Тишина стояла абсолютная. Ничто не нарушало абсолютного покоя этого места – лишь их машина, взбирающаяся вверх по дороге. С большим удивлением Линли и Ло Бьянко увидели громадную равнину, в конце которой возвышалась сама вилла Ривелли, распахнувшуюся перед ними сразу после того, как Сальваторе повернул направо и с трудом проехал в узкое отверстие в живой изгороди, находившееся в километре вниз по дороге. Кроме того, что вилла казалась совершенно покинутой, она совсем не походила на жилище монахинь, удалившихся от мирской суеты.
На фронтоне виллы располагались ниши, в которых находились античные мраморные скульптуры, и одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что они имели больше отношения к римским богам и богиням, чем к святым Римской католической церкви. Но не это удивило Сальваторе. Его удивили три машины carabinieri, стоящие перед зданием; а Линли их вид испугал и заставил подумать, что они все-таки опоздали.
Полицейские машины не могли появиться в отшельническом монастыре просто потому, что их водители постучали в дверь и подождали, пока их впустят. Женщины, живущие в монастыре, не принимали посетителей. Все говорило о том, что если здесь появились carabinieri, то лишь потому, что их вызвали. Именно с этими мыслями Ло Бьянко и Линли подошли к двум вооруженным офицерам, которые равнодушно рассматривали их сквозь очень темные очки.
Все произошло именно так, как предполагал Сальваторе. На эту удаленную виллу их привел телефонный звонок. Капитана Миренда впустили, и сейчас она, по-видимому, общается с тем, кто позвонил. А остальные… Они наслаждались видом окружающей их природы. Прекрасный вид в прекрасный день, не так ли? Так жалко, что люди, живущие здесь, не имеют возможности всем этим насладиться. Giardini, fontane, stagni, un bosco…[282] Офицер покачал головой, явно сожалея о такой расточительности.
– Dov’è l’ingresso?[283] – спросил его Сальваторе.
Ему казалось невероятным, что в монастырь можно было войти, просто постучав в громадные парадные двери. И он был прав. Старший офицер carabinieri обошла вокруг здания. Сальваторе и Линли поступили так же. Они увидели еще одного офицера, расположившегося у простой двери, к которой надо было спуститься на несколько ступенек. Ему они предъявили свои удостоверения.
Раньше в этой провинции полиция очень внимательно относилась к вопросу, на чьей территории произошло преступление. Поскольку существовало очень много различных отрядов полиции, территориальные войны между ними не были редкостью, когда дело касалось расследования преступлений. Очень часто тот отряд полиции, который первым прибывал на место преступления, и проводил потом все расследование. Особенно это соблюдалось в случае carabinieri и polizia di stato. Но сейчас, как выяснил Сальваторе, все сильно изменилось. После внимательного изучения их удостоверений и еще более внимательного рассматривания лиц, как будто на них была написана какая-то секретная информация, полицейский отошел в сторону и дал им пройти. Если они хотят войти в монастырь, то это их решение.
Линли и Ло Бьянко прошли через громадную кухню, в которой не было ни одного человека, и взобрались по каменной лестнице, сопровождаемые эхом своих шагов. Лестница привела их в коридор, который тоже был пуст. Они прошли по нему и, наконец, оказались в молельне, где свеча, горящая пред Святыми Дарами, была единственным доказательством того, что в здании кто-то был, потому что кто-то должен был ее зажечь – если, конечно, это не сделала капитан Миренда. Из комнаты вели четыре коридора, располагавшихся по углам – по одному из них они только что вошли. Сальваторе пытался решить, какой из оставшихся трех сможет вывести их к людям, когда услышал звуки женских голосов – тихий шепот среди того, что без этого было бы местом тишины и молитвы. Голоса сопровождались шагами. Кто-то сказал:
– Certo, certo. Non si preoccupi. Ha fatto bene[284].
Две женщины вышли из-за деревянных кружев, закрывавших вход в коридор, ближайший к алтарю. Одна из них куталась в накидку доминиканской монахини. Другая была одета в форму капитана carabinieri. Монашка внезапно остановилась, первой увидев двух мужчин, одетых в гражданское, стоявших в молельне монастыря. Она посмотрела назад, как будто хотела спрятаться в безопасности коридора, но в этот момент капитан резко заговорила:
– Chi sono?[285]
Она объяснила, что это отшельнический монастырь. Каким образом они смогли войти?
Сальваторе назвался и объяснил, кто такой Линли. Они приехали сюда, расследуя дело английской девочки, которая пропала с рынка в Лукке, и он уверен, что капитан Миренда слышала об этом преступлении.
Конечно, она слышала. И как могло быть иначе – ведь она, в отличие от монашки, отступившей в тень, не вела отшельнический образ жизни. Но она или была вызвана в монастырь совершенно по другому поводу, или не смогла соединить повод, по которому ее вызвали, с тем, что произошло значительно раньше на mercato в Лукке.
Монашка что-то прошептала. Ее лицо было полностью скрыто в тени.
Сальваторе объяснил, что ему с напарником придется переговорить с матерью-настоятельницей. Он хорошо понимает, что монахиням запрещено встречаться с посетителями из внешнего мира, особенно если эти посетители – мужчины, но сейчас был особый случай, потому что существовала прямая связь между молодой женщиной по имени Доменика Медичи и мужчиной, который увез маленькую девочку из Лукки.
Капитан Миренда посмотрела на монахиню и спросила:
– Che cosa vorrebbe fare?[286]
Сальваторе объяснил ей, что дело не в том, что монахиня хотела или не хотела сделать в данный момент. Вопрос касался совершенного преступления, и правила самого монастыря, в этом случае, не играли никакой роли. Где, спросил он, находится Доменика Медичи? Ее родители показали, что она живет здесь. Роберто Скуали погиб по пути сюда. Улики в машине доказывают, что в ней перевозили похищенного ребенка.
Капитан Миренда попросила их подождать в молельне. Это Сальваторе не понравилось, но он решил, что компромисс не помешает. Carabinieri направили по этому вызову женщину по вполне очевидным причинам, и если она могла открыть здесь необходимые двери, то он не возражал.
Капитан взяла монашку за руку, и вместе они скрылись за резной загородкой, из-за которой появились чуть раньше. Через несколько минут капитан вернулась, но сейчас с ней была совсем другая монахиня, и она не испугалась их присутствия, как первая. Капитан Миренда представила ее как мать-настоятельницу. Именно она вызвала carabinieri на виллу Ривелли.
– Вы хотите видеть Доменику Медичи? – спросила мать-настоятельница.
Она была высокой статной женщиной, без определенного возраста, в бело-черной накидке. Она носила очки без оправы, которые Сальваторе видел на монахинях в юности по телевизору. Тогда такие очки казались смешными – старина, давно вышедшая из моды. Сейчас же они были в тренде и выглядели модерновыми на фоне остальной одежды матери-настоятельницы. Сквозь стекла очков монахиня посмотрела на Сальваторе взглядом, который тот очень хорошо помнил еще со школьной скамьи. Этот взгляд требовал только правды и обещал, что любая ложь будет быстро раскрыта.
Ло Бьянко вспомнил, что узнал о Доменике Медичи от ее родителей: она жила на территории виллы Ривелли и работала кем-то вроде служительницы. Он добавил к этому то, что уже рассказал капитану Миренде. Это очень важное дело, заключил он. Речь шла об исчезновении ребенка.
Тогда заговорила женщина-полицейский:
– Доменика Медичи находится на территории монастыря. Но в его стенах нет никакого ребенка.
– Вы провели обыск? – спросил Сальваторе.
– В этом нет необходимости, – ответила капитан.
На секунду Ло Бьянко подумал, что она считает слова матери-настоятельницы достаточным доводом, и увидел, что Линли подумал то же самое, потому что тот пошевелился рядом с ним и произнес тихим голосом: «Strano»[287].
«Действительно странно», – подумал Сальваторе. Но мать-настоятельница все объяснила. «Здесь был ребенок», – сказала она. Из окон монастыря она сама лично видела и слышала девочку. Монахиня решила, что девочка была родственницей, которая приехала на время пожить у Доменики. Тем более что привез ее кузен Доменики. Она играла на территории виллы и помогала женщине в ее работе. То, что она может не быть членом семьи Доменики, никому в монастыре не пришло в голову.
– У них нет никаких контактов с внешним миром, – пояснила капитан Миренда. – Они не знали, что в Лукке пропала маленькая девочка.
Сальваторе чуть не спросил, зачем же тогда вызвали carabinieri. Но это оказалось не важно, так как тот же вопрос задал инспектор Линли. Из-за криков, спокойно объяснила им мать-настоятельница. И из-за той сказки, которую рассказала ей Доменика, когда за ней послали монахиню и хорошенько расспросили.
– Lei crede che la bambina sia sua[288], – опять вмешалась капитан Миренда.
«Ее собственный ребенок?» – подумал Сальваторе.
– Perchй? – спросил он.
– И pazza[289], – был ответ капитана.
Сальваторе знал из беседы с родителями Доменики, что девушка была не совсем в себе. Но вот то, что она поверила, что ребенок, привезенный ее кузеном, был ее собственным, разворачивало ситуацию под совсем другим углом. Доменика действительно была сумасшедшей, а не просто недоумком.
Тихий голос матери-настоятельницы дополнил остальные детали, которые и составляли информацию, что ей удалось получить, прежде чем она позвонила в полицию. Мужчина, который привез девочку на виллу, однажды обрюхатил Доменику. Ей тогда было семнадцать лет. Сейчас ей двадцать шесть. Для бедняжки возраст девочки показался подходящим. Но, конечно, малышка не была ее ребенком.