– Он тогда был мальчиком. Многое изменилось с тех пор, как мы в последний раз искали его.
– Но мы его найдем – как нашли тогда. – Дункан достал проектор и вызвал изображение. – Я проследил за его последними появлениями. Он как будто бы является в случайных местах, повсюду, то на одной планете, то на другой, связывается с людьми, которые вроде бы никак не связаны – ни сходством политических взглядов, ни очевидной враждой к Паулю. Я считаю, что у Бронсо есть своя сеть на лайнерах; он использует Гильдию, возможно, без ее ведома.
Гурни нахмурился.
– Когда мы с Джессикой летели на Арракис, мы видели один из его памфлетов, оставленный в пивной. По крайней мере некоторые вайку должны его поддерживать. Бронсо могут помогать тысячи сторонников, они раздают его прокламации случайным путешественникам, а те разносят их по всему миру, как собаки блох.
Эта мысль не удивила Дункана.
– Я уже выработал план. Нанял девятьсот подготовленных ментатов. Каждый запомнит внешность Бронсо по предоставленным Иксом материалам; за ним будут следить в космопортах, в городах – везде, где он может объявиться.
– Девятьсот ментатов? Боги внизу, я не знал, что ты можешь столько их набрать.
– Девятьсот. Если хоть один из них увидит Бронсо, он его узнает и тут же сообщит. – Дункан встал, прекращая встречу. – Я считаю, мы должны сосредоточить усилия здесь, в Арракисе. Так говорит мое чутье.
– Чутье? Вот сейчас я вижу прежнего Дункана. Ты правда считаешь, что он где-то здесь?
– Еще точнее – в Арракине.
Гурни наморщил лоб.
– Зачем Бронсо приходить сюда? Он знает, что здесь опасно. Это последнее место, где его можно ожидать.
– Именно поэтому я считаю, что он здесь или скоро будет здесь. Я предпринял тщательный анализ его перемещений и распространения его публикаций. Есть определенный рисунок. Я мог бы объяснить этот вывод ментата, но потребуется время.
Дункан поднял брови.
– Я верю твоим заключениям, хотя не понимаю их. А пока возобновлю свои старые связи с контрабандистами. Есть вероятность, что Бронсо обратится к ним за помощью – у его деда Доминика была обширная их сеть. В нее входил и я. Мы его найдем.
Дункан направился к выходу.
– Конечно, найдем. Его ресурсы не сравнятся с нашими. И, если мы с тобой будем работать вместе, против нас никто не устоит.
Гурни Халлек всегда был доволен, когда его хотела видеть Джессика. Она пригласила его встретиться в подземном ярусе дворца; в этих туннелях теперь помещались проходы к огромным цистернам, в которых хранилась вода для ежедневного использования тысячами жителей. Джессика недавно вернулась из пустыни, но ничего не рассказывала об этом.
Обычно, когда мать Муад'Диба переходила из покоев в покои или отправлялась в город, ее сопровождала многочисленная свита, но на этот раз Джессика всех разогнала, сказав, что должна без помех осмотреть хранилища воды. Гурни знал истинную причину, почему она пришла одна. Хотела спокойно поговорить с ним.
Он нашел ее в пустой темной комнате, освещенной редкими светошарами. В каменных туннелях было прохладно, и сами тени казались сырыми. Как музыку, Гурни слушал падение капель воды в резервуары, собиравшие влагу из залов наверху.
Благодаря долгосрочным планам Пардота Кайнса и его сына Лита фримены накопили огромные количества воды для будущего преобразования Арракиса. Эти огромные полимерные резервуары поразили бы обитателей старой Дюны. Такое количество воды доказывало могущество и славу Муад'Диба.
Джессика стояла спиной к нему. Ее бронзовые волосы были убраны в сложный узел, а в одежде и поведении странно сочетались фрименская практичность, консерватизм Бене Гессерит и царственная красота.
Прошло шестнадцать лет со дня смерти Лето, и все это время представления Гурни о Джессике менялись. Они уже давно друзья, и он не может отказаться от просыпающегося чувства к ней, хотя старается его не показывать. Он никогда не забывал, как они впервые встретились в пустыне: Гурни со своей шайкой контрабандистов, Пауль и Джессика с их фрименами; Гурни тогда попытался убить ее, убежденный, что она предала дом Атрейдесов. Поверив лжи Харконнена.
Теперь Гурни не сомневался в честности Джессики.
Стоя у цистерны, она повернулась к нему; ее лицо за прошедшие годы почти не изменилось, но не из-за обманывающих время приемов Бене Гессерит. Джессика просто была прекрасна, и ей не требовались химикалии или перемены в клетках, чтобы сохранить потрясающую внешность.
Он церемонно поклонился.
– Миледи, вызывала?
– Хочу попросить об услуге, Гурни, о чем-то очень важном и очень тайном.
Говоря с ним, она не использовала Голос и не применяла другие техники Бене Гессерит, но в это мгновение он сделал бы для нее, что угодно.
– Умру, но сделаю.
– Я не хочу, чтобы ты умер, Гурни. То, что у меня на уме, потребует тонкости и крайней осторожности, но я верю, что ты способен на это.
Он почувствовал, что краснеет.
– Ты оказываешь мне честь.
Он был не настолько глуп, чтобы думать, будто Джессике неведомы его чувства к ней, как бы он ни старался вести себя спокойно и держаться на почтительном расстоянии. Джессика училась у Бене Гессерит, она сама преподобная мать; она легко читает его настроения, как бы он их ни скрывал.
Но какую любовь он к ней испытывает? Самому Гурни это было неясно. Он любил ее как жену своего герцога и был верен ей – матери Пауля. Она привлекала его физически, в этом не было сомнений. Но все его чувства окрашивала верность дому Атрейдесов. Он спутник Джессики уже много лет; они друзья и партнеры и вместе правят Каладаном. Из уважения к герцогу Лето Гурни всегда подавлял романтические чувства к ней. Но прошло столько лет. Он одинок, и она одинока. Они подходят друг другу.
И, тем не менее, он не смеет…
Она оторвала его от этих мыслей.
– Алия попросила вас с Дунканом выследить Бронсо Иксианского.
– Да, миледи, и мы приложим все усилия. В это трудное время писания Бронсо порождают хаос.
– Так говорит моя дочь, и именно так она приказывает писать Ирулан. – Тревога прорезала лоб Джессики морщинками. – Но Алия понимает не все. То, о чем я тебя сейчас прошу, Гурни, я не смогу объяснить, потому что дала слово.
– Мне не нужны объяснения, только твои указания, миледи. Скажи, что тебе нужно.
Она шагнула шаг к нему, и он сосредоточился только на ней.
– Я хочу, чтобы ты не нашел Бронсо, Гурни. Будет трудно, потому что Дункан бросит на поиски все силы. Но у меня есть причины. Бронсо Иксианский должен продолжать свою работу.
Буря сомнений разразилась в душе у Гурни, но он заставил себя забыть о них.
– Я обещал не задавать вопросов. Это все, миледи?
Джессика внимательно посмотрела на него. Ее глаза, прежде чистого зеленого цвета, за прошедшие годы из-за употребляемой меланжи стали голубыми. Кроме того, ему показалось, что он заметил оттенок внимания к себе, больше обычного.
Джессика повернулась и посмотрела на каменную цистерну.
– Спасибо за то, что доверяешь мне, Гурни. Ты не представляешь, как я ценю это.
У зла нет ни лица, ни души.
Хотя все годы после изгнания из балутского Театра фрагментов Рейнвар Великолепный старался держаться незаметно, его труппа продолжала давать представления на окраинных планетах и одиночных аванпостах. Труппа перелетала из системы в систему, а вездесущие вайку следили за ее перемещениями.
Бронсо, кочевавший под вымышленными именами и в театральном гриме, всегда уважительно относился к руководителю труппы, ценя его редкий талант мастера-жонглера. Теперь ему понадобилась помощь Рейнвара Великолепного и его лицеделов.
Когда гильдейский корабль прибыл на далекую планету Извинор, иксианец с помощью скрэмблера личности выдал себя за пассажира эконом-класса и отправился на поверхность. Здесь он переоделся, снова сменил личность и стал бизнесменом в поисках выгодных вложений в будущее кифа.
Он уже связался предварительно с лагерем жонглеров и, когда шел к отелю, где была назначена встреча, видел плакаты и листовки, рекламирующие предстоящее представление. Он улыбнулся. Как будто ничего не изменилось.
– Это наш лучший отель, – сказал носильщик, вводя платформу с багажом Бронсо в вестибюль. Человек с гладким лицом, тонкими черными усиками и лысой головой, носильщик был из тех, кому можно дать от тридцати пяти до пятидесяти пяти лет.
Дверь за ними закрылась, носильщик начал деловито распаковывать вещи.
– У вас есть свежие фрукты? – спросил Бронсо.
– Созрели ягоды мамберри.
Носильщик начал развешивать в шкафу одежду Бронсо.
– Они слишком сладкие, на мой вкус. – После обмена паролями лицо носильщика начало меняться, и вскоре Бронсо увидел черты, которые помнил с юности. – Ага, теперь ты похож на Сиелто – но ты настоящий Сиелто?
– А кто настоящий? Каждый человек – в определенной степени иллюзия. Но… да, я Сиелто, которого ты помнишь. Рейнвар ждет тебя с нетерпением.
После лавирований по городу, возвращений, перемены одежды, Бронсо вместе с лицеделом наконец добрался до простого лагеря – те же палатки, что он помнил еще мальчиком, хотя теперь они гораздо потрепанней. Десять лицеделов тренировались на сухой траве, делая сальто и вращаясь друг вокруг Друга.
– Мы больше не играем во дворцах и театрах, – сказал знакомый густой голос, – но все же держимся.
Повернувшись лицом к предводителю жонглеров, Бронсо почувствовал, как с его плеч спадает бремя лет и обязанностей. Рейнвар был в своем знаменитом белом костюме, хотя цилиндра не было видно; в темных волосах лишь немного седины.
– За двадцать лет ты не постарел ни на день!
– Многое изменилось – только наружность осталась прежней. – Руководитель труппы жестом пригласил Бронсо пройти за ним в палатку директора. – А вы, молодой человек, стали большой знаменитостью. Я могу потерять голову только из-за того, что говорю с тобой. – Рейнвар пожал плечами – жест, умаляющий достоинство. – Хотя кое-кто утверждает, что это не стало бы большой потерей для вселенной. – Он вытянул руки, переплел пальцы и хрустнул костяшками. – В твоем сообщении говорится, что тебе нужна моя помощь. Хочешь снова поработать на сцене?