Место для будущего лагеря Виткас присмотрел, когда они летели на ковре-самолете – широкой пологий спуск с оттаявшим снегом. Это могло означать только одно: троица здесь останавливалась, а, значит, было где укрыться от оборотней и вампиров.
Так оно и оказалось.
Подниматься пришлось недолго. Вход в грот был узким, но сам он вместительный. Неподалеку нашли еще несколько углублений. Оборотни остались внизу, а часть поднялась выше. Вечером их как обычно накормили и напоили. С утра все оборотни остались на месте, но часть выглядела настолько сонными, что можно было подумать: приняли с утра на грудь сонного зелья. Иван выпросил ведро – и впервые за неделю помылись. Ожидание было тревожным. Они не видели своих почти неделю. Оборотни не рассказывали, что происходит в лагере, но две ночи слышали крики о помощи, и никто не сомневался, что сотня другая людей таинственно исчезла, бесследно растерзанная невиданным зверем.
К вечеру на место прибыли первые отряды людей.
Известие о гибели еще ста пятидесяти человек и пропаже тридцати пяти повергло в шок. Гибли иногда целым отрядом, по неизвестной причине, уходили на разведку и не возвращались, или людей внезапно отправляли по какому-то другому маршруту. И все возмущались, что что спасательная операция была организована только единожды.
Виткас и Валимир при известии о спасательной операции переглянулись. Неужели кто-то смог вырваться? Внушало надежду то, что спасатели вернулись с пустыми руками. Но не факт, могли по дороге съесть.
– Сейчас! Не возвращались! От зверей никто не ушел бы! – лицо Ивана исказила боль. Все пятеро понимали, что их оставили не просто так: или решили сожрать, или догадались, что водят за нос со студентами, или, наконец, пришло время посчитаться за побег Дана и Антона, которых так и не смогли найти.
– Бля, это могила, если мои математические способности никому не передать! – сокрушался Сапер, в миру Себастьян Собирайкин, нервно меряя грот шагами. – Эти подонки нас сразу раскусят.
– Если свидимся со своими, не раскусят, – нервно молвил Иван, то пристраиваясь к Саперу и тоже меряя грот шагами, то становясь у входа и вглядываясь вдаль.
– Летят! Наши летят! – наконец, радостно заорал Бабуин.
Два бинокля, выданные на группу, пошли по рукам. Кто-то кинулся подбрасывать дров, грея воду, кто-то вывесил в проеме спальник с опознавательными знаками.
Через час в пещеру набились люди, стало шумно. В грот влезло три отряда – человек шестьдесят. В тесноте, но не в обиде, зато быстрее надышали. Люди сразу же отправилась на ужин, остались только подрывники, несколько альпинистов и три геолога, которые пока ничем не занимались, просто шли вперед и несли вещи.
– Наша передовая позиция, – похвастал Бабеля, похлопав одного из оставшихся широкой ладонью по спине, отчего тот невольно полетел на шаг вперед, чертыхнувшись. Он был в возрасте, внушительных размеров, с квадратным широким лицом и крупным носом. Именно Бабеле Иван оставил записку, сунув в рукавицу.
Иван кивнул на Бабелю головой, представив Валимиру.
– Это братан мой!
– Ты всех родственников сюда собрал? – усмехнулся Валимир.
– Названный, – ответил дядя Иван, чтобы сразу не искал сходства. – Воевали мы с ним. Потом я сестру его, того… попортил чуток. Чуть не убили друг друга, а потом ничего, помирились. И породнились.
Все столпились около Бабели.
– В общем, так, – доложил он. – Сведения проверили. Все подтвердилось. Из зоны боевых действий вывели двадцать пять человек. Замуровали. Пещеру я сам нашел. Спиной закрывали, пока ребята по одному туда проносили еду и одежду. Там выход есть, но он далеко, не найдут. Похоже, меня за это и отправляют на ваше место. Мало людей, но многим лучше не говорить, о том, что тут происходит. Случай один был, действовали по схеме, парнишка пожалел одного, так он оборотнем оказался, эти твари приказали перерезать ему горло. И ведь перерезал, сученыш! И вот еще, мы таблетки украли, которыми нас на ночь поят, как скотину. Кому чай не достался, мы им по одной таблетке выдаем, – Бабеля грустно улыбнулся. – Так-то, Ваня…
– Так эти твари нас на ночь угоняют, а ночью пригоняют и режут, как свиней, – пожаловались ребята. – У нас теперь у каждого такая таблетка в кармане есть.
– Один отряд из тридцати человек сумел уйти в горы. Мы маршрут сразу наметили. Там пропасть, а внизу лава. По дороге ребята наши засели с автоматами. Мы их украли. Через пропасть веревку перебросили и дождались, когда пойдут, а после охрану в пропасть отбросали. А когда эти в погоню бросились, перерезали веревку. Двое наших, из альпинистов, оставили добрый знак – убитых нет. Ушли вместе с ними, а то там одни ботаники, пропадут. Но утром все равно пятнадцати человек не досчитались.
– Ну, пятнадцать не тридцать… В первую очередь молодых спасаем и самых ненужных… Еще двадцать в пропасть сорвались. Там небольшой разлом был, мы их спустили по веревке, а потом снег обвалили. Как они выберутся, не знаю, но первые веревку дергали так… – один из альпинистов изобразил троекратное подергивание, – значит, укрытие нашли… Продукты есть, лопаты есть – выберутся. Наших трое. Мы им все собрали, что у нас было. Итого семьдесят пять человек, капля в море, – он покачал головой. – Есть те, которые сами по себе бегут. Кто в пещере спрятался, кто в трещину свалился и голос не подал, кто по нужде отошел и не вернулся. Таких с полсотни человек, но сказать, что с ними и где они, не могу. Если человек был незаметным и сразу не схватились, бывает и погоню не посылают.
– Нас пока не трогают, – усмехнулся Бабеля. – Я им за место Бога. Они ж как люди не ходят! Кстати, познакомитесь с новыми ребятами. Андрея знаете, а Леля и Радик петардами баловались. Тут в других отрядах нормальные ребята есть, но двоим уже хана, а третьего сегодня с собой оставили. Он альпинист, а альпинистов и среди зверья много. Их тоже не жалеют. Сказал, подорвет себя, а живым не дастся.
Иван слушал последние сводки, облегченно вздыхая. Может, поживут еще.
– Сам-то ты как? – спросил тепло, обнимая Бабеля.
– Нормально, держимся. Ты ребят береги, не давай в обиду.
– Ох, у нас тут тоже новостей целый воз…
А поговорить, о чем было. Услышав про студентов, Бабеля сразу же отправился к старшему по подъему, и минут через тридцать вернулся радостный, приказав Саперу и Бабуину собираться. С ними пошли Леля и Радик. В группе Ивана остались Виткас, Андрей, Макс и Валимир. Валимир подробно рассказал про неугасимое дерево, показал стрелу и выдал по одной на руки. Дерево горело почти у всех, кроме одного.
Андреем расстроился.
– Я, наверное, оборотень, – признался он. – Меня в детстве собака покусала.
– Да нет, – внимательно рассматривая его лицо, сказал Валимир. – Оборотней не собаки кусают. Душу у него задрал другой оборотень или вампиры. Ты, скорее, вампир. Маска у тебя – ты сам… Только неправильный. Ну-ка вспоминай, может, помощь полумертвой девушке оказал…
Парень надолго задумался.
– Был такой случай. Дом один… взорвали. Нас вызвали причину установить. Помните, дядя Ваня, там пожарных не хватало, а я чувствую, там кто-то есть, ты пытался меня не пустить. А потом заметили, ноги торчат из-под балки. Я держу балку плечом и женщину пытаюсь вытащить, она стонет, а я ей: нормально, нормально все будет, будет у тебя все что захочешь, и свадьба, и муж богатый…
– А потом что с ней стало?
– Увезли ее на скорой.
– Ты ей хоть в лицо-то заглянул?
– Когда смотреть-то было?
– Ну ты! – расстроился Валимир. – Мимо души прошел! А если она калека? Ждет она тебя, нельзя тебе погибнуть. Многие могут, а ты нет.
– А я думаю, чего у меня и поясница во сне болит и ноги… – удивился и одновременно обрадовался парень. – Будто я сам там лежу. Постоянно снится, вижу себя во сне чужими глазами, – он сник. – Что, правда?
– Клянусь! Ты подумал о ней, а теперь попробуй, – Валимир протянул ему свою дубину.
Парень взял дубину, и она загорелась. Да так жарко, что многие отошли.
Андрей счастливо заулыбался.
– Прорвемся, – повеселел он.
– А на стенах кто писал, вы? – поинтересовался Бабеля.
– И мы, – признался Иван. – Но ты не пиши. Лучше не пиши. Мы и так знаем.
– А Манька, Борзеевич и Дьявол – это кто?
– Это проклятая, – пояснил Валимир. – Она как я, только хуже. Вот ты неприязнь почувствовал, когда меня увидел, – это у нас маска вампира на лице. А у них маски улыбаются и к себе манят – это мы там. Мы – души вампиров. Только ее достали, а меня пока нет, поэтому моя половина пока не вампир. Борзеевич тоже, наверное, проклятый. А Дьявол – Дьявол и есть. Древний Бог. Первый и последний. Он и любит, и не любит. И все на свете знает.
– Но он же злой! – удивился кто-то. – Чего он им помогает?
– Не больше, чем я и ты. Все в этом мире относительно. Нам кажется так, а ему так. Манька с Борзеевичем его любят, и он их любит. А не любил бы, не помогал бы. Но он не такой, как мы. Он учит не деньги любить, а плечо друга, руку помощи, жизнь, себя и душу. И убивать, если души уже нет, если вместо нее такая мразь, – Валимир неопределенно кивнул. – В данных обстоятельствах нам только Дьявол мог бы помочь, на Святых Отцов рассчитывать не приходится.
– Я тут такого насмотрелся, пожалуй, я тебе верю, – сказал один из сидевших в углу. Лицо у него густо заросло бородой. – Я тут сидел и думал, да как же они сволочи Бога-то могут позорить, ведь и эти… тоже с ними бывают. И грехи отпускают перед тем, как зарезать. Руку целовать суют.
– А это фишка такая, – рассмеялся Валимир. – Умирающий человек всегда или болен, или напуган. Пришел такой Святой Отец, руку положил, надавил, молитву прочитал, кто молитву его услышит? Не Дьявол, и не Бог, а душа, которая должна в огонь за своей душой идти, чтобы поднять ее из Ада, а там Отец Святой, который ум ей закрывает, живой еще. И получил он еще одну овцу, которая челом ему бьет, потому что там, за ним, смерть души. Попал человек в Ад, и некому ему помочь. Кто на Святого Отца руку поднимет? Что такое тайна исповеди? Пришел человек и сказал: я убил, а Церковь – Бог простит! И получилось – не плюй в вампира. Совесть человека мучает, а он совесть ему отрезает. Он не человека, он убийцу поднимает. Если человек не убивал, ему незачем искать батюшку. Или приходит нищенка, а тот отвечает: на все воля Божья – и умер человек, потому что некому помочь. Надо бы наоборот говорить: убийце – на все воля Божья, так не любит тебя, что попустил руке твоей, а нищенке – Бог простит нищету твою, что бы вампир знал, что не убита, и не упала.