчас? Когда она в Италии? Когда она живет с Лоренцо Мурой?
– Не знаю. – Кастро посмотрел на свои часы и встал, готовый продолжить репетицию. – Думаю, что мне надо радоваться, что это продолжалось столько, сколько продолжалось, – добавил он. – Просто обдумайте все хорошенько. Да и Муре не мешало бы задуматься.
Апрель, 24-е
Хокстон, Лондон
Следующей по списку Барбары шла Батшеба Уард. Так как эта скользкая корова уже один раз ей наврала – что все больше и больше выглядело семейной привычкой, – жалеть ее Хейверс совсем не собиралась. Также она не собиралась больше давать инспектору Стюарту и суперинтенданту Ардери никаких поводов для замечаний. Поэтому Барбара встала очень рано для себя и направилась в Хокстон. По дороге она купила кофе и с удовольствием запила им громадный бутерброд с беконом. К моменту, когда сержант прибыла на Нуттал-стрит – место, где Батшеба обитала со своим мужем в квартире, расположенной в ухоженном здании из английского кирпича, – она была готова к борьбе.
В здании все еще спали, но это ее не удивило, так как часы показывали всего четверть седьмого. Барбара легко нашла квартиру Уардов и без перерыва давила на входной звонок у двери подъезда до тех пор, пока мужской голос в домофоне не взмолился: