Джефферсон, сам будучи членом Королевского общества с 1947 года, также направил поздравительное письмо Алану: «Я так рад; и я искренне надеюсь, что все ваши лампы светятся от удовлетворения, и передают сообщения, которые для вас означают удовольствие и гордость! (но вы не верьте этому!)».
Ему удалось запутать логический и физический уровень описания всего в одном предложении. Алан хотел бы сослаться на Джефферсона как «заблудшего старика», потому что тот никогда не понимал машинную модель ума, но Джефферсон, конечно, нашел меткое описание Алана, как «своего рода Шелли в науке». Помимо очевидных сходств, Шелли тоже жил в беспорядке, «хаос из груды навороченной химической аппаратуры, книг, электрических машин, незавершенных рукописей и мебели прожженной до дыр кислотами», и голос Шелли тоже был «мучительный, невыносимо пронзительный, резкий и несогласный». Также, они оба были в центре жизни – в кулуарах приличного общества. Но Шелли выбросило, а Алан продолжал пробиваться через трясину банальности среднего класса Великобритании. Его личные качества приглушает английское чувство юмора в стиле «смех сквозь слезы», и фильтруются через прозаичные конвенции институциональной науки».
Г-жа Тьюринг был очень горда получением титула, который поднял Алана до высоты Джорджа Джонстона Стоуни, и устроила вечеринку в Гилфорде, где ее друзья могли встретиться с ним – вряд ли с целью обратиться к Алану, который однажды спустя десять минут ушел молча с хересной вечеринки, на которую его пригласил брат. Его мать с трудом преодолела изумление от того, что важные персоны вполне могут лестно отзываться об ее Алане, но в этом отношении она делала успехи. Хотя Алан жаловался друзьям на ее покровительственную суетливость и религиозность, оставалось фактом то, что она была одной из тех немногих людей, кто проявлял интерес к его делам. В основном это выливалось в ее усилия по устройству личной жизни Алана, с указанием на правильный и неправильный способы выполнять рутинные обязанности.
Однажды случилось происшествие, на первый взгляд безобидное, но повлекшее за собой серьезные последствия.
По прибытии домой Алан обнаружил, что его дом обчистили. На следующий день Алан написал Фреду Клейтону о влиянии астрономии Древнего Мира. Объясняя значение знаков зодиака, он написал:
«Только что мой дом ограбили, а я до сих пор, буквально каждый час, вижу, что пропало что-то еще. К счастью, я застрахован, и из особо ценного ничего не украли. Но в целом ситуация очень тревожная, особенно учитывая, что меня недавно обокрали в Университете. Я уже каждую секунду жду, что мне вот-вот свалится кирпич на голову или еще что случится не менее «приятное».
Украли, впрочем, довольно жалкие предметы: рубашку, столовый нож, пару брюк, туфли какие-то, бритву, компас и даже открытую бутылку шерри. В общей сложности на 50 фунтов. Он написал заявление в полицию, и двое сотрудников приехали снять отпечатки в доме. Даже несмотря на это, Алан решил, что это может быть както связано с его новым другом Арнольдом. Обсудив ситуацию с адвокатом, которого посоветовал сосед Рой Уэбб, 1 февраля он написал Арнольду. В письме он напомнил о ситуации с кошельком, и что вне зависимости от того, правду тот сказал или нет, им лучше прекратить встречи и вообще какое-либо общение. И в каком-то даже детском тоне предъявил Арнольду должок в 7 фунтов. А также добавил, что не пустит на порог своего дома.
Но когда Арнольд на следующий же день 2 февраля позвонил ему, то Алан тут же сменил гнев на милость и принял его у себя. Арнольд долго и упорно доказывал свою непричастность к произошедшему, а потом воскликнул, что пойдет в полицию и ВСЕ РАССКАЖЕТ. Алан продолжил его провоцировать и сказал: «Делай, что угодно». Но это была пустая угроза, поскольку положение Алана делала его практически неуязвимым. Особенно по сравнению с положением Арнольда. Выплеснув злость, они продолжили общаться и между ними что-то промелькнуло. Наливая бокал Арнольду, Алан упомянул взлом, и у Арнольда был ответ на это. Он не знал, когда именно это произошло, но точно знал, кто мог это сделать. Поскольку однажды он рассказал своему приятелю Гарри о знакомстве с Аланом, тот (будучи в 21 год уволенным из национального флота) внимательно выслушал Арнольда, пропуская по бокальчику в кафе на Оксфорд Стрит. Общение было довольно бурное и шумное, в ходе которого Гарри предложил обнести дом Алана. И хотя Арнольд наотрез отказался в этом участвовать, он знал, что те не отступят.
Более того, между Аланом и Арнольдом вспыхнула дружба, очень даже эротического характера. Арнольд переспал с Аланом, хотя последнего ночью терзали сомнения: он хотел спуститься вниз и взять бокал Алана, чтобы занести в его в полицию стакан и сравнить с отпечатками пальцев взломщиков. На утро они вместе отправились в Уилмслоу, и Арнольд ждал снаружи, пока Алан зашел в отделение полиции, где поведал историю о возможных грабителях (ее они сочинили на ходу в отделение, чтобы не подставить Арнольда). Алан не требовал незамедлительного правосудия, но в соответствии с его внутренними принципами, оставить без внимания такую информацию было равносильно пойти на шантаж.
Арнольд со своей стороны пообещал сделать все возможное, чтобы разыскать украденное. И в самом деле, ему это удалось. Спустя несколько дней он написал письмо с информацией о местонахождении вещей Алана.
Полиции понадобилось немного времени, чтобы вычислить преступление Алана Тьюринга. Это было неизбежно после того, как он сообщил об ограблении. Полиции удалось найти отпечатки Гарри. Он уже был фигурантом другого дела и сделал заявление, которое отсылало к словам Арнольда о том, что у них с Аланом были «дела» у него дома. Поэтому Тьюринг решил сам во всем сознаться. На допросе присутствовали два детектива Уиллс и Риммер. Сам того не ведая, Алан сказал, что специально скрывал личность Арнольда, так как у него с ним была интрижка. В свое «оправдание» Алан заявил детективам, что Королевская комиссия собирается «легализовать» гомосексуализм. Однако он был не прав. Он даже не понял того, что теперь обвиняемым будет он. Масло в огонь подлило еще и то, КАК он говорил о своих «пристрастиях»: будто он делает правильные вещи.
Детективы не стали интересоваться всей его прошлой жизнью, они лишь сняли его отпечатки пальцев и сфотографировали его, чтобы проверить на наличие судимостей.
В субботу утром Уиллс арестовал Арнольда в Манчестере и в полицейском участке показал ему показания Алана.
Спустя три недели 27 февраля Алан и Арнольд предстали на слушании их дела. Уиллс зачитал обстоятельства ареста и их показания. Перекрестный допрос проводить не стали. Адвокат Алана добился его освобождения под залог, а Арнольд остался под стражей до суда.
Данная ситуации не особо освещалась в прессе, поэтому у Алана была возможность рассказать правду своим друзьям и семье самому.
В итоге Тьюрингу было предъявлено обвинение в непристойном поведении в соответствии с поправкой Лабушера. (Это название одного из разделов английского Акта 1885 года о поправках к уголовному законодательству, который расширял возможности судов по привлечению к ответственности гомосексуалистов. Названа по имени предложившего ее Генри Лабушера. Поправка была отменена после принятия Акта о половых преступлениях 1967 года, который частично декриминализовал гомосексуальность. – Ред.). Алану предложили выбор: сесть в тюрьму или согласиться на гормональную терапию. Алан выбрал инъекции гормонов, которые должны были подавить его либидо.
Летом 1952 года Алан отправился на каникулы в Норвегию. Он встретил несколько скандинавов, пять или шесть из которых дали ему свои адреса, один молодой человек по имени Чель просто поразил его. Потом он показал его фотографию Робину. Чель был кокетливым, но Алан показал свою волю и между ними толком ничего не произошло.
Робин убедил Алана поехать с ним на Британский математический коллоквиум весной 1952 года. Он проходил в Королевском военно-морском колледже в Гринвиче, а это значило, что у них был повод прокатиться на пароходе по Темзе. В Гринвиче Алан нашел интересные дикие цветы, там же в одном из баров произошел забавный случай. Когда Алан увидел направляющегося в его сторону скучного логика, он проскользнул в противоположную дверь и скрылся. К этому времени он уже обретал известность. Ему нравилось, когда говорили о его машине, но он не хотел, чтобы его везде останавливали для разговора.
Он больше любил разговаривать с Кристофером Стречи, который привнес глоток свежего воздуха в манчестерскую лабораторию из Кингс-колледжа. У них были похожие взгляды и одинаковое чувство юмора. Он разработал программу для игры в шашки, в которую играл все лето 1952 года. Это была первая автоматическая игра, которая реально была опробована. Они с Аланом также использовали программы, чтобы писать «любовные письма». Например:
«Дорогой,
Моя любовь льнет к твоим страстным желаниям. Моя симпатия жаждет твоего сердца. Ты моя симпатия и нежное пристрастие.
Тони Брукер написал программу, которая интерпретировала арифметику с плавающей точкой. Алан думал над этой программой в 1945-м, но так и не стал ее разрабатывать для Манчестера. Эта программа была основана на похожей работе, которую он выполнял в Кембридже над EDSAC. В 1952 году Алик Гленни пошел еще дальше и создал АВТОКОД, который, по сути, стал первым рабочим языком программирования на высоком уровне. Кристофер Стречи был очень воодушевлен этим проектом, так как он коррелировал с его идеями. Но Алана это не заинтересовало. Ему было бы интереснее, если бы программа могла делать алгебру, а не интерпретировать ее.
Алан упомянул о своей предложенной «реформе»
Дону Бейли, когда навестил его в Вобурн Сэндс, вблизи Блетчли, тем летом. Он оказал Дону помощь в области математики, но главной целью встречи в тот уикенд была попытка вернуть серебряные слитки. На этот раз Дон взял коммерческий детектор металла, и они отправились на его машине к мосту рядом с Шенли.